Синдзи-кун и дорога домой - Виталий Хонихоев

В другой вселенной — мы стираем сам факт существования «отряда 731» и его командира и жизнь в этом мире продолжается как ни в чем не бывало. Яхту мы возвращаем в наш мир и в этом отрезке времени. С каждым нашим решением я-мы видим, как возникает новая реальность, новая параллель в течении времени и пространства. В этой вселенной очень приятно жить.

В следующем времени я-мы возвращаемся в Японию и уничтожаем Инквизицию, находим Джиро и заставляем его пожалеть о том, что он сделал. Находим эту мелкую гидрокинетичку Кику и заставляем ее страдать тоже. Находим всех, кто когда-либо поступил с нами не так и наказываем их. Находим всех, кто нам дорог — и награждаем их. Бессмертием, жизнью в раю, вечным счастьем — людям так мало надо. В этой реальности заставляем Масадзи Китано жить десятки тысяч лет, непрерывно испытывая мучения, насаженным на золотой кол у Лазурного Дворца. Нам становится скучно уже на второй сотне лет.

В этом проблема могущественных сущностей — они не испытывают потребностей, им не нужно заботиться о своем существовании, боятся своей смерти, испытывать голод или иные потребности. Есть только одна потребность, которую невозможно удовлетворить в принципе. И эта потребность — потребность в развлечении. Любое разумное живое существо после того, как его базовые потребности в еде, сне, безопасности и сексе удовлетворены — стремится к развлечению. Потому прямо здесь и сейчас я-мы понимаем, что все эти миры и их пересечения, само пространство вариантов и время — были созданы для развлечения. В мире… в мирах, в реальностях — нет ничего серьезного. Никто не умирает насовсем. Если кто-то, когда то существовал, то он уже вписан в ткань реальности и всегда можно найти его в этой ткани… потому что смерти — нет. Конца существования — нет. Есть только бесконечная игра, в которой даже такие как я-мы — всего лишь актеры, которые должны играть свою роль. При этом на самом деле никто не заставляет нас играть эту роль. Мы играем ее сами, как захотим. И это и есть настоящая реальность.

Через какие-то несколько миллиардов лет и миллионов вероятностей нам становится скучно убивать Китано, уничтожать Инквизицию, свергать Императора и заставлять Джиро и Кику сожалеть о случившемся. Я-мы начинаем благодарить. Тех людей, которые помогли нам. Иноуэ-сан. Всех Нанасэ и Питера. Наших одноклассниц-близняшек, Аю и Мико, Иошико, Майко, Читосе, всех. Мы строили для них миры, райские дворцы, где они могли пребывать в неге и каждое их желание сбывалось бы. Мы уничтожали и унижали их врагов. Мы …

И это тоже стало скучно. Тогда я-мы нашли Золотой Город и первые несколько тысяч раз просто разрушили его до основания, несмотря на тщетные усилия Защитников отстоять его. Нашли Марию-сан и заставили ее страдать. А потом — осознать. Именно в такой последовательности. Мы призвали каждого из старцев, стоящих за КОМКОН, мы заставили их отведать своего же лекарства, обращаясь с ними так, словно они — неразумные дети и ничего не понимают в окружающей жизни, устройстве вселенной и прочем. Тем более, что так и было. А потом и это стало скучно.

В какой-то момент пришло осознание того, что каждый из нас уже был божественной сущностью, частью чего-то большего и только спасаясь от этой вечной скуки — мы приняли правила игры и стали жить как личности. Как Акира. Как Синдзи. Как Юки. Любая игра неинтересна, если ты можешь выиграть с самого начала. Все эти ограничения сил и возможностей — лишь добровольно принятые на себя обязательства для развлечения в этих мирах и реальностях. И Мисадзи Китано и Кикуми — всего лишь осколки общности, желающие прожить свою жизнь, чтобы спастись от скуки всемогущества. У вселенной нет множества душ. У всего на свете — одна душа и все мы — часть ее. И это мы сами делаем себе добро, причиняем зло, убиваем, любим, крадем и осуждаем. Форма высшей справедливости в том, что все, что творится в мирах и реальностях — происходит только с одной душой.

Осознание этого наконец пришло к нам на каком-то из миллионов вариантов вселенных, реальностей, миров. И у нас был выбор. Мы можем снова присоединится к общности, стать чем-то еще более могущественным, тем, что всегда было и всегда будет, Альфа и Омега, начало и конец, что есть и что грядет… или продолжить жизнь в качестве осколков этой общности, развлекаясь до конца этой короткой жизни. Этой игры. Чтобы потом — начать другую. Ведь единственная потребность, которую нельзя удовлетворить — это потребность в развлечении.

Я-мы возвращаемся в точку, где все началось. Сейчас мы понимаем, что человеческие понятия о добре и зле — всего лишь догматы ограничивающие сознание, исходящие, что смерть — плохо, а рождение — хорошо. У нас нет сожалений о том, что я-мы перестанем существовать как сущность, как единое. Потому что даже один глоток из чаши Грааля, один глоток всемогущества — лишает чувств — радости и горя. Потери и приобретений. Любви и ненависти. Наслаждения и боли. Одно нужно только для того, чтобы оттенить другое.

Я-мы принимаем решение. Я-мы возвращаемся назад, в ту точку, в ту реальность, где я-мы висим в воздухе над обломками флота, а Читосе целится в связывающие нас кровавые нити из своей винтовки, а боевая ведьма, которая пыталась атаковать Майко сзади — уже падает с темным клинком, торчащим из ее груди.

Я-мы перемещаемся туда, где пуля из винтовки разобьет нашу связь. Я-мы делаем эту связь уязвимой и прощаемся с нами. У нас впереди — короткая жизнь, в которой будет место боли и наслаждению, счастью и горю, любви и ненависти. И конечно — будет смерть. Которая только начало.

Пуля, выпущенная из винтовки Шептуньи, с патронами, снаряженным красным ювелирным порошком — разбивает уязвимую связь, и мы перестаем существовать как единое целое.

Я открываю глаза и вижу обеспокоенное лицо Читосе над собой. Вижу синее небо с лоскутами облаков на нем. Я не спрашиваю, что случилось, я знаю, что произошло. Мой мозг кажется сейчас взорвется от обилия информации. И мне очень одиноко. Словно бы меня выставили из теплого дома на мороз — я снова один.

— Как ты? — спрашивает Читосе и в ее глазах я вижу искреннее беспокойство. Чувство потери, чувство тоски по доверию, по пониманию и по любви — начинает проходить, оставляя щемящую боль в груди.

— Хорошо — отвечаю я: