Парадокс Ферми - Феликс Разумовский

— Внимание, начинается генное сканирование. Начинается генное сканирование.

Мгновением позже Гернухора скрутил приступ резкой тошноты.

«Тьма кромешная… — Сколько лет прошло, а выносить сканирование так и не сделалось легче. Он выругался, плюнул, вытер ладонью рот. — Совсем на безопасности помешались…»

Организм просто отказывался это выносить. А ведь впереди ещё, чтоб им рассыпаться, два створа: «Милосердный» и «Отзывчивый». Попались бы Гернухору те, кто дал им такие названия… В общем, когда планетоид наконец миновал периметр, подтвердил свой статус и пошёл на посадку, его обитатель чувствовал себя точно после допроса с пристрастием. Проклятая наследственность, особенности генома… Нет-нет, об этом лучше даже не думать. Лучше уж корчиться под сканерами в служебном планетоиде, чем вопить у биопотрошителей на допросном столе…

Между тем планетоид, легко танцуя на могучих волнах незримых полей, миновал силовой щит, скользнул в последний канал и наконец-то замер в посадочном ангаре. Включились сервомоторы, откинулась аппарель, по сторонам пандуса побежали сигнальные огни. Привет тебе, планета Храна!

Ну, планета — это так, мягко сказано. По сути — большой рукотворный астероид с искусственной гравитацией и такой же атмосферой. Огромный гвеллуриевый шар, летящий сквозь пространство. Самое омерзительное место, говорят, во всей Системе.

Остановившись в распахнутом шлюзе, Гернухор чуть помедлил, вздохнул, одёрнул парадный китель и шагнул наружу. Помимо медленно отступавшей тошноты, его мучила неизвестность. Простого сотенного командира не каждый день вызывают сюда, в цитадель, к самому министру безопасности. Зачем, спрашивается? Чего хорошего простому сотенному командиру ждать от такой встречи? Да ещё с его-то геномом?..

Из недр ангара выплыл дежурный гравикар. Чувствуя, что от его воли уже ничто не зависит, Гернухор занял сиденье. Впереди виднелся искусственный холм, над которым в неживой атмосфере реял стяг империи, — об этом заботилась специальная аэростанция. Тут же был устроен вход в секретный бункер, располагавшийся, как говорили, на страшной глубине. На какой именно, никто не знал, это была тщательно охраняемая государственная тайна: чтобы теоретический враг, вздумавший напасть, не сумел правильно рассчитать мощность удара.

— Прошу вас, сотенный командир. Сюда. — Боевой киборг в звании тысячника разблокировал массивную дверь и завёл Гернухора в капсулу бронированного лифта. — Пожалуйста, держитесь за поручень. Сейчас тронемся.

Предосторожность оказалась не лишней. Спуск выдался настолько стремительным, что заложило уши. Потом начался сложный лабиринт проходов, вышколенная охрана и… конечно же, сканеры. Ну вот дался же им всем его геном… Что самое забавное, ничего предосудительного они в нём не находили. «Только и умеете, что душу мотать… бездари…»

Наконец его мучения кончились — Гернухор попал в просторную приёмную с шикарной, словно из музея украденной, обстановкой. «А что, почём знать, откуда действительно…» Никаких боевых киборгов тут не было и в помине — только ослепительная блондинка-секретарша. Сразу чувствуется, естественнорождённая.

— Ваш чип, пожалуйста, — улыбнулась она, сверилась с планшеткой, взглянула на часы. — Его неудержимая доблесть примет вас через четырнадцать секунд. Начинаем отсчёт…

Ровно в срок грянул имперский гимн, подалась толстенная, страшно тяжёлая дверь — и стена разверзлась ходом в кабинет не меньше того ангара на посадочной площадке. Первым делом в глаза Гернухору бросился голографический, в три обыкновенных роста, портрет Президента. При тесаке, грозно сдвинутых бровях и парадном мундире главнокомандующего. На его фоне хозяин кабинета смотрелся сущим сморчком, а гигантский, богато украшенный стол низводил его вовсе до размеров бациллы. Тем не менее Гернухор, как полагается, начал строевой бег, потом перешёл на строевой шаг и лишь в ближних окрестностях стола, резко топнув, остановился — и отрапортовал по всей форме, так что в люстре зазвенели каменья.

— Ну что ж, здравствуй, сынок. — Министр окинул его испытующим взглядом, после чего поманил к столу толстым пальцем, на котором искрились сразу два переливчатых перстня. — Вот, посмотри. Только очень хорошо посмотри…

Голос его был тихим, интонация доброжелательной, и это настораживало. Высокое начальство, оно ведь как природная стихия. Сейчас светит солнышко, безоблачное небо, а через мгновение ураган. С громом и молниями.

— Услышано и понято, ваша доблесть, — ответил по уставу Гернухор.

Стремительно шагнул к столу, глянул… и похолодел. На ажурной, старинной работы, подставке для чтения лежало раскрытым его личное дело. Толстенное, в обложке из сверхпрочного армированного картона. Это была не просто книга. Это была книга практически неуничтожимая, и она содержала всю его жизнь. «Творцы, неужели всю? Неужели и про мою темную кровь там есть?.. Но тогда зачем потребовали к министру? Если бы прознали, тут бы сразу к биоследователям на стол… а потом — в имперский фонд органов. Оправдательных вердиктов для полукровок в природе не бывает. Это красным по черному в Конституции за…»

— Ну что, сынок, ознакомился? — прервал его панические размышления министр. Скривил губы, что должно было обозначать улыбку. Кашлянул и указал на стул. — А теперь садись. И послушай старшего. Очень хорошо послушай…

Стул тоже был явно скопирован с некоторых специфических приспособлений из арсенала следователей. Стоило сесть, и тотчас принялись мучительно затекать ноги, ягодицы, спина… «Молчи. Молчи и терпи…»

— Ты что же это думаешь, сынок? — Министр с явным удовольствием понаблюдал за мучениями Гернухора, хмыкнул и весело продолжал: — Думаешь, мы идиоты? Дегенераты? Дети ослоухого барана с Мерханы? Думаешь, мы не знаем, что ты сканеров не переносишь? Что корректоры пьёшь? Что редко употребляешь дивитол? Что в тебе течет кровь нашего злейшего врага?

«Вот оно», — похолодел Гернухор. Самое страшное. Здравой частью рассудка он рвался схватить этот самый стул (не приделанный к полу, он убедился) — и шарахнуть им стоявшего перед ним министра и… Однако что-то удержало его на месте. Бежать всё равно было некуда. Цитадель, она на то и цитадель — отсюда не убежишь.

— Всё это, сынок, мы знаем. Ты у нас здесь, — министр почти нежно погладил армированный картон, — весь с потрохами. Вот, извольте видеть: Президентов приют, Народная школа, Курсы нацбезопасности, Академия закона… Преддипломная практика в ранге истребителя, выпускное звание — младший боец. И ты понимаешь, сынок, что всё это значит? — поинтересовался министр и, не тратя времени на тщетное ожидание, ответил сам: — А это значит, что ты до сих пор жив, здоров и состоишь в рядах только потому, что это было нужно империи. Все эти годы тебя приберегали на самый крайний случай. И вот, сынок, этот самый крайний случай наступил…

«Вот бы началась война. — Гернухор сидел прямой как палка, и боль в затёкших ногах постепенно возвращалась к нему. — С нгирянами, марханами, сагейцами, да хоть с кем. Пойти добровольцем, улучить момент и сдаться. Хуже, чем в империи, уж всяко не будет. Чин вице-сотника, связи, возможности, служебный гравилёт… да ну их во Тьму! Разве это достойная плата за постоянный страх? Страх быть узнанным, страх посторонних глаз, норовящих заглянуть в твоё естество. Мутант-полукровка в рядах войск Закона и Порядка!.. Да за такое не то что к биоследователям на стол — кастрируют и выпотрошат живьём. Да ещё и публично, чтоб другим неповадно было… И никто даже не спросит, чем он виноват, этот мутант? Был у него выбор? Сиротство, приют, академия, шевроны бойца… Спасибо, отечество… Изначально виноватым так легко управлять…»