Ацтеки, майя, инки. Великие царства древней Америки - Виктор В. фон Хаген
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером в день бракосочетания старуха-сваха относила невесту в дом жениха на своей спине. На церемонии присутствовали все главные члены семьи, а также вожди общины. Они сидели на циновках лицом друг к другу и слушали или дремали под тягучие наставления – «мы собрались здесь…» – и в паузах между речами слуга наливал щедрые порции пьянящего октли. Это было больше чем бракосочетание: одна община связывала себя с другой общиной; в семью, совместно владеющую землей, вливалась новая кровь.
Когда заканчивались потоки речей, тогда, пытаясь помешать сверхъестественным силам, окружающим это новое семейное предприятие, мужчина и женщина садились на травяной коврик, их плащи связывали узлом, и они соединялись.
Не было установленного правила в отношении того, должен ли был мужчина уходить жить в клан женщины или она приходила в его клан. Определенно известно, что мужчина не спал со своей женой в первые ночи после брака; правом первой ночи, называемым в антропологии jus primae noctis, наслаждались дядья, братья и даже отец новобрачной. Это не рассматривалось как кровосмешение, а делалось с целью спасти обоих брачующихся от того, что Леви-Брюль (Л. Леви-Брюль, 1857–1939, французский социолог. – Ред.) назвал «таинственными миазмами супружества». Мужчины, «друзья» невесты и жениха, брали на себя эту ответственность, чтобы избавить молодоженов от всякого контакта со сверхъестественными силами. Если взять либретто «Женитьбы Фигаро» Моцарта, то это основная тема оперы: граф желает воспользоваться своей древней прерогативой и быть первым, кто проведет ночь с невестой.
Рис. 17. Брак – связывание тильмантли. Иллюстрация из «Кодекса Мендосы» изображает брачные обычаи ацтеков. Мужчина и женщина, связанные вместе, слушают наставления, которые им читают старухи-свахи
У ацтекской женщины были права, но не такие широкие, как у мужчины. Так, она могла владеть собственностью, обращаться к совету общины за правосудием, а если с ней жестоко обращался муж, то могла получить развод. Будучи разведенной, она могла снова выйти замуж; став вдовой, она могла выйти замуж, но только за одного из членов общины усопшего мужа. Бесплодие было тяжелым бременем, тем, чего женщина боялась, так как если она не рожала своему мужу детей, то он мог по своему желанию развестись с ней. Людям, которые так тесно соприкасались с войной и смертью, дети были важны и необходимы.
В те времена, как и сейчас, власть женщины основывалась на сексе; она руководила всем благодаря своему организму; женщина обладала привилегиями, которые ей дают мужчины, опьяненные желанием. Тогда, как и в настоящее время, женщины должны были быть целомудренными; за измену женщину могли казнить. Женщина не должна была иметь никаких связей до брака; однако мужчина мог иметь такую связь при условии, что женщина замужняя. Если замужняя женщина оказывалась замешанной в многократных соитиях и рожала ребенка, то с этим не было таких больших проблем, как у незамужней женщины.
Женщина, естественно, не имела всех возможностей, которые предоставлялись мужчинам. Также у нее не было возможности, как у инков, – если она имела миловидную внешность – быть выкупленной с дальних окраин и привезенной в Куско, чтобы прославиться как ньюста, «Избранная женщина». Ацтекская женщина должна была приобретать влияние, опираясь на свои собственные достоинства или тело, и даже когда она обретала его, она должна была действовать не напрямую, а вскользь, как слон на шахматной доске. Благодаря простой случайности она могла оказаться в важном месте в нужное время и таким образом стать «языком» в истории, как это произошло с доньей Мариной (подругой Кортеса. – Ред.), которую ее мать продала в другое племя после своего повторного замужества, так как она не хотела присутствия дочери, когда у нее в доме новый молодой муж. Но в общем, у женщины было свое место. Женщина могла не занимать его как отдельная личность, но как представительницу своего вида ее туда возвращали. И для этого была веская причина. Единственной целью супружеской пары в этом или каком-либо другом обществе было освободить женщину от всего, что не носило чисто сексуальный характер, чтобы она могла рожать детей. «Подобно произведению на свет потомства, – писал Реми де Гурмон, – материнская любовь является заповедью, вторым условием бесконечности жизни…»
Внебрачное сожительство в жизни ацтеков существовало. Это парадоксальное условие, имеющее место в полублагополучном государстве. Так в СССР утверждают (напомним, что книга написана до 1961 года. – Ред.), что в их стране проституции не может быть, – она существует. Теоретически в таком организованном обществе, как общество ацтеков, проституции не должно было быть. И все же великие воины ацтеков имели наложниц. У Монтесумы было «много женщин-любовниц», как пишет Берналь Диас, видевший их собственными глазами. Как и всегда, постоянное ведение войн внесло большие изменения в традиционные обычаи племени. Вооруженный конфликт, как и везде, ослаблял домашние узы и узы родительской власти. Законы морали, изменчивые по своей сути, являются в лучшем случае лишь руководством к достижению идеала человеческого счастья. «Мораль, – писал Реми де Гурмон, – будет меняться в соответствии с изменчивостью идеала». У нас нет точного представления о том, насколько широко было в действительности распространено внебрачное сожительство, но у ацтеков было слово для его обозначения: ауианиме.
Поженившись, молодожены строили свой собственный дом. Как и все остальное, это было делом всей общины. Это было так же характерно для Мехико-Теночтитлана, как и за его пределами. Тип дома, который строил масеуалли, зависел от того, где и кем был этот человек. В законченном виде он отражал сущность «вечно живущего человека», крестьянина племени. Даже самые большие ацтекские храмы и дворцы вели свое происхождение от простого дома индейца. Майя знали это и увековечили такой крестьянский дом как элемент в украшении южного крыла четырехугольного здания, так называемого «Женского монастыря» в Ушмале. Доктор Вайян подтверждает, что «большие города ацтеков родились из простых деревень оседлых соплеменников… Они представляли собой хижины с тростниковыми крышами, покоившимися на плетеных стенах, обмазанных глиной…». На берегах озера, в умеренной зоне долины Анауак такие дома существуют и по сей день.
В «городе», поделенном на родовые общины, этот дом мог быть построен из необожженного кирпича, скрепленного «цементом» из глины, и затем покрашен. Мы мало знаем о нем: все разрушено. Здесь ничего не осталось, в отличие от Мачу-Пикчу или Ольянтайтамбо (в 50 км к северо-западу от Куско. – Ред.) в Перу, где можно проследить эволюцию домов местных жителей от дома канча до дворцового комплекса верховного инки. В Мексике и в стране майя остались только храмы, пирамиды, церемониальные площадки для игры в мяч; связующее звено эволюции между крестьянским домом и помпезным храмом исчезло.