Любимец Израиля. Повести веселеньких лет - Аркадий Лапидус

Раздразнили донельзя!

Ну, остальные парни читали, наверное, меньше и потому быстро устроились. По той же так презираемой мной схеме "Дважды два – четыре!". И то не в своём родном коллективе, а на стороне. А меня эти «Аэлиты» чуть было до половой неврастении не довели.

Чтобы не заболеть, плюнул я на их инопланетное происхождение, да так плюнул и озлобился, что слишком! То одну хлопну по попке, прилюдно, то другую…

Доигрался до того, что девчонки схватили меня как-то на большой перемене, затащили в пустую аудиторию и чуть было не лишили детородной перспективы. Вроде бы в шутку, но в коллективном азарте всякое бывает, и я перепугался ого-го как. Всё-таки медички!.. Да и то, что среди них есть бывшие уголовницы, не очень утешало…

Вырвался я, с трудом отдышался, и какое-то время вёл себя пристойно.

Но тут грянуло очередное сельхозудовольствие. А как я уже говорил, наше медучилище ежегодно шефствовало над табаксовхозом. И там каждый раз после работы наступал волнующий вечер.

Парни надёргали девчонок из работающего рядом с нами сельхозтехникума и из местных и разбрелись кто куда. Кое-кто из наших дам тоже в благословенную темноту не в одиночку углубился. Один я как перст туда-сюда шастаю среди оставшегося медового улья и облизываюсь, и злюсь всё больше и больше. Типичные вечные "страдания юного Вертера", но уже на другом историческом отрезке и в других декорациях, ситуациях и материале. Поэтому злюсь не только от того, что на голодной диете нахожусь, а и от того, что я, полный романтики и тончайшей духовной организации, с дулей в карманах хожу, когда одноклеточные благополучно нетрудно и вкусно размножаются. Да и раздражало ещё то, что слишком уж гордо ходят этакие вроде бы недотроги и почти литературные по виду Ассоли, а сами только о самцах думают, а не о Греях.

И вот, наверное, для того, чтобы показать всем действительную сущность этих воздушных созданий, я снова начал прилюдно презрительно хлопать их по упругим попкам. Ну и, конечно, опять дохлопался…

Наша группа жила в одном из отделений табаксовхоза в почти достроенных коттеджах. Это большой зал и три небольшие комнатки. В зале на матрацах располагалась основная женская половина, в двух небольших комнатах, тоже на матрацах парни, и в одной, на нормальной кровати педагог. В том коттедже, где жил я, нас парней было шестеро, а дам – человек восемнадцать.

И вот в один прекрасный послерабочий вечер парни как всегда прифраерились, наодеколонились и только собрались на свидания, как кто-то из дам им и крикнул:

– Тащите вашего шутника-юмориста! Допёк он нас! Мы с ним сейчас разберёмся! Мы его сейчас посватаем! Тут сразу три не против!..

– Ура-а! – заорали парни и, думая, что это одна из очередных молодёжных игр, бросились ко мне.

Меня как волной холодной обдало!

Я сразу всё понял!

Тем более что опыт уже был…

Но моё отчаянное сопротивление парни приняли за кокетство и, дружно оторвав от пола и подняв над головами, как ленинское бревно, понесли к залу.

– Мужики, вы что? Они же из меня сейчас фарш сделают! – заорал я. – Ножик хоть дайте для защиты! Ножик!..

– На! – сказал кто-то и тоже в шутку сунул мне в руку увесистый складной нож.

Дверь распахнулась, и, казалось, тысяча женских рук вцепились в меня. Вырвав у парней, они втащили меня в зал, и тут же с оглушительным ударом дверь захлопнулась, и увесистый крючок заблокировал её.

Парни оторопели.

Это уже была явно не игра, и они начали стучать и требовать моей выдачи.

– Мы вам его девушкой выдадим! – крикнул какой-то прокуренный сиплый голос, и я выдернул лезвие ножа.

– Ножик! У него ножик! – раздался визг, и агрессивная масса отшатнулась.

Я метнулся в свободный угол зала и, почувствовав спиной защитный тыл стен, выставил нож. Человек шесть разгорячённых далеко не юных и некрасивых баб тяжело дышали в метре от меня. А одна, самая азартная, делала рывки, но свист лезвия отбрасывал её.

– А ну, откройте немедленно! – раздался за дверью требовательный голос.

Крючок откинулся и, растерянно улыбаясь, вошла педагог – хирург Татьяна Петровна. Она тоже думала, что то, что происходит – игра.

– Ножик! У него ножик! – завопили нападавшие.

– Где? – так же улыбаясь, спросила Петровна и обыскала меня.

Ножа не было.

Петровна поняла, что её разыгрывают, и направилась к двери.

Я по стеночке, по стеночке за ней.

Но только она вышла, как самая азартная тётка бросилась к двери и снова набросила крючок, а я метнулся обратно в угол и опять раскрыл нож. Он был спрятан в молитвенно сложенных ладонях. Как я додумался это сделать – не знаю. Всё произошло как бы само собой…

В дверь опять замолотили, а несколько парней побежали к окнам. Схватив кирпичи, они приготовились бить стёкла, чтобы прийти мне на помощь. Моё бело-зелёное лицо, вздыбленные волосы и сверкающее лезвие не требовали комментариев и сомнений.

Крики парней, уже нешуточные крики Петровны и, главное, затянувшееся время сбили остроту психоза. Предупреждающе дёргая ножом, я рывками добрался до двери и, откинув крючок, сложил и выронил нож прямо в профессиональные руки в этот момент моего любимого хирурга Петровны…

В этот же день меня дислоцировали в другое отделение совхоза, а потом и домой.

От греха подальше!..

Но самое интересное то, что во всей этой заварушке никто из тех, кого я хлопал по попкам (а хлопал я только хорошеньких!), не участвовал. Они сидели в глубине зала на матрацах очень перепуганные и даже пытались остановить это зашкалившее безумие. С одной из них я даже впоследствии подружился. Романтика – не романтика, а брови у неё были очень романтично изогнуты, как рисунок на голове у лебедя, кожа – шёлк, фигурка – балет. Да ещё и оказалось, что "Алые паруса" – её любимая книга…

Пиликанье на скрипке и мой голос сразу поставили меня на ступеньку выше простых медицинских сокурсников. Тем более что я быстро освоил вокальные азы и свободно гулял по репертуару Иосифа Кобзона, Эдуарда Хиля, а, главное, Муслима Магомаева.

Весь мир для меня фазу поделился на обыкновенный и необыкновенный (хотя он всегда был, есть и будет таковым!), и тянуться я стал только ко второму, где уже обитал. Я, конечно, не подавал виду, что я особенный, но внутри нос задрал до потолка. Уже потом я узнал, что это не исключение. Оказывается, все певцы считают, что схватили Бога за бороду. Мания величия и ядовитая ревность к коллегам у них – норма! Тут поистине – "два короля на троне не сидят!". И когда меня пригласили в клуб, я с удовольствием отметил, что ни у кого в местной самодеятельности нет голоса с таким диапазоном и бархатным тембром, как у меня.

Но меня, оказывается, пригласили не из-за голоса, а из-за скрипки. Там разучивали к смотру самодеятельности увертюру к кинофильму "Дети капитана Гранта" и чисто для вида им нужна была хоть одна скрипка.