Хирург "на районе" - Дмитрий Правдин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я понял, что здесь все непросто, и попросил анестезиолога дать наркоз. И под общим обезболиванием извлек из верхней губы пострадавшего еще пять стеклянных осколков размерами от одного до полутора сантиметров!
Моя ошибка заключалась в том, что прежде я работал, обезболив пациента новокаином. Раствор анестетика, раздувая ткани, искажал анатомию губы и мешал определить осколки в межмышечном пространстве. Со временем инородные тела выходили из глубины под кожу, где их нащупывал наш герой. Больше он ко мне не обращался, по-видимому, осколки закончились.
После я проверил Порошка — тот по-прежнему ничего и слышать не хотел об операции в нашей больнице, и завалился спать на диван в ординаторской.
Хирург и эндоскопист санитарной авиации добрались до нас только под утро, через восемь часов с момента вызова. Порошок не отдал богу душу только благодаря вливанию крови. Правда, все, что мы вливали, тут же и выливалось, так что анализы после переливания крови оставались на исходном уровне.
— Да, действительно, кровотечение продолжается из большой каллезной язвы антрального отдела желудка. Просто удивительно, что вы до сих пор не умерли. Надо немедленно оперировать, — заключил эндоскопист после осмотра аппаратом желудка Порошка.
— Здесь я оперироваться не позволю, везите меня в область! — заявил упрямец.
— Мы можем вас не довезти, далеко и дорога плохая. Я заведующий абдоминальным отделением областной больницы, кандидат медицинских наук, специализируюсь на желудочно-кишечных кровотечениях, предлагаю оперироваться здесь, — предложил приезжий хирург.
— Нет! Здесь не дам!
Полчаса уговоров ни к чему не привели, Порошок стоял на своем. Наконец и санавиации стало ясно, что надо везти его в областную больницу. Кровь у них была с собой, так что Порошка с капельницей погрузили в машину и повезли.
Через неделю этот тип повторно поступил в наш стационар. Мне повезло снова оказаться на приеме.
Когда Порошка наконец доставили в областную больницу, он и там стал выкобениваться. Для начала заявил, что он не доверяет заведующему отделением. Кровотечение продолжалось. Пригласили главного хирурга области, но Порошок не доверился и ему. А кровь все вытекала. Созвали консилиум и пригласили двух профессоров, заведующих кафедрами факультетской и госпитальной хирургий местного мединститута. Порошок потребовал отправки в Москву самолетом.
Намучившись с ним, врачи применили новый тогда метод местного орошения язвы кровоостанавливающими средствами через эндоскоп, заведенный непосредственно в желудок. Наработок по этой методике еще не было, но кровотечение временно остановилось. Когда восполнили кровопотерю до нормальных показателей, Порошок попросился домой. Никто не стал его задерживать. Дали рекомендации по противоязвенному лечению и отправили домой, не забыв взять расписку об отказе от операции.
Порошок, вернувшись домой, на радостях влил себя пол-литра самогона и с рецидивным кровотечением был доставлен в наш доблестный хирургический стационар. Зонд в желудок, по нему — свежая кровь; значит, кровотечение продолжается.
— А я не доверяю вам. Вызывайте санавиацию, — затянул он старую песню.
Но мне уже было не до его капризов. Шел первый час ночи, двадцатью минутами раньше я закончил удалять острый аппендикс, мне предстояло еще час писать историю болезни. «Хватит, натерпелся от Порошка!» — подумал я, а руки действовали сами. Две весомые оплеухи вбили его в подушку по самые брови — я не ожидал от себя такой прыти.
— Все, сволочь! Мне начхать, доверяешь ты или нет! Сейчас быстро поедешь в операционную и попробуй только пикнуть! Все понял?
— Да, я все понял. Надо — оперируйте, — проблеял Порошок, привыкший, что все с ним сюсюкаются.
Это была моя вторая самостоятельная операция по удалению части желудка, и проходила она без заведующего. Ассистировала гинеколог. Я собрался, сосредоточился и провел операцию на достойном уровне, так как понимал: ошибусь — и ждут меня бо-о-ольшие неприятности.
К счастью и для меня, и для больного, все закончилось хорошо. Порошок поправился. Поначалу он пытался шантажировать меня, заявив, что всем расскажет, как я заставил его согласится на операцию. Но когда он узнал, что после операции вместо третьей группы инвалидности получит вторую, совсем повеселел и успокоился.
Через пару месяцев подвыпивший Порошок навестил меня. Объявил, что ему таки дали вторую группу, чему он несказанно рад, а посему зла на меня не держит, ябедничать никуда не побежит. И в знак особого расположения он даровал мне презент — бутылку «Агдама» в мятой прошлогодней газете. По его мнению, это был самый лучший напиток.
С выздоровлением Порошка можно спокойно поставить точку в этой главе и перейти к следующей. Да, а «Агдам» я выкинул в мусорный бак, предварительно разбив бутылку, чтобы никто не отравился, выпив сего зелья (очень плохое вино, приготавливают из порошков — заменителей с добавлением плохо очищенного спирта, весьма высок процент разного рода осложнений, вплоть до летального исхода, среди любителей «Агдама»).
Новый, 1996 год прошелся по стране тяжелым катком, ветер перемен докатился и до наших окраин. Работы было много, и мы не следили за страстями, бушевавшими в верхних эшелонах власти. Мы молча делали свое дело — помогали людям и за новогодними праздниками с их последствиями как-то упустили из виду происходившее вокруг.
Первые тревожные симптомы появились в начале февраля: нам сообщили, что нашу зарплату задерживают. Пятого февраля, в день получки, обрадовали: «Денег на зарплату нет!»
Ни на следующий день, ни через неделю, ни через две денег нам не выдали.
Было много недовольных, кое-кто предложил забастовать, как шахтеры. Но если рабочие и колхозники могут себе позволить такую роскошь, то мы просто не имеем права на это. Как медики могут бастовать?
Привезут, к примеру, больного с перитонитом. А мы ему: «Подожди, дорогой, у нас тут забастовка, пока нам деньги не выплатят, лечить тебя не будем». Так, что ли? А это уже уголовщиной попахивает: неоказание помощи! Можно и реальный срок получить.
Знавал я одного стоматолога, который ехал в поезде и хвастал попутчикам, что он крутой доктор. Внезапно в соседнем вагоне женщина начала рожать. По радио попросили подойти медиков, стоматолог идти отказался, заявив, что он спец по зубам, а не по другому месту. Роды осложнились кровотечением, мать и дитя едва не погибли, повезло, что нашелся военный хирург, ехавший этим поездом в отпуск. Он и остановил кровотечение и спас ребенка и мать.
На стоматолога написали жалобу и подвели под статью. Реального срока не дали, но лишили права заниматься медициной на три года. Никого не волновало, что он зубы лечит. Постоял бы рядом, хоть чем-то помог бы — думаю, итог был бы другим; а раз самоустранился — то это уже неоказание помощи!
Короче, нельзя нам было бастовать. А без зарплаты сидеть — можно. Хорошо, пациенты не давали умереть от голода. Как у Чехова, несли молоко, мясо, сало, птицу, овощи, иногда самогон. Денег у них у самих не водилось, но большинство жили на земле и кормились с нее.