Внучка, Жук и Марианна - Татьяна Батенева

— Извини, задумался. — Он подлил вина в бокалы, поднял свой.

Она настороженно смотрела на него, ироническая усмешка кривила полные губы.

— Давай, говорю, в выходные на море съездим, порыбачим, — наверное, в третий раз повторила она.

— На море? — Николай медлил, чтобы отказ не прозвучал слишком грубо. — Даже не знаю, работы полно, заказчик требует быстрее кладку заканчивать. Наверное, не получится, Наташ…

— У тебя что, проблемы? — В ее голосе прозвучало неподдельное беспокойство.

— С чего это вдруг? — Николай постарался улыбнуться как можно беззаботнее. — Какие у меня могут быть проблемы? Работы полно…

— Какой-то ты не такой сегодня… — Она вяло поковыряла вилкой салат. — Не рад мне совсем. Может, мне уехать?

— Ну, не знаю… — Николай тянул с ответом, хотел, чтобы она сама приняла решение. — Сама решай.

— Ладно, поеду, завтра вставать рано. — Наталья поднялась, обмахнула широкую юбку. — Как соскучишься, звони.

Она натянуто улыбнулась, подхватила сумки и быстро пошла к машине.

Катя, которая тщетно пыталась заснуть, считая очередное стадо овец, услышала резкий звук мотора со стороны дома бабы Зины. По окнам резанул свет фар, машина нервно набрала скорость. Уехала, поняла Катя. «Никакого дела мне нет», — тут же осекла себя. И неожиданно быстро провалилась в сон.

Утром пришла Лена с малышами. Посидели на лавочке в саду. Лена рассказывала о своем гарнизонном житье-бытье. Ей пришлось из учителей переквалифицироваться в парикмахеры — благо закончила когда-то курсы. В местной школе вакансий не было, безработные жены офицеров — почти все с хорошими дипломами — рады были любой работе.

— О, хочешь, я тебя подстригу, — предложила Лена. — Все равно делать нечего, сделаю тебе модную стрижку, а то что ты, как пионерка, с хвостом?

Важная Оля катала братика по дорожкам, тот пускал радостные пузыри, пихал в рот головки тюльпанов, которые девочка выискивала в густой траве — цветы давно уже разбрелись по всему саду и росли, как дикие.

Вдруг хлопнула калитка, в сад быстро вошел Николай. Он явно не ожидал никого здесь увидеть, кроме Кати, и уже готов был что-то сказать. Но заготовленные слова застыли у него на языке.

— Здррасте, — неловко пробормотал он. — Я тут… Хотел дверь посмотреть в бане. Насчет щеколды…

Объяснение было такое надуманное, что ему самому стало не по себе. Катя отвела глаза:

— Да-да, конечно!

Николай так же стремительно ушел в глубь сада.

— Чего это он? — удивилась Лена. — Не в себе, что ли?

— Не знаю…

— Интересно! — Лена с улыбкой смотрела на смущенную подругу. — У вас роман, что ли?

— Да какой там роман! — рассердилась Катя. — У меня вертушка сломалась в бане, он обещал починить, вот и все.

— А-а-а! — со значением протянула Лена. — Ну тогда ладно!

— Добрый день, Гром Рамзесович! — Жук приветственно помахал хвостом.

— А, это ты, привет, парень! — глухо бухнул Гром, открывая один глаз.

— Как вы? Жарковато сегодня! — Жук деликатно припал к земле в тени вольера.

Он, как и все псы поселка, испытывал глубокое уважение к заслуженному ротвейлеру, ветерану и герою. Жук до сих пор помнил потрясение, которое испытал, когда в День Победы увидел Николая в камуфляже и с орденскими планками на куртке. На коротком поводке он вел Грома, на котором висел кожаный нагрудник с десятками разных медалей и знаков отличия. Гром шел медленно, выставив мускулистую грудь, мелко ступая мощными лапами. Медали тихо позвякивали в такт.

Пока Николай с Громом дошли до привокзальной площади, где у памятника погибшим воинам всегда проходил митинг, за ними увязалась целая свора поселковых собак и десятка полтора пацанов. И те и другие с восторгом и завистью смотрели на геройскую парочку. Жук из рассказов привокзальных приятелей знал, что Гром нес службу в горячих точках, разыскивал взрывчатку и оружие и даже был ранен. Но он не представлял, что собачья жизнь может быть такой красивой…

— Да ничего. — Гром вывалил большой розовый язык, часто подышал, охлаждаясь. — Сам-то как?

— Да что нам, — сконфуженно засмеялся Жук. — Так, по хозяйству побегал с утра, кошек погонял — и все дела.

— А-а, — примирительно гавкнул Гром.

— Я… это, посоветоваться хотел… — неловко начал Жук.

— Посоветоваться? — Гром открыл второй глаз, с интересом посмотрел на соседскую дворнягу. — Ну давай!

— Тут это… Наша хозяйка… Мариванна… — Жук явно не знал, с чего начать. — В общем, Внучка, наверное, уедет, нас на улицу, стало быть…

— Как это на улицу? — поднял брови Гром. — Разве так можно, вы ж тут с мальства?

— Ну вот, а Мариванна говорит, надо, чтоб она осталася. — Жук обрадовался неожиданной поддержке.

— Мариванна — это кошка, что ли? — прищурился Гром.

— Ну, это, кошка, да, — засуетился Жук, понимая, что само упоминание какой-то кошки перед мордой авторитетного пса сильно роняет его собственный имидж. — Ну, она, это, умная, в общем. Она говорит, надо бы ее оставить, поженить с вашим хозяином.

— Поженить? — Гром от неожиданности даже поднял ухо. — Это как же?

— Говорит, надо, чтобы он ей, это, помогал, а она, это, поняла, что он лучше, чем ее муж. — Жук совсем упал духом. — Она останется, и нас тогда не выгонит…

— Хм, — покрутил башкой Гром. — Может, и не так глупо. Кошки, они бывают о-го-го! Ну, так, а я-то что?

— А… Не знаю, Мариванна говорит, сходи да сходи, посоветуйся, как лучше…

— Да-а, — вполголоса гавкнул Гром. — Командир, конечно, тоже один. Вроде справляется. Ездит тут к нему одна. Не нравится она мне, громкая очень. И пахнет сильно духами, я не люблю, когда сильно. Что я могу? Ну, облаю ее… Так вроде неудобно. А ваша-то к нему как?

— Мы ее уже об-ра-батывали, — с трудом произнес длинное слово Жук. — В бане запирали, топор украл я лично… Насос ломали. В общем, чтобы ваш хозяин почаще к нам ходил. Наша, конечно, злилася, но как он придет, не ругалась, ничего. Может, надо еще чего? Мариванна говорит…

— А про баню и топор тоже твоя Мариванна придумала? — с интересом спросил Гром.

— Ну да, она! — вильнул хвостом Жук.

— Ты смотри, соображает, кошачье отродье! — усмехнулся Гром. — Ну ладно, тут подумать надо, обмозговать. Дело серьезное. Ты заходи завтра, может, чего и надумаю.

— Ладно, Гром Рамзесович, я забегу, будьте здоровеньки! — Жук покланялся, вежливо помахал хвостом и побежал восвояси.

— Надо же, бестии, чего удумали! — брехнул с усмешкой Гром и снова закрыл глаза — от яркого света они у него слезились давно, после взрыва, в котором Командир получил тяжелое ранение, а он сам — сильную контузию.