Проклятие мертвых Богов - Маргарет Уэйс

— И верно. — Зебоим немного успокоилась. — Надо сначала завершить дела, а потом я вырву у братца глаза и скормлю коту. Ты освободишь моего сына.

— Если ты освободишь Мину.

— Ты отдашь мне Крелла.

— Если ты отдашь мне монаха.

— А ты, — высокомерно произнесла Зебоим, — ты будешь обязан положить конец этим так называемым Возлюбленным.

— Мне что, отказано в праве иметь адептов? — поинтересовался Чемош раздраженно. — С тем же успехом я могу потребовать, чтобы ты прекратила донимать моряков.

— Я не донимаю моряков, — вспылила Зебоим. — Они сами решают, поклоняться ли мне.

Они стояли, сверля друг друга взглядами, и каждый думал, как ему или ей добиться своего.

«Мина, по крайней мере, окажется тогда в моей власти, — рассуждала Зебоим. — Потом я верну ее Чемошу, но сначала воспользуюсь ею в своих целях».

«Могу ли я доверить Морской Богине спасение Мины? — спрашивал себя Чемош. Он задумался и решил, что может, ведь Зебоим не посмеет причинить ей вред. — Я же буду держать в заложниках душу ее сына, пока мы не произведем обмен».

Что касается Крелла, мучить его становится все скучнее, пеняла Богиня. «Мой монах гораздо ценнее для меня, не говоря уже о том, что он гораздо интереснее. Я оставлю его себе».

«Маджере представляет собой очевидную угрозу, — думал Бог. — Зебоим раздражает меня меньше. Если, как она утверждает, этот суетливый монах переметнулся от Бога-богомола к Морской Ведьме, то он больше не представляет для меня угрозы. Я-то знаю, как Зебоим обращается со своими последователями. Бедняге еще повезет, если он останется жив. А если Крелл будет рядом со мной, вместо того чтобы прятаться под кроватью, мне это придется весьма кстати».

Что же касается Башни… Зебоим снова вышла из себя. «Я не удивляюсь ничему из того, что в состоянии учинить мой луноликий братец. Но, разумеется, он заплатит за оскорбление! Я разнесу его Башню по камешку! А с чего вдруг Повелитель Смерти заинтересовался Башней Высшего Волшебства? Какое ему до нее дело? Здесь кроется что-то еще, пока непонятное. И я должна разузнать, что именно».

Итак, Зебоим понятия не имела о Башне. Чемошу это показалось любопытным. «Я-то опасался, что брат с сестрой заключили договор. Видимо, нет. Что она будет делать? Что она может сделать? Нуитари не из тех, кто захочет злить Морскую Богиню».

Море волновалось, волны набегали и откатывались назад, пока Боги рассматривали условия сделки под разными углами.

В итоге Зебоим сказала вежливо:

— Обещаю вернуть тебе Мину. Я знаю, как разобраться с братом. Но это, разумеется, при условии, что ты освободишь душу моего сына.

Чемош ответил не менее любезным тоном:

— Я принимаю твое предложение. Крелла я оставлю себе. А у тебя пусть останется монах.

«Чемош что-то замышляет. Он слишком легко согласился», — решила Зебоим, пристально глядя на него.

«Она слишком легко согласилась. Зебоим замышляет что-то», — решил Повелитель Смерти, пристально глядя на нее.

Потом оба разом подумали: «Я все равно остаюсь в выигрыше».

Зебоим протянула руку.

Чемош пожал ее, скрепляя тем самым сделку.

— Приведи мне Мину, и я отправлю душу твоего сына на очередную кровавую битву, — пообещал Повелитель Смерти.

— Я верну тебе Мину, — сказала Зебоим, — и сообщу, что сумею разузнать о Башне. Я уверена, тут кроется какая-то ошибка. Мой брат никогда меня не обманывал.

«Лжет», — решил Чемош.

— Да я рассказал тебе о Башне без всякой задней мысли, — заверил Бог легкомысленным тоном. — Что там Нуитари делает или не делает, меня совершенно не волнует.

«Лжет», — решила Зебоим.

— До скорой встречи, дорогой друг, — произнесла она.

— До скорой встречи, — отозвался Чемош.

— Тьфу, ненавижу этого выродка! — пробормотала себе под нос Зебоим, шагая по дну океана. — Он мне еще заплатит!

— Лживая ведьма, — пробормотал Чемош. — Я еще выведу тебя на чистую воду! — И он позвал громко: — Крелл! Можешь выходить! Мина скоро будет здесь, а когда она вернется, все должно быть готово к действию.

Не подозревающий о том, что Морская Богиня едва не расплатилась за услугу его жизнью, Рис задержался в Утехе, как и обещал Герарду. Прошло несколько дней со времени их разговора, и за это время монах почти не видел шерифа. Каждый раз, когда они встречались, Герард пробегал мимо, приветственно взмахнув рукой и бросив на ходу:

— Не могу пока ничего сказать, но уже скоро. Совсем скоро.

Рис вернулся к своей работе в гостинице, хозяйка которой встретила его очень тепло.

— Я рада, что ты вернулся, брат, — сказала Лаура, вытирая руки о передник. — Мы по тебе скучали, и не только по тому, как ты нарезаешь картошку, хотя никто, кроме тебя, не умеет резать картошку на такие аккуратные маленькие ломтики.

— Я тоже рад, что вернулся, — сказал Рис.

— Ты приносишь с собой особенный дух, брат, — продолжала Лаура, возвращаясь к своей кухне.

Она подняла крышку — из кастрюли поднялся упоительный пряный аромат, — заглянула в кастрюлю, зачерпнула ложку варева и покачала головой.

— Нужно добавить соли. О чем там я? Ах да. Ты приносишь с собой умиротворение, которое распространяется на всех, кто находится рядом с тобой, брат, и улетучивается, когда ты уходишь.

Достав из квашни кусок теста, она принялась ловко раскатывать его, продолжая говорить:

— В тот день, когда ты ушел, кухарка поссорилась с судомойкой, девушка так расстроилась, что опрокинула горшок с ветчиной и бобами и едва не обварилась. Не говоря уже о том, что во дворе затеяли несколько драк, а потом еще один мальчишка принялся скатываться по перилам с самой верхушки дерева и сломал в итоге руку. Когда ты здесь, брат, ничего подобного не случается, все получается гладко, словно девичий зад. О боже! — Лаура хлопнула ладонью по губам и залилась краской. — Прости меня, брат. Не надо мне было говорить такого.

Рис улыбнулся:

— Думаю, ты преувеличиваешь мое влияние, госпожа Лаура. Ну, поскольку дело идет к ужину, займусь, пожалуй, картошкой…

Рис нарезал картофель и лук, принес воды и сочувственно выслушал жалобы кухарки на судомойку, потом утешал судомойку, которая уже не знала, чем еще угодить поварихе. Ему нравилось работать на кухне. Ему нравилось горячее время, вроде обеда или ужина, когда нужно было делать три дела сразу, работать, закатав рукава выше локтя и не успевая думать ни о чем, разве что волноваться, готова ли картошка и ровно ли прожаривается мясо на вертеле.

Когда публика рассосалась и двери гостиницы заперли на ночь, Рис наслаждался тишиной и покоем, хотя требовалось еще перемыть горы посуды, отчистить чайники и кастрюли, вымыть пол, принести воду и замесить хлеб на завтра. Простые домашние заботы напомнили ему о жизни в монастыре. Погрузив руки по локоть в мыльную пену, он мыл пивные кружки и размышлял о Маджере, гадая, что делает этот таинственный Бог и для чего он это делает.