"Подводный волк" Гитлера. Вода тверже стали - Вильгельм Шульц

* * *

По проливу Литл-Минч шли с таким настроением, как будто война уже выиграна. Встречайте нас, девушки, с цветами! В надводном положении и на полном. Глупый риск — но тогда это никого не интересовало. Победа! Победа! Победа! Сделали мы этот тупорылый эсминец!!! Значит, не только Прин может заходить в британские порты, но еще и Ройтер, а там и Шепке, и Кречмер, да мы затопчем вас, надменные тупорылые «овсяночники»! Землю жрать будете! На радостях расстреляли из палубного орудия рыбацкую шхуну — нанесение ущерба хозяйственной деятельности противника — тоже боевая задача. Нет шхуны — нет трески. Нет трески — ну мы вот тут только что про землю говорили… И потом, эта калоша ведь могла передать координаты лодки. И, похоже, передала. Ночью пожаловали гости. Уже недалеко был спасительный остров Тайри — за ним Атлантика. А там — ищи-свищи. Вот только здесь, сейчас глубина не больше 80 метров… Англичане, видимо, разгадали уловку Ройтера и перекрыли выход из пролива. Срочное погружение! Камнем на дно! Лодку атаковали сразу два эсминца.

Ройтер был спокоен. Он как будто решал очередную математическую задачу. Главное — не напороть. Все будет чики-пуки!

— Карлевитц! Вы капитан эсминца! Ваши действия?

— Если я засек лодку, я определю район наиболее вероятного ее поражения…

— На карте…

— Думаю, так… — Карлевитц делает отметку карандашом.

Работа по уклонению от бомб была отработана до мелочей: акустик сообщал координаты шумов, Карлевитц моделировал действия эсминцев, Ройтер отдавал команды. Рах и его ремонтники готовились к худшему сценарию. Унтерхорст следил за рулями и силовой установкой.

— Они берут нас в кольцо и будут его сужать — наша задача отследить шумы и прорваться между циклами…

Да легко сказать! А как это все сделать-то… Нужна идеальная отточенность действий, нужно предвидеть противника на шаг, лучше на два, а еще лучше на три. Ройтер понимал, что для Карлевитца это шанс, сейчас их жизни зависят от этого еврея, и Карлевитц понимал, что Ройтер понимает. Он был собран и деловит. Он был, наверное, неплохим вахтенным на эсминце, и окажись сейчас наверху парень такого же ума и воли, лодке пришлось бы плохо. Стоп! Полная тишина! Эсминцы меняют курс, удаляются, возможно, их «асдики» что-то почуяли. Нет, суки, возвращаются.

— Первая партия пошла! — выдохнул Карлевитц. — Засекаем время от «хлюпа» до взрыва.

Первые бомбы не причинили вреда. Дальше было хуже. Ройтер затеял поединок нервов, и сам он, и Карлевитц, и Унтерхорст в принципе были готовы к нему. Хуже было с простыми матросами. Никто ведь не знает, чем эти игры кончатся, а одно неловкое движение и… Скорее всего ничего почувствовать и не успеешь. Или успеешь… 1 кубометр воды — 1 тонна. 70 кубометров — это 70 тонн — на каждый метр этой палубы. Скорее всего тебя просто раздавит. Нечему будет всплывать…

В углу один из матросов начал молиться. Жалобно так.

«…Святой Франциск Ксаверий, столь достойный любви и столь любящий. В благоговении преклоняюсь я вместе с тобой перед величеством Божьим…»

Ройтер не мог разобрать слов молитвы, а лишь интонацию. Ясно было, что парень выкладывается. Это не формальная молитва по воскресеньям, чтоб получить свой десерт за обедом. Это вопль души, адресованный в небеса. Ройтер мысленно перелистывал его личное дело: «Я его брал уже на „семерку“». Эти мысли отвлекли его от Карлевитца, который тихо, вполголоса, докладывал, а рука с карандашом вычерчивала по карте примерный путь к спасению.

«…О, как радуют меня исключительные милости, кои ниспослал Он тебе при жизни, и величие, коего Он удостоил тебя по смерти. Выражаю Ему за это искреннюю благодарность…»

Здесь мы меняем курс и глубину и тихо уползаем на тихом ходе электромоторов…

— Да-да, оберфенрих… Два румба вправо, глубина 70!

— Есть два румба вправо…

Приказ эхом повторяется вполголоса. «Асдик» начал свою адскую работу. Блям, блям, блям, стукало по обшивке. Акустик уже на автомате подстраивал включение своего эхолота под этот звук.

«Под килем 7»; «Под килем 8».

И тут оглушительный треск, звон битого стекла, искрящая проводка и до боли знакомое шипение поврежденного трубопровода. Рах уже мчится со своими ребятами в торпедный.

«Прошу тебя, добудь мне через могущественное заступничество твое великую милость святой жизни и благой смерти. Испроси мне также милость не быть убитым сегодня…» — слышалось из угла.

— Отставить х…ню!!! — завопил Ройтер и метнул в молящегося железную миску. Почти попал. Миска громко хлопнулась о стену в миллиметре от головы матроса. — Я вам дам, кланяться табуретке!

Матроса как ветром сдуло. Ройтер поймал растерянный взгляд Унтерхорста. Это было очень смешно. Человек, профиль которого просто создан для того, чтобы его освещали сполохи адского огня, настоящий морской волк, выглядел растерянно и глупо. Казалось, на его глазах сейчас произошло нечто, что он никак не мог идентифицировать ни в положительном, ни в отрицательном аспекте. С одной стороны, парень допустил, пожалуй, излишнюю мягкотелость, с другой — запретить матросу молиться в критической ситуации, а ситуация была сейчас именно такой — просто бесчеловечно… Ройтер обратил внимание на замешательство старпома.

— Отныне за обращение к богу напрямую буду наказывать, как за несоблюдение субординации, — пояснил он старпому. — Здесь я выполняю обязанности господа бога! Есть просьбы? Пишите рапорт!

Знакомое слово избавило Унтерхорста от столь мучительного морально-этического выбора. Да, субординацию, пожалуй, нарушать нельзя. Он об этом как-то сразу не подумал… Звон миски — опасный звук. Явно не морской. Он мог вполне привлечь внимание акустика на эсминце. Да сейчас любой звук опасный. Идет борьба двух акустиков. Кто? Он или мы?

— Продолжайте, Карлевитц! — бросил командир.

— Обе машины полный! — шепчет Карлевитц.

— Обе полный, — машинально повторяет Ройтер, хотя где-то в глубине сознания срабатывает лампочка тревоги: «Так нельзя делать!» Но приказ уже отдан и повторен в центральном посту. Карлевитц заметил вопросительный взгляд Ройтера.

— Он не услышит за своими винтами… — выдохнул оберфенрих.

— А теперь стоп!

— Стоп машина!

Два мощных разрыва прогремели за кормой.

— Я бы считал нас потопленными…

— Продуть гальюн соляром! — отдал приказ Ройтер. Эту партию, похоже, подводники выиграли. Через сутки британцы на берегу рапортовали об уничтожении лодки, с высокой вероятностью именно той лодки, которая наделала шума в Лох-Иве. Немцам нечего было ответить — Ройтер исчез из радиоэфира.

С поврежденными зенитными орудиями, левым рулем глубины и радиоантенной лодка выползла из адских клещей. Медленное движение на вест-зюйд-вест наконец дало свои плоды. Вырвались… Маэстро, музыку!

* * *

Это ни с чем не сравнимое чувство, которое тебя переполняет, когда после тяжелого похода видишь, как на горизонте появляются мигающие огни маяков Вильгельмсхафена. Сначала ты вглядываешься в туманную дымку, а туманы и здесь отнюдь не редкость, до боли в глазах, и готов еще и еще раз переспрашивать старпома о координатах. Но вот они засверкали, сначала невнятно, лишь бело-желтые блики, потом ярче, ярче, у них появляются лучи. Палубные ящики открывают и приготавливают к прибытию в порт. Швартовочные канаты вынимают из ящиков и складируют на палубе. В Киле тоже, да, но там все как-то по-другому, там долго идешь по каналу, вокруг знакомые одинаковые пейзажи, и понимаешь значительно раньше, что ты дома. Собственно, маяки Киля — это формальность. Естественно, маяки, раз порт. Но чувство, которое испытываешь, огибая Альте Меллум — небольшой гористый островок с песчаными отмелями, — не испытаешь более нигде. Это чувство облегчения, торжества победы над смертью, предвкушение бурных дней и ночей на берегу. После него уже не редкость встретить патрульный шнельбот или своих же братьев-подводников, выходящих на боевое дежурство. Справа в бинокль можно рассмотреть круглые чаны нефтебазы. Сейчас она без огней. Ее берегут. Зенитчики глаз не смыкают. Но это еще не то… Маяки Вильгельмсхафена еще не появились из-за мыса. И вот — наверное, это и есть счастье… Они посылают в пространство свой равномерный импульс — створ открыт для прохождения субмарины. Мы дома и не с пустыми руками! И мы живы!