Сын полка - Валентин Катаев

— Можете не докладывать. Известно. Хорош у меня разведчик,которого мальчишка вокруг пальца обвёл! Командиру отделения докладывали?

— Так точно. Докладывал.

— Ну и что же?

— Командир отделения четыре наряда не в очередь дал.

— Сколько нарядов?

— Четыре.

— Мало. Доложите ему, что я приказал от себя ещё два нарядаприбавить. Итого — шесть.

— Слушаюсь.

Капитан Енакиев некоторое время не спускал глаз свытянувшихся перед ним солдат.

— Садитесь, орлы, — наконец сказал он, расстёгивая шинель идавая этим понять, что официальный разговор кончен и теперь разрешается держатьсебя по-семейному. — Отдыхайте. Слыхал я, что вы мужички хозяйственные, будто увас завёлся какой-то необыкновенный пензенский самосад. Вы бы меня угостили,что ли!

Не успел он это сказать, как пять кисетов потянулись к нему,пять нарезанных газетных бумажек и пять зажигалок, готовых вспыхнуть по первомуего знаку.

Отовсюду слышались голоса:

— Моего возьмите, товарищ капитан. Мой будто малостьпослабже.

— Моего попробуйте, мой с можжевельником.

— Разрешите, товарищ капитан, я вам скручу. Против менятоньше никто не скрутит.

— Может быть, лёгкого табачку желаете? У меня сухумский,любительский, сладкий, как финик.

— Богато живёте, богато живёте, — говорил капитан,неторопливо примеряясь, у кого бы взять табачку. — А ты, Биденко, ты зря свойкисет подставляешь. У тебя я всё равно не возьму. Накуришься твоего табачку, апотом, чего доброго, проспишь всё на свете.

— Верно, — подмигнул Горбунов. — Точно. Это он непременнопосле своей махорки заснул в машине и пастушка нашего прошляпил.

— Про это я и намекаю, — сказал капитан.

— Товарищ капитан, — жалобно сказал Биденко, — кабы он былобыкновенный мальчик… А ведь это не мальчик, а настоящий чертёнок. Право слово.

— А что, верно — хороший малый? — спросил капитан,затягиваясь пензенским самосадом. — Как он вам, братцы, показался?

— Паренёк хоть куда, — сказал Горбунов, улыбаясь тойширокой, свойской улыбкой, которой привыкли улыбаться все разведчики, говоря оВане. — Самостоятельный мальчик. И уж одно слово — прирождённый солдат. Мы быиз него знаменитого разведчика сделали. Да, видно, не судьба.

— Жалко? — спросил капитан Енакиев.

— Да нет, что же… Жалко не жалко… Он, конечно, и в тылу непропадёт. А сказать правду, то и жалко. У него душа настоящая, воинская. Ему вармии самое место.

— А не сочиняешь?

— Чего же тут сочинять! Это сразу заметно. Хотя вам, какнашему командиру батареи, конечно, виднее.

— А вы, ребята, почему молчите? — сказал капитан Енакиев,пытливо всматриваясь в солдатские лица. — Как вам показался мальчик?

По лицам разведчиков тотчас разлилась такая дружная улыбка,словно она у них была одна, большая, на всю команду, и они улыбались ею некаждый порознь, а все вместе.

— Глядите. Думайте. Вам с ним жить, а не мне.

— Подходящий паренёк. Одно слово — пастушок, солнышко, —заговорили разведчики, всё ещё не вполне понимая, куда гнёт их капитан.

А он строго посмотрел на них и после некоторого, довольнопродолжительного раздумья твёрдо сказал:

— Ну ладно. Только знайте, что это вам не игрушка, а живаядуша… Эй, Соболев! — крикнул он, подойдя к двери. — Давай сюда пастушка.

И когда на пороге, к общему изумлению, появился Ваня,капитан сказал, крепко взяв мальчика за плечо:

— Получайте вашего пастушка. Пусть пока у вас живёт. А тамувидим.

Едва капитан Енакиев вышел из блиндажа, как разведчикиокружили Ваню. Всем хотелось поскорее узнать, каким образом всё это получилось.

— Пастушок! Друг сердечный! — воскликнул Горбунов.

— Ну, парень, докладывай! — строго сказал Биденко. — Откудаты взялся? Где тебя черти носили? Как тебя нашёл капитан Енакиев?

— Который капитан Енакиев? — спросил Ваня с недоумением.

— А тот самый, кто тебя к нам привёз.

— Так нешто это был капитан Енакиев?

— Он самый.

— Батюшки!

— А ты и не знал?

— Откуда ж! — воскликнул Ваня, мигая короткими ресницами. —Кабы я знал… Нет, кабы я только догадывался… Правда, дяденька, самый это и былкапитан Енакиев?

— Разумеется.

— Командир батареи?

— Точно. Самый он.

— Ох, дяденька, неправда ваша!

— Погоди, пастушок, — сияя общей улыбкой командыразведчиков, сказал Горбунов. — Ты не восклицай, а лучше всё по порядкурассказывай.

Но Ваня, видимо, был так взволнован, что не мог связать идвух слов. Восхищённо сияя глазами, он осматривал новый блиндаж разведчиков,который уже казался ему знакомым и родным, как та палатка, где он в первый разночевал с ними.

Те же аккуратно разостланные шинели и плащ-палатки, те жевещевые мешки в головах, те же суровые утиральники.

Даже медный чайник на печке и рафинад, который Горбунов ужепоспешно выкладывал на стол, были те же.

Правда, трофейная карбидная лампа была другая. Она неприятнорезала глаза своим едким химическим светом, который, как и сама лампа, казалсятрофейным. И мальчик щурился на неё, морща нос и делая вид, что не можетвымолвить ни слова.

На самом же деле, если говорить всю правду, он давно ужесмекнул, что офицер, с которым он заговорил возле избы, был капитан Енакиев.Только и виду не показал. Недаром солдаты сразу разглядели в нём прирождённогоразведчика. А первое правило настоящего разведчика — лучше знать да молчать,чем знать да болтать.

Так судьба Вани трижды волшебно обернулась за столь короткоевремя.