Меч Пересвета - Анастасия Дробина

– Ого! Этому теперь в школе учат? – удивился антиквар. – Браво, юноша! Я слышал данную гипотезу, но, на мой консерваторский взгляд, она слишком сомнительна. Однако вернемся к вашим мечам. Повторяю, для обычного ворья они не имеют никакой ценности, но для специалистов… Кстати, вы-то что намерены с ними делать? Сразу хочу сказать: генерал Полторецкий просил меня не называть точной стоимости сих произведений искусства. Чтобы, так сказать, не вводить молодую поросль в соблазн.

– Значит, бешеных бабок стоят, – грустно сделала вывод Полундра. – Вот дед вредный… Боится, что народное достояние загоним…

– А вообще-то неплохо было бы, – мечтательно произнес Серега, избегая тем не менее встречаться взглядом с Натэлой. – Я б маманю в санаторий отправил на все лето… Или в Анталию… Варикоз бы ей вылечил…

– Молодой человек, ваша забота о родительнице похвальна, но… Поверьте, не стоит в вашем возрасте привыкать к легким деньгам, – назидательно сказал Соломон Борисович. – Стоит только начать, и вы ступите на такую закрученную дорожку, что ваша мама проклянет и тот санаторий, и день, когда она согласилась в него поехать.

– Да уж, точно, – мрачно согласился Серега. – И еще все кишки вынет, мол, откуда бабки взял…

– Вот видите, видите! А сколько, простите, вам лет?

– Четырнадцать.

– Господи, мне бы ваши проблемы! Через пять-шесть лет вы и так прекрасно обеспечите свою матушку. И, заметьте, без риска для свободы и здоровья!

Атаманов в ответ проворчал, что пять-шесть лет еще нужно как-то жить, а у матери единственные сапоги в ремонте. Но тут Натэла толкнула его в плечо, и Серега заткнулся.

– Соломон Борисович, а вы помните, на каком сайте общались с э… графом Радзивиллом? – спросил Пашка.

– Легко можно найти. А что, вы намерены его вычислить?

– Попытался бы, – скромно кивнул Пашка. – И, если возможно, с вашего компьютера, мой остался дома.

– И много времени займут поиски?

– Не знаю. Если дело затянется, я продолжу ночью у себя. Но не думаю, что у Радзивилла стоит сильная защита.

– Павел, вас не пыталась купить сицилийская мафия? Или американская? – серьезно поинтересовался антиквар, хотя в его глазах скакали чертики. – Вы – незаменимый человек для разного рода джентльменов удачи.

– Я патриот, – гордо сказал Пашка. – А родная мафия пока не обращалась. Будем включаться, Соломон Борисович?

– Что ж… Рискнем. Это становится интригующим.

Соня тем временем медленно бродила по комнате, с интересом рассматривая старинные вещи и то и дело возвращаясь взглядом к портрету матери.

– Какой у вас прекрасный рояль, – заметила она, остановившись рядом с инструментом. – Соломон Борисович, вы напрасно ставите на него… тяжести. Они могут ему повредить, и звучание искажается.

– Вы правы, Сонечка. Но… сами видите, места в моих апартаментах не так много, я даже пиратски захватил соседнюю комнату, где сейчас никто не живет. А рояль хороший, беккеровский, начала прошлого века… Вы играете?

– Разумеется. И Бэлла тоже.

– А вас не затруднит… Помните, у Шопена есть мазурка в четыре руки… Дай же бог памяти…

– Номер три до-минор?

– Кажется, да. В ней, знаете ли, столько недоговоренности… Вон там, под подсвечником, лежат ноты. Рахиль очень ее любила.

– И сейчас любит. – Соня решительно подняла крышку рояля. – Мы сыграем вам ее, Соломон Борисович. Бэллочка, поди сюда. Первая партия сложнее, ты поведешь вторую.

Сестры Гринберг уселись за рояль, одновременно кивнули друг другу – и заиграли. Легкая, чуть печальная мелодия поплыла по захламленной полутемной комнате. Полундра и Атаманов посмотрели друг на друга, вздохнули и приготовились не дать друг другу невоспитанно заснуть в чужом доме. Натэла слушала, положив подбородок на кулаки. Старый антиквар слушал тоже, откинувшись на спинку своего кресла и закрыв глаза. Пашка ожесточенно двигал мышью, и в его глазах отражался голубой свет монитора.

Юлька не любила классическую музыку, и все попытки Белки привить ей удовольствие слушать «хотя бы Чайковского!» оканчивались неизменным крахом. Многоступенчатые пассажи и виртуозные тридцать вторые, исполняемые подругой, изрядно ее утомляли, а в больших дозах просто выводили из себя. Но сейчас музыка, к счастью, не особенно напрягала Юлькин слух и даже слегка напоминала Петровичевы романсы, иногда, под хорошее настроение, исполняемые дедом по утрам в ванной. Поэтому она вздрогнула от неожиданности, когда прозвучали последние аккорды и наступила тишина. Но почти сразу же ее нарушил Пашкин радостный голос:

– Готово!

– Что, что, что?! Получилось?! – кинулись к нему Атаманов, Юлька и Натэла. Даже Белка выскочила из-за рояля.

– Босота гаешная… – вздохнул антиквар, открывая глаза, глядя на ребят. Затем повернулся к Соне: – Спасибо вам неописуемое, девочка.

Соня улыбнулась, пожимая плечами: мол, не за что. И лишь после этого снисходительно посмотрела через головы толпящегося возле компьютера молодняка:

– Пашка, что там у тебя?

– Есть наш графуля Радзивилл… Вот, пожалуйста, – Модзалевский Антон Владиславович. Та-а-ак…

– Что – так? – подозрительно спросила стоящая рядом Полундра, которую весьма насторожило довольное выражение Пашкиного лица. – Ты его знаешь?

– Ты помнишь парня, которого вчера Атаман до дома на Арбате вел? Натэла, на кого, ты сказала, он похож?

– На… первого бабушкиного мужа… То есть на Джорджа Клуни.

– Я ночью пробивал этот адресок – Кисловский переулок, дом два. Угадай, кто там прописан?

– Модзалевский?! – завопила на всю квартиру Юлька.

Рояль загудел, хрустальные подвески на люстре закачались, Соломон Борисович слегка поморщился.

– Точно так, – с удовлетворением кивнул Пашка. – Вернее, Модзалевские – Владислав Стефанович, Мария Станиславовна и их сын Антон, студент исторического факультета моего родного универа.

– М-да-а, – пробормотал Соломон Борисович. – Маме этого юноши дом престарелых не грозит…

– Ура-а-а!!! – заголосила Юлька, вскочив. И тут же заговорила с интонациями любимого агента Тайгера: – Что ж, горизонт проясняется, господа. Мы теперь, выходит, знаем, кто все украл.

– Или кому все отдали добровольно, – заметила Соня. – Натэла, ты вроде говорила, что у них было любовное свидание?

– Мне показалось, да, – сдержанно сказала Натэла. И тут же добавила: – Но они не целовались! Кажется, он сердился, а она потом плакала.

– Кто – он? Кто – она? – возмутился из своего кресла забытый всеми антиквар. – Дети, требую объяснений! Сонечка, вы тут…

– …единственный здравомыслящий человек, – ехидно подсказал Пашка.

– Да! – не заметил иронии антиквар. – Введите же меня в курс дела! Неужели я на самом деле упустил золотую чашу четырнадцатого века?