Легенды Белого дела - Вячеслав Бондаренко

Неожиданно рядом с обсуждавшими новость офицерами оказался Марков. Генерал был спокоен и уверен в себе, казалось, что гибель Корнилова, которого он безмерно уважал и любил, никак не повлияла на него.

— Да, генерал Корнилов убит! — резко произнес Сергей Леонидович, глядя на враз примолкших офицеров. — Мы почти окружены. Дальнейшее будет зависеть от нас. Этой ночью мы должны оторваться от противника. Отход без привалов, в полном порядке[105].

И Марков исчез в темноте. Его самообладание, сила духа поразили тогда многих и заставили взбодриться.

Конечно, чины 1-й бригады надеялись, что командующим армией станет именно Марков. Ведь он был душой похода, правой рукой Корнилова, его храбрость и хладнокровие были общеизвестны. Но начавшиеся по этому поводу разговоры резко пресек сам Сергей Леонидович: «Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за ее судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе»[106]. И этих трех фраз вполне хватило, чтобы слухи и разговоры умолкли сами собой…

В те дни едва ли не один Марков был так уверен в Деникине. Безграничный авторитет Антона Ивановича как бесстрашного начдива Великой войны, единственного человека в армии, дважды получившего Георгиевское оружие — обычное и с бриллиантами, «быховца», был поколеблен во время Ледяного похода тем, что полубольной Деникин проделал его в армейском обозе. Да и вождем, атаманом, не отличающимся от своих подчиненных, этаким лихим партизаном, который неожиданно проявился в Маркове во время похода, Деникин никогда не был. Но у него были другие преимущества — хладнокровие, стойкость, умение широко видеть проблему, врожденное мастерство маневра. И именно это мастерство спасло, казалось бы, полностью деморализованную гибелью Корнилова и обескровленную Екатеринодаром армию. Отменив штурм, Деникин повел добровольцев единственным возможным путем — на север, к границам Дона. В каком состоянии совершался этот отход, вспоминал артиллерист-марковец В. А. Ларионов: «Все идут молча. Ни шуток, ни разговоров, лишь топот коней, шум колес, позвякивание орудийных щитов. Положение страшное: четыре снаряда на всю бригаду. Роты по десять штыков и многотысячный транспорт, — лазарет раненых и больных. Ноги стерты в кровь, усталость физическая и моральная беспредельны. Генерал Марков — нахмуренный, злой, похудевший — свирепствует в обозах и работает плетью на всех переправах и железнодорожных переездах. Он один из немногих, не погрузившихся в апатию и уныние»[107].

В пятом часу утра 16 апреля вышли к линии занятой красными Черноморской железной дороги, недалеко от станции Медвёдовской. Там произошел еще один легендарный бой с участием Маркова — бой, который фактически спас армию от полного разгрома. Сергей Леонидович с группой конных разведчиков захватил железнодорожную будку и как раз допрашивал перепуганного сторожа, когда раздался телефонный звонок. Звонили с занятой красными станции Медвёдовской.

— Спокойно ли на посту, нет ли кадет?

— Совершенно спокойно, — ответил генерал.

— Для верности скоро подойдет бронепоезд.

— Пришлите, товарищи. Оно будет вернее[108].

По другой версии, изложенной в воспоминаниях В. А. Ларионова, Марков сам позвонил в Медвёдовскую и, сыграв панику, попросил немедленно выслать бронепоезд, так как к переезду «идут кадеты». Какая из этих версий точнее, сказать трудно — появление вражеского бронепоезда в любом случае было гибельным для армии, которая только начала пересекать железнодорожное полотно (из-за гигантского обоза этот процесс был очень долгим). Но, с другой стороны, бронепоезд — это снаряды и патроны, которые были жизненно необходимы. Возможно, Сергей Леонидович сознательно пошел на смертельный риск, который в итоге обернулся блестящим боевым эпизодом…

Повесив трубку, генерал тут же сделал необходимые распоряжения. Бронепоезд появился через полчаса. У переезда уже собрались все старшие начальники армии — А. И. Деникин со штабом, М. В. Алексеев. Обоз продолжал медленно тянуться через переезд, и поезд двигался прямо на него… Хладнокровно рассчитав момент, Марков со своей знаменитой плетью в руке выбежал прямо к паровозу:

— Поезд, стой! Раздавишь, сукин сын! Разве не видишь, что свои?!

Поезд остановился, и в этот миг генерал точным броском кинул ручную гранату в будку машиниста. Грянул взрыв, а Марков, отбегая, крикнул:

— Орудие, огонь!

Орудие Юнкерской батареи капитана А. А. Шперлинга в упор ударило по бронепоезду. Зазвучал ответный огонь, но добровольцы уже бросились на штурм. Экипаж бронепоезда, состоявший из моряков, стойко защищался и погиб целиком, потери белых составили 15 убитых и 60 раненых. Из захваченных пушек тут же обстреляли станцию, отпугнули второй бронепоезд красных и взяли множество трофеев, целое богатство — около 360 снарядов, 100 тысяч патронов, продукты… Но главное — после этой победы у армии словно открылось второе дыхание. «Настроение сразу же улучшилось, — вспоминал В. А. Ларионов. — Как будто не было кровавого екатеринодарского боя, усталости, сознания безнадежности. Окрыленная, пополненная снарядами и патронами армия быстро двигалась на север»[109]. «Для того чтобы армия вновь поверила в свою звезду и обрела утраченную волю к победе, необходимо было чудо. Этим чудом сделался подвиг генерала Маркова, который глубоко всколыхнул всю армию. Своей почти безумной храбростью, спасшей всех, генерал Марков вновь окрылил подбитые надежды, вдохнул в почти омертвевшее тело армии свой буйный, властный, героический дух»[110], — писал один из первых корниловцев, первопоходник, а в эмиграции — священник, князь Н. П. Ухтомский.

После этого боя статус Маркова в рядах добровольцев, и без того высокий, окончательно поднялся до легендарного. Сам же Сергей Леонидович лишь ворчливо шутил по поводу того, что какой-то доброволец выстрелил у него из винтовки над самым ухом, от чего он временно потерял слух. Да и на смотре, который устроили в станице Дядьковской и на котором Деникин горячо благодарил Маркова, тот коротко ответил, что авторы победы — артиллеристы, и указал на наводчиков Юнкерской батареи.

Армия двигалась дальше. 30 апреля во второй раз с начала похода вошли в большое село Лежанка, памятное всем по бою 6 марта. Здесь на протяжении трех дней бригада Маркова отбивала яростные атаки красных, продолжавшиеся с утра до вечера. У стрелков было по 30 патронов на человека, артиллерия работала только по «интересным целям», то есть по броневикам, тачанкам или группам всадников. Свои тачанки впервые появились и у белых — Марков приказал разместить часть пулеметов на подводах. Бои в Лежанке были жаркими, только раненых в обозе появилось около 160, были ранены командир Офицерского полка генерал-майор А. А. Боровский[111] и пришедший ему на смену полковник Н. Н. Дорошевич[112]. В первый день Святой Пасхи, 5 мая, Марков навестил раненых и подбодрил их в своей обычной манере: