Ярмарка в Сокольниках - Фридрих Незнанский

— Пожалуйста, Николай Петрович, если вспомните, позвоните по этому телефону. — Я протянул ему бумажку с меркуловским телефоном.

— Да-да, обязательно.

Рита попросила его посидеть в коридоре, и он, постояв немного, вышел, утирая уголки глаз ладонью. «Вот и состоялось опознание, — подумал я. — Впрочем, тут и протокол ни к чему, половина Москвы может подтвердить, что эта женщина — Куприянова».

Минут через двадцать Рита сказала санитару, чтоб зашивал, и, сняв перчатки и тщательно вымыв руки под краном, вышла в коридор. Я пошел за нею. Куприянов ходил по коридору — туда-сюда. Рита села на откидной стул, стуком ладошки подозвала его к себе. Куприянов послушно опустился на соседнее сиденье, положил локти на колени, закрыл лицо руками. Рита сделала знак, чтобы я оставил их вдвоем. Я пошел в ординаторскую. Оглянувшись, увидел, как Рита гладила Куприянова по согнутым плечам.

Минут через семь Рита вошла в ординаторскую, где я уже пил кофе с нянечкой, и сказала, что отпустила Куприянова и разрешила завтра захоронить убитую. Мне, конечно, следовало возразить, сказать: «Вы, доктор Счастливая, превышаете свои полномочия». Но я не стал капризничать: какая разница? Не мог же я в самом деле отменить эти похороны!

Мне очень не хотелось, чтобы Рита уходила домой.

— Хочешь кофе? — ничего другого я предложить не решился.

— Он здесь ужасно гадкий, — Рита подошла к обшарпанному шкафчику взять пальто.

— А у меня дома настоящее армянское жезвье — медное. Поехали, сварим отличный кофе!

От волнения мое предложение звучало слишком уж жизнерадостно. Я в ужасе ждал, что Рита сейчас повернется и скажет что-нибудь насмешливое или пропоет, как она уже однажды сделала: «Не нужен мне Саша Турецкий и Африка мне не нужна!» И Рита действительно повернулась и очень серьезно, в упор посмотрела мне в глаза, помолчала, обняв свое пальто, как ребенка, и потом негромко и почему-то немного грустно сказала:

— Если ты свободен, поедем к моим друзьям, а? — и потом скороговоркой веселее: — Они чуть-чуть сумасшедшие, но ужасно милые ребята. Только надо заехать куда-нибудь за бутылкой…

Нянечка, любопытно прислушивавшаяся к нашей беседе, удовлетворенно перевернула пустой стакан из-под кофе на блюдечко и одобрила:

— Вот уж хорошо-то, езжайте, погуляйте. Виданное ли дело — молодым цельный день в говнище возиться…

Человеческая жизнь — что тельняшка: идет полосами, то черная полоска, то белая. Но если кому повезет, то надолго. Как сейчас — обыск в квартире Волина проходил неестественно успешно.

В те часы, когда я наблюдал вскрытие, оперативная группа, получив от нас ордер на обыск, выехала к дому в Давыдково, где жил Волин. Нет, у него были не только гантели, гири и штанга. В его квартире обнаружили упаковки с дефицитными платками. Множество икон в мешках. Церковную утварь и старинные вещи музейной ценности. Серебряные монеты — общим весом более центнера! Ордена из драгоценных металлов — 75 штук. Не квартира, а музейный склад. Затем несколько портативных радиостанций импортного производства — с их помощью можно переговариваться на расстоянии в несколько километров. А за холодильником в углу валялись воровские приспособления — веревочные лестницы, ножовки, ножницы по металлу, мешки.

Раскрасневшийся майор Красниковский не мог сдержать радостного возбуждения. В течение последних двух месяцев в МУРе скопилась довольно пестрая информация о действиях какой-то шайки: из нескольких квартир похищены антикварные вещи… К клубу нумизматов один из коллекционеров постоянно подъезжает то на «жигулях», то на «ниве», то на «волге»… Задержан человек, перепродававший иконы иностранцам… И так далее. На оперативках отдела не раз ставилась задача выяснить: нет ли между этими, столь разными фактами логической связи? И вот — такая пруха!

Отстояв полчаса в очереди за водкой, мы катили по Люсиновской в сторону Даниловского рынка. Припорашивало легким снежком, и Рита включила «дворники».

— А по какому поводу гости?

— Ни по какому. Просто так. А кстати, сегодня День артиллериста. Я в некотором роде артиллеристка.

«Ну, связь небольшая», — подумал я, зная, что ее муж — генерал, командует в Афганистане артиллерийской дивизией.

Рита, похоже, угадала мои мысли:

— Я ведь год пропахала в Афганистане, мне Склифосовского курортом кажется после афганского кошмара. Каждый день сотни убитых и раненых. И своих, и чужих…

Вот тебе и на. Вот тебе и Голливуд! Я невольно покосился на изящные перчатки на баранке руля.

— Правда, за этот кошмар платят валютой. На машину я себе заработала. Но это все в прошлом…

«Если бы ещё и твой муж оказался в прошлом, я бы не возражал!» — подумал я.

Рита как будто опять угадала — сказала негромко, почти не слышно:

— Роль генеральши мне тоже не очень удалась, — и резко нажала на газ.

Машину занесло на крутом повороте — мы свернули на огромный заснеженный пустырь, посреди которого стоял вросший в землю домишко. Рита выключила мотор, я неловко вылез из машины, держа за горлышки две бутылки. Рита, скользя сапожками по мокрому снегу, подбежала к маленькому окошечку и постучала, как азбукой Морзе, — раз-два, раз-два-три. Потом взяла меня под руку обеими руками и мы, обойдя домишко, подошли к входной двери. Около нее стоял… огромный синий «форд». Это настолько не вязалось с пустырем и избушкой, что жизнь для меня начала терять свою реальность.

Дверь открыли, и откуда-то из-под земли выполз маленький бородач с ясными глазами:

— Ритунчик, лапушка, ну сто лет тебя не видел. Саша, проходите. Я — Георгий, владелец этого дворца.

«Когда же это Рита успела обо мне сообщить?» — подумал я, и сердце у меня екнуло от какого-то радостного предчувствия.

Хозяин между тем осторожно забрал у меня водку и, любовно глядя на бутылки, поочередно их с нежностью поцеловал.

Из комнаты донеслись звуки ликования по поводу прибытия спиртного, и кто-то на пианино исполнил «Так громче музыка, играй победу». Из-за сигаретного дыма и полумрака я сначала ничего не увидел. Георгий, он же просто Жора, пытался представить мне участников вечеринки. На подоконнике сидела красивая толстая деваха с грустным лицом.

— Меня зовут Алена, — сказала она с какой-то безнадежностью в голосе.

— Она привезла холодец, — продекламировал кто-то театральным баритоном.

И тут я увидел, что за пианино сидит не кто иной, как знаменитый актер «Современника» Валентин Никулин.

— Ну, Вальку ты, конечно, знаешь, — махнув в его сторону рукой, сказал Жора, — А это Сеня.

Толстый человек в круглых очках вскочил и отрапортовал по-военному:

— Семен Штейнбок, химик-разведчик!