Заговор по-венециански - Джон Трейс

Тетия непонимающе переспрашивает:

— Зачем? Что тебя так тревожит?

— Это демонические послания, они сочатся злом. И зло придет неслыханное.

Видя, в каком смятении муж, Тетия бережно гладит его по лицу.

— Скажи, что ты видел? Поделись со мной, не держи в себе.

Для Тевкра поведать о своих тревогах — проявление слабости, но слепота ужасает. А нежные прикосновения Тетии плавят защиту.

— Со мной говорил кто-то из демонических богов. Он явил три откровения, которые определят нашу судьбу, судьбу Атманты и судьбы будущих поколений.

— Что он тебе показал?

Тевкр мысленно возвращается в рощу, вспоминает, как демоны окружили его.

— Демоны стояли у врат, гигантских врат, сплетенных из змей.

— Змей?

Тевкр руками рисует в воздухе то, что видел.

— Какие-то из гадов стояли на хвостах, прочие ползали. Они переплетались, изрыгая пламя и обнажая клыки.

— Не рассказывай, — пытается успокоить его Тетия, — если это тебя так тревожит.

— Нет, я закончу. — Тевкр сглатывает, хотя во рту пересохло и слюны нет. — Теперь-то мне открылось, что те врата — Врата судьбы. Они связывают наш мир с посмертием. В первом видении их охранял неизвестный мне демон чудовищной силы. Наполовину человек, наполовину козел. Рогатый. Глаза у него красны, аки пламя. В руках он держит трезубец, с которого свисают шматы человеческой плоти.

— Может, Аита? Или Минотавр? И ты принял его…

Тевкр резко обрывает супругу:

— Прошу, Тетия, молчи. Об этом я сумею рассказать только раз, и никогда более. Поклянись, что не станешь впредь перебивать меня.

Тевкр столь отчаянно стиснул Тетии руку, что девушка не может не обещать:

— Клянусь.

И авгур продолжает низким, осипшим голосом:

— То был не Аита и не бык-урод. Я уверен. — Жрец пытается не пустить в разум память о том, какую агонию пережил в роще. — Он властелин тьмы, куда выше и сильнее Аиты. Демоны и похищенные души подземного царства — все они преклоняются перед ним. Он источник зла, всего, что есть на земле дурного.

Страх охватывает Тетию. И младенец в утробе начинает подергиваться, словно бы чувствует переживания матери.

— Во втором откровении я видел у ворот юного нетсвиса. Он, как и я сейчас, преисполнился сомнений, утратил веру, и его, словно на кол, посадили на собственный посох.

Тевкр прикасается к повязке на глазах. «Не плачет ли?» — думает Тетия.

Лоб у него горячий, и, скорее всего, начался бред. Тевкр, должно быть, пересказывает свои кошмары.

Или же…

Или действительно грядет новый бог? Единый правитель мира, величайший из всех, кого знал человек?

— Тевкр, ты сказал, что тебе явили три откровения.

О чем последнее?

Тевкр молчит, он на ощупь тянется к рукам Тетии. Находит и только потом продолжает:

— Я видел любовников. Их обнаженные тела сплелись у Врат. А в ногах у мужчины и женщины ползал ребенок.

Тетия гладит его пальцы и думает о своем младенце.

— Не такое уж и дурное видение, — говорит она. — Я бы с большой радостью изваяла двух любовников в такой позе. И их дитя — плод утробы — это же благословение.

Тевкр отталкивает ее руки.

— Иди и сотри знак на земле. Его никто не должен увидеть.

Умолкнув, он складывает на коленях дрожащие руки.

— Тише, тише, — прижимает к себе мужа Тетия. Гладит его по голове.

В объятиях супруга Тевкр успокаивается. Пусть тревога поутихла, однако всей правды он раскрыть не может.

Не может заставить себя раскрыть истину.

В третьем откровении ему был явлен он сам с Тетией.

И оба они были мертвы.

Больше Тевкр не сомневался, кем зачат ребенок. Дитя, ползавшее у них в ногах, — плод зверя, посланный на землю предварить день, когда его Отец придет взять свое.

«Луна-отель Бальони», Венеция

Валентина Морасси и ее напарник Рокко Бальдони нетерпеливо дожидаются Тома Шэмана на ресепшене старейшего в Венеции отеля. Для Валентины, привыкшей работать с кузеном, Рокко — открытие в дурном смысле слова. Он начисто лишен чувства юмора, строит из себя мачо, словно Божий дар для любой женщины, хотя даже эпитет «заурядный» послужил бы ему комплиментом.

Взгляд Валентины обращается в сторону лестницы: Том Шэман спускается, запросто болтая с элегантной блондинкой. Шаг его легок, несмотря на внушительную мускулатуру. Есть в бывшем священнике нечто этакое — загадка, наверное, — отчего к нему так и тянет.

Как только парочка спускается в вестибюль, Валентина встает из плюшевого кресла и направляется в их сторону.

— Buongiorno, синьор Шэман, — здоровается лейтенант, нацепив на лицо свою самую профессиональную улыбку. — Это мой коллега, лейтенант Бальдони. Очень жаль, мы просто вынуждены вас побеспокоить.

Рокко едва достает Тому до подбородка. Скулы у него на лице совершенно не проглядывают; глаза такие большие, словно их нарисовал ребенок, не знакомый и с азами пропорций. И это убожество заинтересованно смотрит на спутницу Тома!

— А это моя подруга, Тина Риччи, — говорит Том. — Вы, надо думать, уже знаете о ней?

— Ну, мы же детективы, синьор, — парирует Валентина. — Оснащены, может, и не так хорошо, как полиция Лос-Анджелеса или ФБР, однако нам хватило позвонить в гостиницу, где вы остановились, потом описать вашу внешность владельцам нескольких ресторанов и консьержам… Для местных Венеция — большая деревня.

Не скрывая раздражения, Том говорит:

— И чего же вам от меня надо? Я и правда больше не могу ничего добавить к тому, что рассказал.

Бросив взгляд на блондинку, Валентина снова смотрит на Тома.

— Я бы предпочла говорить не здесь. — Ее взгляд опять обращается к Тине: — Мы его похитим у вас, синьора. Ненадолго. Успеет вернуться, чтобы взбить подушки у вас на постели.

Покраснев, Том спрашивает:

— У меня есть выбор?

— Si, — отвечает Валентина, стараясь изобразить сочувствие. — Сейчас мы вас просим, и с вашей стороны будет очень любезно пройти с нами добровольно. Так вы сохраните наше время. Иначе придется обратиться к властям за соответствующим ордером.

Том сдается.

— Ладно, идемте.

Офицеры направляются к двери, а Том целует Тину.

— Я скоро вернусь, — обещает он.

В глазах Тины больше тревоги, чем раздражения.