Два чуда для Папы Мороза - Вероника Лесневская

Ощущение такое, будто мы с мальчишками получили нечто долгожданное, но запретное. Роюсь в глубинах сознания, но боль в висках и темени вынуждает меня прекратить. Не следует сейчас перенапрягаться – боюсь в больницу попасть вновь.

- Подалки под елкой! – восхищенно орет Митя. - Вот это пода-алок. Настояхий – судя по всему, щенка гладит.

Впитываю довольные возгласы, пока Ник помогает мне снять верхнюю одежду.

- Очешуеть, а у меня телефон, - выдает Коля.

- «Очешуеть»? – шиплю на мужа и по плечу его хлопаю возмущенно. Чему он мальчишек учит?

- Это не я, - руки поднимает, будто сдаваясь. – Толик при них сериал смотрел. Фантастический, ничего такого, - спотыкается о мой осуждающий взгляд. – Виноват, не уследил, - чеканит он.

- Толик? – свожу брови. – Не помню, кто это.

- Коллега, - Ник прячет взгляд. – Не важно. Потом познакомишься. Хм… То есть… вспомнишь.

Пожимаю плечами, не обращая особого внимания на растерянность мужа. Ему нелегко со мной - такой беспомощной и бесполезной.

– Ничёси, этот телефон точно не сломаю, - продолжает радоваться Коля.

- Сломаес, - ехидно младший брат тянет. – Письмо Деду Мог'озу лаботает!

- Пф, так это не Дед, а Папа Мороз работает, - фыркает старший, и хочется по попе его шлепнуть, чтобы веру в волшебство не разрушал. Но я лишь глупо улыбаюсь.

- Эй, стой! – орут оба истошно, и я вздрагиваю.

Пячусь машинально, когда в коридор выбегает крохотный йорк-терьер. На его боку висит бант, наполовину сгрызанный. «Страшный зверь» летит прямо на меня.

Ойкаю от неожиданности и, сделав еще шаг назад, упираюсь спиной в стальную грудь, что вздымается чаще и ощутимее, стоит мне прижаться плотнее. Муж выше меня, мощнее – и в его руках чувствую себя маленькой и хрупкой.

Никита проводит огромными ладонями по моей тонкой талии, усмехается, обдавая горячим дыханием макушку. Кажется, на секунду губами касается и вбирает запах моих волос. Боже, я ведь лекарствами пропитана насквозь. Ходячая аптечка, а не женщина! Но мужу все равно – он не спешит отпускать меня.

- Убежит, - орет Коля.

- Две-ель, - мчится Митя.

Ник реагирует незамедлительно, закрывает квартиру, а потом обходит меня и приседает перед щенком, перехватывая его. Треплет его по шерстке, за ушами почесывает, позволяет лизнуть руку. Муж выглядит добрым... Но что же так противно скребет внутри меня?

Пугаюсь своего голоса, когда вместо меня будто другой кто-то говорит:

- У тебя же аллергия на собак…

Никита

Аллергия на собак…

Неожиданно. Черт, что еще с этим Солнцевым не так? Даже находясь бес знает где, продолжает подставлять меня.

- Вернуть придется? – вздыхает Коля, заполняя неловкую паузу, и рядом со мной присаживается. С грустью проводит ручкой по светло-бежевой, покрытой коричневыми пятнами, шерсти.

- Нет! Это Дин, - топает ногой Митя.

Нагло отталкивает брата – и щенка на руки берет. Пока Дин выкручивается из слабых детских объятий, то и дело облизывая все, что под язык попадет, Митя тащит его в комнату. Коля плетется следом.

Опять ведь расплачутся оба, как после того идиотского мультика, где пес умер и в рай попал. Кто только снимает такую чушь? А мне потом полвечера Митю и Колю успокаивать пришлось. При том, что я совершенно не умею с малышней обращаться, тем более ревущей. Лучше бы пацаны с Толиком дальше сериал смотрели – меньше стресса и мне, и им…

Нет, к дьяволу конспирацию. По поводу аллергии совру что-нибудь, но сейчас…

- Все в порядке, пес остается, - кричу им вслед.

Выпрямляюсь и, развернувшись к Яре, руки в карманы складываю. Пока лихорадочно соображаю, как объяснить свое «чудесное исцеление» от аллергии, она избавляет меня от необходимости лгать.

- Опять я ошиблась, да? – нервно сипит и губки кусает. И без того красные после мороза. – Извини, одни хлопоты от меня, - печально глаза в пол устремляет.

Согласен, хлопот мне Яра добавила. И спокойствие забрала. Не знаю, как выдержу эти дни с ней под одной крышей.

В интересах дела, чтобы жена Солнцева как можно быстрее вспомнила все. Но в моих ли?

- А маме где подалок? – возмущенно вопит Митя из комнаты, а следом раздается собачий лай.

Укладываю ладонь Яре на поясницу – и подталкиваю ее вглубь квартиры. Как бы невзначай скольжу пальцами по хрупкой спинке вверх. Мне нравится ее касаться, оберегать, хоть и нельзя…

- Мама плохо себя вела, - ехидничает Коля, когда мы переступаем порог. – А правда, Папа Мороз, что маме? – прищуривается.

- Не наглейте! – отчитывает их Яра, а сама краснеет и пальчики заламывает. – Не нужно ничего, - врет, при этом взгляд скрывая.

Стеснительная, наивная, нежная… Не вяжется ее образ с тем, что Кузнецову удалось о Ярославе Солнцевой выяснить. Настолько сильная амнезия, что даже личность и характер стерла? Надо бы с врачом поговорить, выяснить детали этого странного заболевания.

- Хорошо мама себя вела, - произношу с предательской улыбкой и из кармана небольшой футляр достаю.

Протягиваю Яре, и, когда она принимает подарок, мы соприкасаемся пальцами. Хочу подавить несвоевременно вспыхнувшие эмоции, но оставляю свои жалкие попытки, когда замечаю искры в светло-голубых глазах. Яра открывает коробочку дрожащими руками и едва не выпускает ее содержимое. Радуется, как ребенок.

Молча помогаю ей надеть изящный браслет и застегнуть на запястье. Цепляю пальцем громоздкую подвеску в виде солнца. Убеждаю себя, что так надо для дела, но в душе мерзко скребет. Настолько, что избегаю зрительного контакта с сияющей Ярой.

Вечер только начался, а я уже себя почти не контролирую. Здравый смысл и стальная выдержка разбиваются вдребезги, когда слышу тихое, срывающееся: «Спасибо».

И в следующую секунду Яра вдруг становится на носочки, обхватывает мои щеки холодными ладошками. Делает судорожный вдох, будто набираясь смелости, и…

Касается моих губ своими.

Поцелуем это сложно назвать. Слишком невинно, неуверенно и нежно.

Но крышу Яра мне срывает похлеще опытных, искушенных баб.

Ласковые ладони неловко сползают по моей шее, ложатся на плечи, чуть надавливают. Яра напугана своим же импульсивным порывом – и собирается отстраниться. Но теперь я не могу ее отпустить. Отступать слишком поздно.

Обхватываю рукой ее затылок и фиксирую, сжимая шелковистые локоны, зарываясь пальцами в волосы. Рвано вдыхаю, вбирая дурманящий женский аромат. Яра пахнет сладко, несмотря на примеси лекарств. Напоминает подснежники.

Так и манит попробовать ее на вкус, что я делаю в следующий миг. Накрываю пухлые, чуть приоткрытые от страха и предвкушения губы. Сминаю их своими, терзаю. Съедаю сиплый стон. Стираю границы между правильным и ложным, выбирая скользкий путь.