И узре ослица Ангела Божия - Ник Кейв

Капли дождя шипели на раскаленных докрасна стволах. Струйки дыма свивались в голубые арабески.

А восседал Эби По в диковинном деревянном седле, под грузом которого его дряхлая кляча заметно пошатывалась. И в этом седле он совершал странные, чудные движения; тощий торс его раскачивался из стороны в сторону, и непонятно благодаря чему — покорности ли скакуна, ловкости ли проповедника, — несмотря на все лихие выверты, тело Эби так и не слетело с ненадежного насеста.

Седло это было собственным изобретением Эби, запатентованным в Сэлеме под именем «Трона По». Хотя внешне седло выглядело как шикарный седан–де–люкс, в сущности оно представляло собой две прочные рамы в форме буквы «А», обтянутые шкурами опоссумов, между которыми было подвешено обыкновенное кожаное седло. Сооружение довершали кресельная спинка сзади и полотняные попоны по бокам. Приспособление это крепилось под брюхом лошади при помощи стандартной упряжи. Если не брать во внимание само сиденье, то все остальное было сработано из прочных сосновых брусьев и весило в два раза больше, чем обычно весит подобное шорное изделие. Но самую блестящую деталь к этой конструкции По добавил через год после того, как запатентовал ее; я имею в виду ремни безопасности, которыми ездок пристегивался к кресельной спинке. Именно благодаря им, этим ремням, пьяный в стельку проповедник умудрялся совершать свои дикие телодвижения, палить в два стола и все же удерживаться на своем насесте.

Если бы не этот «трон», По никогда бы не осчастливил своим присутствием долину Укулоре. Ведь именно для того, чтобы найти мастера, который возьмется поставить производство изделия на поток, он оставил за спиной прерии запада и отправился на юг. Смекнув, что на западе народ слишком хорошо разбирается в лошадях и слишком беден, чтобы тратиться на шорные новшества, Эби По решил искать жертву на юге, где «все или богаты как последняя сволочь, или глупы как жопа». По крайней мере, так он считал.

Но и на юге он не встретил понимания. Никто не хотел купить у него патент на деревянную упряжь с ремнями безопасности.

Странствуя, По подрабатывал то водителем грузовика, то сборщиком табака, а еще — мойщиком посуды, браконьером, конокрадом и домушником, но ни в одной из этих профессий не преуспел.

Тогда он устроился работать коммивояжером по продаже столового серебра.

Используя врожденный талант убеждать и обольщать, он вторгался в существо вание молодых домохозяек, из которых в основном состояла его клиентура. Он вводил их в соблазн при помощи легкого флирта, грубой лести и проникновенных речей, пока они не подписывали дрожащей рукой контракт, который связывал их непосильными, в сущности, обязательствами и разорвать который не удавалось никому и никогда. И тогда По великодушно соглашался принять их постельные услуги в обмен на посулы свободы. Овладев же их телом, он тут же забывал о данном обещании и вновь принимался, уже на правах полноправного господина, обчищать их кошельки. За время этой своей деятельности По влип не в одну грязную историю.

Но прошло семь лет, и наш герой очутился в перенаселенной Бинбриджской исправительной тюрьме, где ему предстояло провести четыре года в связи с двумя доказанными случаями вымогательства и тремя —г мошенничества. Последние шесть месяцев своего срока он провел в тюремной больнице, жестоко пораженным недугом, известным в медицине как Trickburis, или, иначе, бычий цепень.

Человек, вошедший в БИТ в 1935 году, вышел на свободу полностью преобразившимся. Его круглое, полное лицо осунулось и побледнело. Тонкий лиловый шрам тянулся от кустистой правой брови, огибая левый глаз, и заканчивался волосатой бородавкой, словно рыбацкий крючок с маленьким черным жучком в качестве наживки. Маленькие острые зубы пожелтели и подгнили, а главное достоинство Эби По — его большие, удивительно честные глаза потеряли прямоту: стали льдистыми и приобрели привычку смотреть мимо людей и вещей куда–то в пустоту.

Тонкая талия утратила гибкость и украсилась брюшком, а правое бедро усохло, пораженное глистами, проникшими в него из кишечника, отчего походка Эби По стала неловкой и прихрамывающей. В первый же вечер на свободе он нашел себе приют, сняв комнату у старой девы швейцарского происхождения по имени Хейди Хох. Хейди была пылкой анабаптисткой и, несмотря на свои восемьдесят три года, каждое воскресенье проделывала до церкви путь длиною в четверть мили.

Седовласая старушка выходила своего жильца, но в 1940 году сама слегла, заразившись оспой.

У смертного одра Хейди стоял Эби По, с трудом удерживаясь, чтобы не отвести глаз от кровоточащих язв, покрывавших лицо и череп старухи. Оспины роились так густо, что напоминали ползающих черных муравьев. Открыв ненадолго глаза и поднеся кроваво–красную руку к лицу, Хейди сказала: — Видишь, что на мне, Эби? Это твой грех на мне. Грех, который я сняла с тебя.

Я уйду и унесу его с собой в могилу. А ты чист, Эби. Это я очистила тебя!

Эби По наполнил шкатулку из–под чая крохотными деревянными куколками, вырезанными Хейди, завернул шкатулку в вышитые старухой льняные салфетки, а сверху положил инкрустированное жемчугом распятие. Все это он отнес в приходский благотворительный центр, где обменял на строгий черный сюртук и шляпу с высокой тульей и широкими полями из черного фетра. Облачившись, Эби По посмотрел в зеркало и увидел высокого худого мужчину с голодными глазами и суровым лицом, на котором отпечатались следы необратимого раскаяния. Он увидел человека, облеченного призванием и несущего миру весть.

— Бог пребывает во мне, и печать Его на лице моем, — подумал Эби По, готовясь к своему новому служению. Он вернулся в дом, взял там принадлежавшую Хейди Библию и отправился в путь.

С этого самого дня новоиспеченный евангелист раскрывал Писание при каждой возможности: на углах людных улиц, в молитвенных домах, салунах, вез* де, где гнездится порок, — на площадях и в парках, в школах и тюрьмах, под сенью вязов в кварталах богачей и в страшных трущобах Сэлема. Он громко возглашал слова своей покойной хозяйки, облачая их в свой громкий и хорошо поставленный голос: — Грех! Грех повсюду, сэр! Тень его лежит на всем, мадам! Неужели вы настолько погрязли в нем, что ничего не видите!

Но и тогда он еще не обрел своего истинного по прища.

Только когда до него дошли слухи об ужасных вещах, творящихся в горах — там, где жили враждебные к чужакам семейства, погрязшие в кровавых распрях, насилии, детоубийстве, свальном грехе, — он понял, куда его влечет призвание.

Эби По купил лошадь и поехал в горы. У их подножия он повстречал девочку лет восьми. Она сидела у дороги на груде матрацев.

— Иди ко мне, дитя мое. Покажи мне, где находится ближайший дом молитвы в этих краях, — сказал По.

Девочка не шелохнулась. У нее были загрубевшие, потрескавшиеся щечки. В немытых руках она держала маленькую зеленую травяную змейку. Зрачки девочки на глазах у Эби По начали затягиваться незрячей пленкой, и он снова спросил: — Ваша часовня? Где она? Покажи мне путь.

Девочка приподняла простыню, накинутую на матрац. Под простыней лежала женщина, кожа которой кишела паразитами того рода, что заводятся обычно только в телах тех, кто давно умер.