Возвращение с края ночи - Глеб Сердитый

Все время до ухода Сашка промаялся, не зная, за что схватиться и чем отвлечь себя. Взявшись за книгу, он вскоре понял, что не запоминает абсолютно ничего из прочитанного, более того, каждая новая строчка кажется ничем не привязанной к предыдущей. Мелькнувшая по привычке мысль посмотреть, что идет по телевизору, сразу же вызвала в памяти ночной морок и все, что произошло следом. Нет, даже если бы ящик не зиял серо-черной дырой вместо экрана, его Воронков включать бы не стал.

Поесть, что ли? Странно, но он не только голода не чувствовал, — наоборот, мысль о еде вызвала у Сашки активную неприязнь.

Время тянулось медленно и бесцельно — так же медленно и бесцельно, как шлепались в тазик капли, одна за другой собирающиеся на потолке. Неравномерное бульканье в тазу, молчащий телефон, разбитый телевизор, пятно из-под жидкой гадости…

«Ничего себе „мой дом — моя крепость“! В такой крепости можно до ручки дойти!» — злился Воронков.

В конце концов он не выдержал, и засобирался на работу чуть ли не за час до обычного времени, оправдываясь перед собой, что, мол, транспорт в последнее время ходит плохо, да и Олег-сменщик будет рад домой свалить пораньше.

Джой пару раз махнул хвостом, увидев одевающегося хозяина, но следом за портупеей Сашка вытащил из шкафа намордник, и радость пса несколько увяла.

— Нечего, нечего… — сказал он недовольной собаке, вновь пристраивая «Мангуста» под мышкой. — У тебя сбруя и у меня сбруя. Тебя без намордника в троллейбус не пустят. Да и с ним тоже через раз ругань, но это пережить можно. А вот меня без пушки и вовсе чикнут где-нибудь в подворотне, благо чем чикнуть найдется…

Он тряхнул головой, прогоняя видение узкого кинжала со злобным зверем на рукоятке, и направился к двери.

Часть лишнего времени они с Джоем потратили, дойдя до следующей остановки, где к троллейбусу, идущему в сторону «Южной», добавлялся еще и автобус.

Большого удовольствия прогулка не доставила. Казалось, сам воздух в городе окончательно отсырел и водяная пыль не падает сверху, а сама по себе возникает из ничего.

Времени впереди еще много, но, издалека увидев выруливающий из переулка «Икарус» с яркой надписью «Пиво „Волжанин“ — для вас, горожане!», Воронков по привычке перешел на бег. Сначала ленивой трусцой, а потом, сообразив, что так он успеет аккурат к прощальному клубу копоти, рванул всерьез.

«Успеваю вроде бы… Черт!» — что-то мокрое и большое с размаху ударило Сашку по лицу, закрыв глаза.

Он с разгону мотнулся телом вбок, уходя от возможного удара, и в то же время гася набранную в беге скорость. Новый наклон, теперь уже в другую сторону, одну руку выставить вперед, прикрываясь, другой быстро провести по лицу…

Почему Джой молчит?!

Через секунду Воронков обрел возможность видеть, сначала одним глазом, потом вторым.

Никто за это время не нанес ему удара, никто не подставил ногу, и вообще, активных действий враги не предприняли. Сашка отвел руку от лица, посмотрел на нее, посмотрел по сторонам…

«Фу, позорище! Хорошо, что народу мало на улице! Блин, хоть хватило еще ума пушку не вытащить…» — досадовал Сашка, разглядывая остатки мокрого газетного листа со знакомыми заголовками.

Ну да, конечно! Он в скверике перед НИИ оставил такую же газету на лавочке, а эту кто-нибудь на балконе бросил, что ли? Подул ветерок — и вот — пожалуйста. Таинственное нападение.

«Чтобы лишить героя главного удовольствия в жизни — прокатиться на автобусе с церковно-славянской мордой „Волжанина“ на боку, злобные враги подготовили операцию „Коварная макулатура“, которая блестяще удалась!» — поддразнил себя Воронков, хотя в общую череду неудач и неприятностей этот эпизод вполне укладывался.

Он представил себе некоего врага, который, обставив балкон флюгерами с вертушками, всматривается в экран компьютера, анализирующего воздушные потоки. А рядом в автоматизированном держателе — эта злосчастная газета. Сашка даже поднял глаза, но ближайшие три дома балконов не имели вообще, так что флюгер врагам ставить было негде.

А что автобус? Само собой, автобус уже вальяжно отваливал от остановки.

Воронков счистил с себя последний клок расползающейся в руках бумаги и неспешно пошел дальше, решив не слишком-то забивать голову размышлениями еще и об этом эпизоде.

Нельзя же теперь каждую мелочь воспринимать как грозный знак.

Троллейбус пришел после обычных полутора десятков минут ожидания, и никаких проблем с тем, чтобы в него сесть, у Сашки не возникло. Пассажиров было не много, по поводу Джоя никто возмущаться не стал, и, заняв привычное место у заднего окна, Воронков принялся разглядывать дома, машины, людей, куда-то спешащих по мокрым тротуарам, ни на чем специально не задерживая внимания.

Остановка за остановкой: наизусть знакомые улицы да повороты, и ничего нового в их облике. Даже метростроевский козловый кран стоял на все том же краю котлована, что и в позапрошлом месяце (первую очередь метро в городе открыли лет десять назад, и похоже было, что до открытия второй придется ждать еще столько же).

Все знакомо, все привычно. Сашке показалось странным, что всего лишь вчера вон там, за тем перекрестком его, словно в голливудском боевике, выдергивала из-под колес вся из себя прекрасная блондинка. А немногим раньше он где-то здесь же дрался со странными парнями, которые против всякой логики докопались именно к нему…

И черный рыцарь, блин! Как бы было здорово, если б это был всего лишь бред!

Заверещали тормоза, троллейбус дернулся, резко останавливаясь, и у сидящего спиной по ходу Сашки голова мотнулась назад так, что хрустнули позвонки.

Из стоявших пассажиров в проходе образовалась куча-мала, раздалось несколько возгласов. Впереди какая-то женщина заорала благим матом «Не дрова везешь!», видимо обращаясь к водителю.

— Че орете, тут такое… — тут же отозвался водитель в микрофон, и вновь стронул машину с места, но очень медленно и осторожно, выкручивая руль до предела и перегораживая всю улицу.

— Ой, батюшки, что творится! Господи помилуй… — раздался новый крик все той же женщины, и пассажиры сгрудились около окон с правой стороны.

Воронков, не желая терять место, просто привстал и поглядел поверх голов.

Сначала сквозь порядком запотевшие стекла он не увидел ничего, кроме тревожно вспыхивающих отсветов синего проблескового огня, но потом кто-то промахнул окно рукавом.

Картину, заставившую крикливую женщину обратиться к богу, Воронков во всех подробностях не разглядел, но и того, что он увидел, оказалось достаточно: на газоне, на боку лежал зеленый армейский КрАЗ, пропахавший в траве широкую черную полосу. А дальше, окруженный милицейскими машинами и рафиками «Скорой помощи», стоял автобус с огромной, страшной дырой в боку — вся боковина была словно вскрыта огромным консервным ножом, и в скомканном металле угадывались обломки пассажирских кресел. Лишь самая задняя часть автобуса была более или менее цела, и на ней Сашка успел увидеть остатки рекламной надписи: «…горожане!»