ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

Но это была не вся правда. В конце второго дня дачи показаний Палмер поместил в официальный бюллетень конгресса США документ, который подготовил Гувер, о работе отдела по борьбе с радикалами Бюро расследований. В нем содержался «полный рассказ… о террористическом заговоре, который разразился в дюжине городов Америки год назад», — сказал Палмер. Где-то в глубине этого доклада имелись несколько горестных абзацев, в которых говорилось, что, оглядываясь назад, правительство могло ошибиться, обвинив в этом заговоре коммунистов. Но министр юстиции не прочел об этом ни слова. «Это заняло бы слишком много времени, — сказал он. — Эта история может занять около часа».

Репутация Палмера в глазах общественности была подпорчена его предупреждениями об угрозах, которые так и не осуществились. К моменту его появления на съезде национальной Демократической партии, который открылся в Сан-Франциско в конце июня 1920 года, его политическое реноме стремительно падало вниз, а его мечты о выдвижении кандидатом на вожделенный пост таяли. Гувер, совершивший свою первую поездку на Западное побережье, был одним из многих помощников министра юстиции, которые собирались в номере люкс Палмера в отеле «Святой Франциск», все еще надеясь, что он выиграет. Но после сорока четырех тайных голосований Палмер отозвал свою кандидатуру. Его жизнь в политике была кончена.

Палмера и Гувера еще раз вызвали на Капитолийский холм в последние дни пребывания Вильсона на посту президента, чтобы те дали показания о январских облавах на «красных». Палмер утверждал, что подробности ему неизвестны. «Неизвестно даже, сколько ордеров на обыск было подписано?» — спросил сенатор Томас Дж. Уолш, демократ из Монтаны. «Не могу сказать, сенатор, — ответил Палмер. — Если хотите, спросите господина Гувера, в ведении которого все это находилось; он вам сможет ответить». Сенатор обратился к молодому крестоносцу.

Гувер ответил, что не имеет ни малейшего понятия. «Вам вообще об этом ничего не известно?» — спросил сенатор Уолш. И Гувер ответил: «Нет, сэр»[77]. Всю оставшуюся жизнь он не признавал своей роли в этих облавах. Он учился тому, что секретность и обман — необъемлемые элементы политической войны.

«Мы их достанем»

Гувер подготовил для конгресса доклад, в котором утверждал, что облавы привели к «гибели коммунистических партий в этой стране»[78], что было преждевременным хвастовством. В общей сложности 591 иностранец должен был быть депортирован. 178 американских граждан в стране были признаны виновными по законам о шпионаже и подстрекательстве к бунту. Собственные записи Гувера показывали, то по крайней мере девять из десяти людей, брошенных в тюрьмы в январе 1920 года, уже на свободе. Он вознамерился убрать с американского ландшафта тысячи радикалов и потерпел неудачу.

Гувер решил, что пора перестроить отдел по борьбе с радикалами.

Он переименовал его в отдел общей разведки. И это было не косметическое изменение. Теперь Гувер собирался охватить «деятельность не только радикалов в Соединенных Штатах», но и деятельность «международного характера»; не только политику радикалов, но и «экономические и промышленные беспорядки» в том числе. Его амбиции ширились, равно как и его понимание того, чего будет стоить защита Америки.

Короче, это была разведка. Он писал, что с людьми, ведущими подрывную политическую деятельность, лучше бороться тайно; правительство не может справиться с «ситуацией с радикалами с точки зрения судебного преследования за преступления»[79]. Закон был слишком слабой силой, чтобы защитить Америку. Только тайная разведка могла обнаружить и разрушить угрозу, исходившую от «левых», и защитить Америку от их нападения.

Вскоре после полудня в четверг, 16 сентября 1920 года, когда Гувер вносил последние штрихи в свои планы относительно отдела общей разведки, на углу Уолл-стрит и Брод-стрит на Манхэттене взорвался фургон на конной тяге. Был погожий день, и сотни людей вышли в свой обеденный перерыв прогуляться, получить краткую передышку от огромной машины, делающей деньги. Бомба превратила центр капитализма Америки в место бойни. Кровь текла по улицам, где был созван первый конгресс Соединенных Штатов, а Билль о правах стал законом. Осколки повредили стены и выбили стекла в здании «Дж. П. Морган и Ко» — самого крупного банка Америки. Эти отметины остались, высеченные на угловых камнях домов со стороны тротуара.

Бомба убила тридцать восемь человек и ранила около четырех сотен. Это была террористическая атака в истории Соединенных Штатов с самым большим числом жертв, и такой она оставалась в течение следующих семидесяти пяти лет.

За несколько минут до взрыва в трех кварталах от него почтальон вынул письма из почтового ящика. Он нашел в нем пять грубо и неграмотно написанных красными чернилами от руки памфлетов со штемпелем. «Свободу политическим заключенным, иначе всем вам верная смерть!» — было написано в них. Они были подписаны «Американские анархисты-боевики».

Взрыв на Уолл-стрит почти наверняка был актом возмездия за предъявление обвинительного акта двум итальянским анархистам — Николе Сакко и Бартоломео Ванцетти, осужденным за пять дней до взрыва по обвинению в убийстве и вооруженном ограблении кассира обувной фабрики и его охраны за пределами Бостона. Гувер тщетно «педалировал» расследование. Ни один подозреваемый не предстал перед судом.

«Мы их достанем»[80], — поклялся начальник Гувера Билл Флинн. Но Бюро так и не сделало этого.

«Я не гожусь для этой должности, и мне не следовало бы быть здесь»[81], — сокрушался президент Уоррен Дж. Хардинг в Белом доме. Его суждение в кои-то веки было здравым.

Хардинг был издателем провинциальной газеты, который взлетел по карьерной лестнице как сенатор Соединенных Штатов от Республиканской партии из Огайо. Когда 4 марта 1921 года Хардинг стал президентом, он привел с собой в Вашингтон старых друзей. Самым близким из них был организатор его избирательной кампании Гарри М. Догерти, который стал министром юстиции Соединенных Штатов.