Скандинавский детектив - Дагмар Ланг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там, где Катаринавеген спускалась к шлюзу, на откос поднималась свежепросмоленная деревянная лестница. Здесь старые постройки снесли, и на множестве террас садовники дали волю своей фантазии. Каждый крохотный уступ был превращен в цветник, и между зелеными побегами проглядывали остатки старинных стен и сводов.
У дома 9 на Урведерсгренд прохаживался полицейский в форме, держа на расстоянии кучку любопытных. Он участвовал в утренних поисках и теперь явно узнал меня. Среди любопытных были два фоторепортера; когда полицейский, козырнув, пропустил меня в парадную, в их глазах сверкнула зависть.
Дверь квартиры открыл бессменный шофер Веспера Юнсона.
— Комиссар в библиотеке, — сообщил он. — Допрашивает родственников.
Наконец-то те появились на сцене!
— Можно войти и подождать?
Он с сомнением посмотрел на меня, потом буркнул:
— Хуже от этого не будет…
— Я тоже так думаю, — поддакнул я.
Под вешалкой стояли большие кожаные чемоданы, рюкзак и пара лыж. Утром их здесь не было.
— Это багаж директора Леслера, — объяснил Класон. — Только что привезли с Центрального вокзала. Вы же знаете, он катался на лыжах в Лапландии.
Когда я вошел в столовую, разговор оборвался, и на меня устремились любопытные взгляды. В торце массивного стола сидела пожилая дама и вертела в руке лорнет, словно председательский молоток. Хотя она сидела, я понял, что она очень мала ростом: обтянутая золотистой кожей спинка стула возвышалась над ее седой прической. Слева от нее сидел лысоватый пожилой мужчина с пустым взглядом и бесстрастным упитанным лицом. Большие волосатые руки беспокойно теребили тонкую кружевную скатерть — казалось, он не знал, куда их девать. У стены еще один мужчина средних лет раскачивался на стуле. У него были курчавые черные волосы, пухлые щеки и двойной подбородок, губы тоже толстые, мясистые.
— Дайте знак, когда досыта насмотритесь, — неожиданно буркнул он так, будто набил рот кашей.
— Лео! — резко осадила его дама у стола. Он глянул на нее и ухмыльнулся.
— Мы же в зверинце, Клара, за решеткой. Черт подери, ручаюсь, там внизу берут за вход!
Она укоризненно взглянула на него, затем повернула свое остренькое птичье лицо ко мне и холодно осведомилась:
— Вы из полиции?
— Нет. Я фотограф.
— Что? Вы собираетесь здесь фотографировать?
Я успокоил ее, но теперь восторженно возопил Лео:
— Прекрасно! Выйдет дивное фото для «Семейного очага!» Неразлучная троица скорбящих — сестра и братья. — Его рука описала широкий жест, голос сорвался на фальцет: — Слева старшая сестра Клара вершит суд и расправу, посредине благовоспитанный братец Нильс, а справа младшенький, Леопольд, доставляющий всем одни огорчения и неприятности. Какая чудная фотография…
— Лео, сядь! — оборвала старшая сестра. Она встала, бледные щеки пошли красными пятнами.
Тут с другого конца комнаты долетел мягкий голос:
— Знаете, дядюшка, это совсем не смешно.
Говорила Хелен Леслер, вдова Гилберта. Она стояла у окна, перебирая цветы в оловянной вазе на низком сундуке. На мгновение наши взгляды встретились, и я понял, что она меня узнала.
Лео поморщился.
— Ты меня очень огорчила. — И сел.
Из-за прикрытой двери библиотеки долетал приглушенный гул голосов. Наверное, Веспер Юнсон допрашивает четвертого члена семьи. И ведь не исключено, что у кого-то из присутствующих пульс в этот миг бьется слишком часто.
Средний брат Нильс нарушил молчание:
— Неужто без этого нельзя?
Сестра поправила жабо, стайкой белых мотыльков трепетавшее на черном платье, и заметила:
— У полиции есть свои права.
Лео снова оживился.
— Совсем в горле пересохло.
Сестра даже взглядом его не удостоила. Лео посмотрел по сторонам и уставился в жутковатое полотно старого голландца над сервантом. При виде обнаженной девушки его глазки сладострастно вспыхнули. Он приблизил лицо к картине — и мигом потух.
— Надо же, черепу улыбается, — пробормотал он себе под нос. — Черт, а мне-то и в голову не приходило. — Наморщив лоб, он отвернулся от картины. — Нет, выпить было бы очень кстати.
В эту минуту дверь отворилась, и медленно вошла молодая женщина. Я успел отметить изысканный покрой черного платья и горжетку из чернобурок, небрежно накинутую на плечи. И тут наши взгляды встретились.
У меня было смутное впечатление, что глаза у нее большие и серые. Не знаю, долго ли я в них смотрел — кажется, целую вечность — не в силах оторваться. В жизни ничего подобного не испытывал.
Чей-то голос за спиной вернул меня на землю. Не знаю, что он сказал, но серые глаза скользнули в сторону, и алый рот, чуть растягивая слова, произнес:
— Меня спрашивали, что я делала вчера вечером, это почему-то важно.
Чары развеялись, теперь я мог взглянуть на нее трезво. Удивительно неправильное лицо. Под четко обозначенными скулами щеки резко сужались к маленькому, круглому, но решительному подбородку. Носик тонкий, неприметный, рот тоже маленький, пухлый. Лицо, в общем-то, некрасивое — и все же на редкость привлекательное. Что до ее возраста, то с первого взгляда я определил его неправильно. Ей, без сомнения, было за тридцать. Морщин не видно, однако гладкая, тугая кожа на лбу и скулах выдавала, что их отсутствие — результат подтяжки.
— Пожалуй, я подожду с вами, — сказала она, подойдя к столу.
Остальные не сводили с нее вопрошающих глаз. Лео сипло пробурчал:
— Выпить бы чего-нибудь.
Она небрежно бросила:
— Так в чем дело? Сходи и налей. Знаешь, где все стоит.
Он глядел в сторону и молчал. В комнате повисла тягостная тишина. Все знали, где в этом доме держат напитки — в баре в гостиной, а именно там накануне вечером застрелили Гилберта Леслера. Следы-то, надеюсь, убрали, подумал я.
Наконец на пороге возник Веспер Юнсон. Он увидел меня, и широкие брови взлетели вверх. Затем нетерпеливым жестом он пригласил меня в библиотеку.
— Что вы здесь делаете? — раздраженно спросил комиссар.
— Пришел сообщить о новых показаниях.
— Важных?
— Не знаю.
Он обернулся к сержанту, величественно восседавшему за письменным столом.
— Я ведь говорил, чтобы посторонних не пускали.
Сержант растерянно вскочил.
— Видно, меня посторонним не считают, — пошутил я.
Комиссар наградил меня взглядом, в котором не было и тени дружелюбия. Телефонный звонок разрядил ситуацию, иначе бы не миновать взрыва.