Сделка Райнемана - Роберт Ладлэм

Сполдинг с силой потянул его за китель. На груди оберлейтенанта был пакет. Дэвид нашел то, что искал.

Фотографии тщательно замаскированных сооружений «Люфтваффе» к северу от Мон-де-Марсана. Вместе с фотографиями были рисунки, сделанные явно рукой дилетанта. Все это досталось офицеру от Бергерона, заманившего затем немца в западню.

Если бы Сполдингу удалось разобраться во всех этих схемах и фотографиях, то он тотчас же сообщил бы Лондону, как вывести из строя комплекс «Люфтваффе». Однако его первоочередная задача – доставить все материалы по назначению.

Вояки-союзники страсть как обожают бомбежки: самолеты с ревом валятся с небес, без разбора забрасывая бомбами все вокруг, не щадя ни правых, ни виноватых. Если Сполдингу удастся предотвратить бомбардировки северного пригорода Мон-де-Марсана, то это может как-то... каким-то образом... помочь ему осуществить замысел.

Ни в Галисии, ни в Стране Басков нет ни лагерей для военнопленных, ни лагерей для интернированных.

Лейтенант вермахта, который так неудачно пытался сыграть роль охотника... который мог бы жить в каком-нибудь заштатном немецком городке, в мире и спокойствии... должен умереть. А он, Дэвид, – человек из Лиссабона, – станет его палачом. Но прежде, чем казнить, он приведет в чувство молодого человека и допросит его, приставив нож к горлу, чтобы узнать, как глубоко удалось проникнуть нацистам в подполье Сан-Себастьяна. И только потом убьет его.

Убьет потому, что офицер вермахта видел в лицо человека из Лиссабона и сможет потом выдать его, идентифицировать с Дэвидом Сполдингом.

Мысль о том, что судьба милостиво обошлась с офицером, поскольку его ждет быстрая смерть, – не то что было бы с ним, окажись он в лагере у партизан, – не приносила ему утешения. Дэвид знал, что в тот момент, когда он спустит курок, на мгновение у него закружится голова, заболит желудок, накатит тошнота и отвращение.

Но он скроет это, никому не расскажет... Слова не промолвит об этом, а легенда о нем будет разрастаться. Как и должно быть: недаром же вышел он из мастерской, что зовется «Фэрфаксом».

Согласно же легенде, человек из Лиссабона – убийца.

20 сентября 1943 года

Маннгейм, Германия

Вильгельм Занген прижал платок к подбородку, повел им над верхней губой и вытер лоб. Он буквально истекал потом.

Замечание Франца Альтмюллера: «Вы должны показаться врачу, Вильгельм, на вас неприятно смотреть» – привело его в замешательство.

Сам же Альтмюллер, произнеся эти слова, встал из-за стола и вышел из кабинета. Портфель с докладами Франц осторожно держал на расстоянии, как будто он был заразным.

Какое-то время до этого они оставались одни. После того, как Альтмюллер отпустил группу ученых, не сказав ничего о достигнутых ими успехах. Мало того, он даже не позволил такому сановному лицу, как чиновник рейха, ведавший германской промышленностью, поблагодарить ученых мужей за их вклад в общее дело. Альтмюллер знал, что это были лучшие умы Германии, но понятия не имел, как вести себя с ними. Впечатлительные, легкомысленные, они, как дети, нуждались в похвале. А у Альтмюллера и намека не было на это в обращении с ними.

Между тем прогресс был налицо.

В лабораториях Круппа были убеждены, что эксперименты с графитом позволят наконец найти ответ на вопрос, что же делать дальше. В Эссене работали круглосуточно почти месяц, одна бессонная ночь следовала за другой. Уже был получен химически чистый углерод, правда, мелкий и в малых количествах, но ученые были уверены: вещество обладает всеми необходимыми качествами для точной механической обработки. Получение более крупных гранул, пригодных для промышленного использования, и к тому же в больших количествах, стало отныне вещью реальной. Все упиралось лишь во время.

Франц Альтмюллер слушал доклад ученых без малейшего восторга, хотя восторгаться было чем. Когда представитель Круппа закончил свое краткое сообщение, Альтмюллер с самым скучающим видом спросил его:

– Испытывались ли частицы в работе на станках? Оказалось, что нет. Конечно же нет. Да и как можно было бы это сделать? Естественно, их твердость испытывалась, но только специальными приборами. Иначе и быть не могло: слишком рано еще говорить об испытаниях на станках.

Такой ответ Альтмюллера не устраивал. И потому он попрощался с учеными без намека на любезность.

– Господа, мы слышим от вас одни обещания. Нам не нужны алмазы. Они нам необходимы. И мы должны их получить через месяц, в крайнем случае – через два. Советую вам вернуться в ваши лаборатории и подумать над задачей еще раз. Не задерживаю вас, господа.

Нет, Альтмюллер был просто невыносим! А после ухода ученых и вовсе перестал себя сдерживать.

– Это и есть то невоенное решение, о котором вы говорили министру вооружений? – сказал он почти презрительно.

Почему он не назвал Шпеера по имени? Пытается запугать его, ссылаясь на министра?

– Уверяю вас, это, несомненно, более реальный путь, чем безумный поход в Конго. Залежи в бассейне реки Бушимаи! Просто бред какой-то!

– Я переоценил ваши прогнозы, я верил вам больше, чем вы того заслуживаете. Надеюсь, вы понимаете, что вы потерпели неудачу! – Вопроса в голосе Альтмюллера не было.

– Не согласен. Рано делать такие выводы, ведь это не окончательные результаты.

– У нас нет времени! Мы не можем терять недели, пока ваши ученые играют в игры с печами, создавая пылинки, которые рассыплются в прах при первом же соприкосновении со сталью! Нам нужен реальный результат! – Альтмюллер хлопнул ладонью по столу.

– Вы получите его! – Щетинистый подбородок Зангена лоснился от пота. – Лучшие умы во всей Германии... – Проводят опыты, – тихо, с презрением перебил Альтмюллер. – Дайте нам продукцию. Это мой приказ. Наши влиятельные компании существуют уже достаточно долго. И несомненно, одна из них сможет найти какого-нибудь старого друга.

Вильгельм Занген вытер подбородок.

– Мы пытались, но никого не нашли.

– Попытайтесь еще. – Альтмюллер указал своим тонким пальцем на платок Зангена, прижатый к подбородку. – Вы должны показаться врачу, Вильгельм, на вас неприятно смотреть.

* * *

24 сентября 1943 года

Вашингтон, федеральный округ Колумбия

Джонатан Крафт медленно шел вверх по Парк-авеню. Когда он при свете уличного фонаря взглянул на ручные часы, то было заметно, что длинные тонкие пальцы сильно дрожат. Слишком уж много выпил мартини. И хотя последний глоток он сделал двадцать четыре часа назад, в баре «Эн Арбор», трехдневная беспробудная пьянка давала знать о себе. Одно утешало: слава Богу, в офис сегодня идти не надо. В офис, который неотделим для него от воспоминаний о генерале Алане Свенсоне. От воспоминаний невыносимо тяжелых. Но, как бы ни хотелось ему того, от прошлого не уйти.