Сингапурский квартет - Валериан Скворцов

Но, как говорили в Шолоне, в любой местности каковы лягушки, таковы и птицы.

— Эй, желтенький! — окликнул однажды Клео француз в синей панаме, надвинутой на толстенный нос, из-под которого топорщились седые усы с капельками мороженого. Костюм сидел на нем в обтяжку. — Примечаю, крутишься тут частенько, а? В услужении?

Клео молчал. Они стояли возле кадок с пальмами в фойе гостиницы «Каравелла».

Слизав синюшным языком остатки мороженого с усов, Мясистый Нос спросил:

— Хочешь заработать?

Клео кивнул.

Требовалось сходить на почтамт и сдать в третье окно синий конверт. Взамен, ничего не спросив, ему вручили такой же. Потолще. Он принес его на террасу гостиницы, где Мясистый Нос пил коньяк с содовой. Француз разорвал упаковку и дважды, не доверяя сохранности конверта, пересчитал оказавшиеся там банкноты.

Клео не обиделся.

Пятисотенные, которые перебирал волосатыми пальцами Мясистый Нос, были коричневого цвета. Рыхлой бумаги. И без портрета. В городе же ходили сине-желтые, хрусткие, с изображением грудастой Марианны в колпаке и выводка азиатских младенцев, символизирующих Вьетнам, Камбоджу и Лаос, тулящихся к её ляжкам.

Мясистый Нос протянул сотенную.

— Приходи через неделю, — сказал он. — Будет еще.

— Расплатись со мной вон теми, — попросил Клео, дернув подбородком на конверт.

— Ба, да ты не немой! И не дурачок… Ну, идет. Я дам такую купюру, но с тебя причитается в этом случае, желтенький сынок, сдача. Четыре сотни. Купюра особенная, да не ломай головы… Все по справедливости. Отдай бумаженцию папочке. Он похвалит.

Клео легко насобирал по карманам четыре сотни. Мясистый нос оценил это.

В отделении банка «Небесная гарантия преуспевания» на улице Благочинных философов в Шолоне он попросил разменять купюру.

— Сожалею, — сказал приказчик. — Эти деньги отменены… Ненавистные японские оккупанты выпускали их до сорок пятого года. На улице ты можешь продать эту купюру за двести пиастров, ну двести пятьдесят… Вот и все.

— А у вас есть такие же, господин?

— Да, девять штук.

— Отдайте мне по сто восемьдесят.

— Я тебя предупредил относительно этих денег. Согласен. Но скажи о том, что ты хочешь сделать, почтенному бывшему депутату, твоему уважаемому отцу. Ты несовершеннолетний, я не хочу выглядеть ловкачом.

Клео сбегал домой. Где лежат деньги отца, который ушел за вечерними газетами, он знал.

Через неделю Клео с утра поджидал у веранды «Каравеллы» Мясистого Носа.

По дороге на почтамт он внимательно осмотрел синий конверт. Никаких надписей или пометок. На полученном взамен стоял ханойский штемпель. Только и всего.

Завернутые в листок с мелкими буквами двести или двести пятьдесят японских банкнот из конверта ловко скользили в коротких, словно обрубки, пальцах француза. Закончив подсчет, Мясистый Нос выдал японскую пятисотенную без напоминания и даже сказал, что сдачи не надо.

— Почему ты обожаешь эти купюры? — спросил Клео.

— Прочти-ка, желтенький умник, — сказал хвастливо Мясистый Нос и протянул мятый листок, испещренный мелковатым шрифтом. Типографский текст оповещал:

«Индокитайский банк настоящим уведомляет о приеме к паритетному обмену 500-пиастровые банкноты, выпущенные японскими оккупационными властями до 1 августа 1945 года от имени Индокитайского банка Франции. Учитывая настойчивые представления гражданской и военной администрации Китайской Республики (Формоза — Тайвань), располагающей таковыми банкнотами, они могут быть обменены по паритету на имеющие хождение в любом отделении Индокитайского банка Франции в течение шести месяцев, начиная с даты публикации этого ордонанса…

Жан Лоран, генеральный директор ИБФ».

— Помалкивай пока об этом, — посоветовал милостиво француз. Содержание листочка появится в газетах послезавтра… Торопись наменять таких купюр, пока они идут за полцены… Ну, беги, богатей!

Дух караванщика Циня воскрес во французе. Этому духу следовало вернуться в преисподнюю.

— У моего дяди, — сказал Клео, — таких около тысячи с лишним. Мне он не даст. И моим рассказам не поверит. А тебе продаст и по сто пятьдесят за штуку. Тридцать процентов прибыли мне…

Мясистый Нос вытянул губы, усы ушли вверх, в ноздри. Сгрыз вафельный рожок от мороженого. Тронул галстук, оставив на узле пятно. Или оно уже было?

— Где твой дядя?

Клео подумал, носит ли француз оружие.

— В Шолоне, возле церкви святой Катерины.

— Едем!

За мостом через канал У Кэй тянется длинная безлюдная улочка, где с одной стороны — опутанный поверху колючей проволокой забор одеяльной фабрики «Ласковый тигр», а с другой — сточная канава заводика льда, лимонада и пива. Водитель мотоколяски не услышал или притворился, что не услышал харкающее кряканье Мясистого Носа, когда Клео саданул доверчивого дурака ладонью в горло. Вытащил из кармана его пиджака конверт с купюрами. Ткнул в спину моторикшу:

— Остановись. Этому человеку плохо. Помоги выволочь из коляски…

Француз оказался очень тяжелым. Может быть, потому что это был первый труп белого, с которым Клео имел дело. Потом трупы белых не казались особенными, даже из-за веса…

— Ты здесь не был и никого не видел, — сказал Клео рикше. — Пошел отсюда!

Расплатиться означало бы проявить страх.

Тело он утопил в сточной канаве. На спине, за брючным ремнем, Мясистый Нос носил солдатский кольт вроде тех, которые были у официантов в яркендском ресторане, где барышники, купившие верблюдов, угощали Клео, пока отец отлеживался в монастыре у лам.

Деньги отца Клео вернул на место. Написал записку, что по протекции учителя математики подыскал место помощника счетовода в текстильном магазине на рынке Бентхань. Добавил, что начинает самостоятельную жизнь, дабы не сидеть на шее у родителя, к стопам которого повергает почтительные сыновние извинения за доставленные ранее и теперь огорчения.

Клео снял комнатушку на седьмом этаже дешевого дома на стыке французской и «туземной» половин Сайгона. В супной на первом этаже сторговал за двадцать тысяч пиастров дочь хозяина от наложницы. На девушке-подростке болталось платье из тех, которые выбрасывают француженки. Его стоимость входила в цену товара вроде упаковки. На правой щиколотке приобретения позванивал браслет, за который с Клео взяли ещё полторы сотни. Бедра у Сун Юй были тоньше рук. Наверное, её вообще не кормили.

Клео заказал в супной куриную лапшу. Велел поднять миски в комнату. Сун Юй дернулась нести фарфоровые ложки и палочки для еды, а также коробок со специями, но Клео велел, чтобы обслужила старая ведьма. Сун его наложница, и за его деньги ей следует угождать, как и ему самому… Старой ведьмой была мать девушки. Клео приметил, как задрожали ресницы у Сун Юй. Это ему понравилось не меньше, чем двойные ямочки на щеках и длинноватый для китаянки нос. Он приказал ей съесть обе порции. Пока девушка тихонько хлебала, Клео пересчитал свои деньги на столе так, чтобы она их видела.