Система Ада - Павел Кузьменко

— Да бог с вами, товарищи.

— Специально для старшего поколения, — объявил Саша Савельев и, ударив по струнам недонастроенной гитары, запел:

Когда он закончил, Константин Владимирович сказал:

— М-да, хорошая песня. Смелая. Это вы сами, Саша, сочинили?

— Да что вы! Это же Высоцкий.

— Какой Высоцкий?

— Владимир.

— Тоже помер? — поинтересовался Владик Фадеев.

— Тоже.

— Ага.

Всех ребят дружно клонило в сон.

Пока Саша играл на гитаре, Катя, которой особый коньяк всего с двух глотков заметно ударил в голову, положила эту голову на плечо сидевшему рядом с ней Мише, закрыла глаза и невнятно пробормотала:

— Ну, мамочка… чего ты меня будишь? Мне же сегодня к трем…

Василий, страшно зевая, первым раскатал свой пенопластовый матрасик, разложил спальник. Усталость и сонливость после всего перенесенного за эти неопределенной продолжительности сутки казались такими естественными. Приятное послевкусие терпкого крепкого напитка, приятная легкая отрыжка. Даже суп из концентратов показался каким-то замечательно сытным и вкусным. Расслабляющая натруженные мышцы, убаюкивающая сознание истома волнами растекалась из желудка, и царствующая в пещерах тишина подминала человека под себя. Суетливый и шумный человек тишину не устраивал. Устраивал мертвый, ну разве что еще спящий.

Музыкант со своими незнакомыми старичкам песнями быстро утомился, стал сбиваться с ритма и отложил гитару в сторону. Катя ему и себе уже расстелила.

Да и старички вскоре угомонились. Их спальными принадлежностями являлись те же убогие концлагерные ватнички и шинели. Ребята на это не обратили особенного внимания.

Любопытство, которое должно было бы просто выплескиваться наружу при столь неожиданной встрече на глубине, словно кто-то нарочно сдерживал. Ни молодые, ни пожилые не горели желанием расспрашивать друг друга, а быстро напившись армянского особенного, тлели только желанием спать.

Один молчаливый Крот долго пялился в темноту своими выпуклыми глазами и думал о чем-то. Но потом улегся в сторонке и он.

Вечная подземная ночь крутила и давила время, как ей, безумной, заблагорассудится. То скатает, держась бесшумными мягкими рукавицами, в пухлый сверток и усядется на него тяжелой задницей. То раскатает и пройдется колесом по дорожке.

Прошло, может быть, несколько часов, в которых ничего не случилось. Потом Михаил перевернулся на спину, не чувствуя закатившегося под лопатку камешка, и начался кошмар. Не представившись даже, не объявляя о предстоящем нападении, темнота придавила бедного Шмидта к земле и стала душить. Глаза ее не сверкали яростным огнем, потому что не было у нее глаз, из ощеренного рта не капала хищная слюна, потому что не было рта. Только чугунные необоримые руки сжимали горло, да чугунная литая коленка вдавливалась в грудь. Он беззвучно закричал и проснулся.

А может, и не проснулся, только почудилось, как чудилось все в этом странном чреве земли. Может, он просто переходил из сна в сон, и на переходе через закрытые веки промелькнул слабый свет. Рядом послышался чей-то тяжелый болезненный храп. А может, и натужный хрип, и переступ ног в тяжелых ботинках по грязным камням? Миша перевернулся на бок и опять провалился в небытие.

— Ё-мое… ды, черт! — раздался тотчас же над головой голос Василия.

Миша открыл глаза. Рядом стоял уже совсем одетый и обутый Вася Рябченко и растерянно вертел во все стороны головой со светящейся шапкой.

— Вставайте, жопы, нас обокрали, — буднично возвестил он.

Миша приподнялся на локте и первое, что почувствовал — тупую, но не очень сильную головную боль. вытащил из спальника фонарь и посветил на часы.

Они показывали «10:52 am». Насчет числа часы явно врали. Или издевались. Поскольку на 32 или 33 октября их глупый электронный аппарат не был запрограммирован, то табло все еще высвечивало 31 октября.

— Что такое, Вась? — послышался голос Равиля.

— Обокрали, обчистили, как лохов, пенсы проклятые. Думаю, больше некому. Ой, блин. Мой запасной фонарь. Ну всё. Примус унесли. Покушали горяченького.

Растерянные и помятые ребята выбирались из теплых гнезд. Картина разорения была очевидна даже при слабом освещении. Доверились, называется, турист у туриста не крадет, подумали.

— Ох идиоты мы, идиоты, — сокрушался Василий.

— Нас охмурили просто, как цыганки глупых девушек, — высказалась Катя.

— Каких-то гномов подземных встретили, оборванцев сумасшедших… Высоцкого не знают… Крот! Их можно еще догнать?

На ночь примус и канистру с бензином — их сердце и желудок, источники горячей пищи, передвижной удобный очаг они не убрали, и вот теперь этого передвижного очага не было. Все рюкзаки были раскрыты, и выяснилось, что недоставало многого — каких-то консервов, концентратов, печенья, запасных фонарей, свечек. Только гитару не взяли.

— Крот! Их можно еще догнать? — погромче повторил свой вопрос Василий.

Крот не отвечал. Он расстелил свой спальник несколько в сторонке, и голову его скрывал большой камень. Василий и Равиль подошли поближе и осветили его лицо фонарями. Глаза Крота были раскрыты необыкновенно широко и глупо поблескивали. Лицо растянулось в совсем глупой гримасе. Крот дразнился и показывал большой черный язык. Шею его кокетливо украшал не первой свежести красный шерстяной шарф, которого прежде у этого человека не замечалось. Подобный шарф вчера был замечен на человеке, назвавшемся Константином Владимировичем. Кроту, видимо, не понравился чужой шарф, и его правая рука тянулась его снять, да так и не дотянулась и остыла, скрючив пальцы в холодную птичью лапу.

Подошли остальные трое. Василий упал на колени и приложил ухо к груди Крота.

— А-а-а-а! — страшно закричала Екатерина. Когда первые минуты шока прошли и рыдания девушки на груди у Саши стали поглуше, то Равиль взял на себя смелость задать вопрос. Кто-то должен был его задать.

— Ну, что делать будем?

Можно было просто перегрызть в истерике друг другу глотки. Эта интересная мысль коснулась сознания всех.

— Идти вперед, — пожал плечами Василий.

— Куда? — воскликнул Саша, и Катя даже отпрянула от него и вмиг успокоилась. — Куда идти? Связался, черт. Лучше бы в армию. Хоть куда убежать, хоть в горы, хоть… — дальше Савельев бормотал что-то бессвязное.

— Назад чего идти? Там пробка, — сказал Равиль. — Пошли туда, — он ткнул пальцем в неопределенном направлении. — Крот же сказал, что дальше есть выход.

— А вдруг нет? — засомневался Миша. — И вообще, Крот был какой-то подозрительной личностью. Почему его эти ханурики задушили? Именно его, а не кого-нибудь из нас? Может, это он сюда завел их и бросил… тридцать лет назад?