Брошенный вызов - Линн Грэхем

– Конечно не скажу.

Топси торопливо выбралась из машины, желая только принять душ и взять себя в руки. Рядом с Данте она чувствовала себя как неуклюжий подросток. Он мог пробудить в ней желание одним взглядом, одним словом, самим богатым тембром своего голоса. Она как будто поддалась самой страшной зависимости, и сила этой зависимости ее пугала.

Данте удалился в свой кабинет, хмуря черные брови. Топси всегда его удивляла. Поняв, насколько она неопытная, он испугался, что Топси станет за него цепляться – таких женщин он терпеть не мог, – но она сбежала, даже не попытавшись начать разговор о том, что они делают и куда это ведет. И ее сдержанность встревожила мужчину.

Конечно, это просто интрижка, но обстоятельства были не лучшими. Топси работала на его мать, и Данте не стал бы вступать в отношения с наемными работниками семьи, как не вступал в отношения ни с кем из работниц своих банков. Но теперь он встретил Топси и провел с ней несколько поразительно насыщенных и сладких часов, которые оставили у него желание большего. Из любого правила находится исключение. И он не мог вспомнить, когда так хотел женщину, которую уже получил.

Оглядываясь назад, он не мог поверить, что питал такие грязные подозрения по поводу ее отношений с отчимом и с Михаилом Кусниром. Теперь его поражало собственное циничное отношение к женщинам – он не доверял очевидному и без каких-либо доказательств решил, что Топси развратница и мошенница. Первое точно было ошибкой.

* * *

Топси стояла в душе, снова переживая каждое прикосновение Данте. С раздраженным стоном она запрокинула голову, подставляя лицо прохладным струям, ругая себя за податливость. Где были ее мозги? Это всего лишь физическая привязанность, которая скоро иссякнет.

К ее облегчению, Данте не присоединился к ним за ужином, отправившись на встречу со своим старым другом Марко, одним из местных врачей. Но Топси сердилась на себя за то, что чувствовала, будто он должен был ее предупредить. Что еще за глупости? Данте ей не принадлежит. Даже секс может больше не повториться, если Данте не сочтет нужным… От этой мысли у нее сердце ушло в пятки. Чтобы отвлечься, она позвонила сестре и слушала счастливую болтовню о чудесной последней беременности. Кэт повесила трубку, когда Михаил вошел в двери их лондонского дома. Вот это настоящая любовь – отчаянное желание встретиться после разлуки, какой бы короткой она ни была.

К полуночи она лежала в постели и читала интереснейшее исследование динамики случайных частиц, когда дверь в комнату открылась. Данте проследовал к кровати, прикрытый только полотенцем, низко сидящим на узких бедрах. Один взгляд на его стройное мускулистое тело заставил Топси задрожать. Он был великолепен.

– Я предупреждал, что одной ночью не довольствуюсь, – заявил он, роняя полотенце без тени стеснения и забираясь в ее постель. Взглянув на статью, которую она читала, Данте выгнул бровь. – Легкое чтиво?

– Одна из моих любимых научных областей, – призналась Топси.

– Докторская степень по высшей математике, – вспомнил Данте. – Ты могла бы сделать превосходную карьеру в банке.

– Меня не особенно интересуют финансовые расчеты и статистика, – сказала Топси, откидываясь на подушки и пытаясь выглядеть расслабленно, хотя от близости Данте у нее горело все тело. – Я бы лучше занималась теоретическими исследованиями. Но пока я не тороплюсь решать, где работать.

Данте прижался губами к поразительно чувствительному изгибу между ее шеей и плечом, и она вздрогнула всем телом.

– Перестань, – осмелев, сказала Топси. Изумрудные глаза вопросительно взглянули на нее, и у нее сжалось сердце, а щеки вспыхнули. – Я не могу… я… все болит, – неохотно призналась она. – В девственности есть свои недостатки. Я сейчас ни на что не гожусь.

– Не стоило мне так жадничать днем, мое сокровище, – вздохнул Данте.

Топси потерлась щекой о широкое плечо, гладкое, как золотистый шелк; маленькая ладонь прошлась по мышцам груди и ниже, ощущая, как везде перекатываются и напрягаются железные мышцы.

– Но другие вещи мы все равно можем делать, – прошептала она, не в силах скрыть и подавить свой голод.

Данте жарко выдохнул, когда ее рука спустилась вниз; он был горячим, твердым и готовым. Топси нравилось прикасаться к нему, она буквально не могла держать руки при себе, видя, как он реагирует на каждую осторожную ласку, как его темные ресницы опускаются над полными огня глазами.

– Я не слишком умею это делать, – предупредила она.

– Тренируйся сколько хочешь, – хрипло выдохнул Данте, медленно перебирая пальцами шелковые пряди ее волос, раскинувшиеся по его бед рам. – Экспериментируй…

Так она и сделала, наслаждаясь реакциями, которые он не мог скрыть, и ощущая свою победу, только когда он потерял свой хваленый самоконтроль, задрожал и застонал от удовольствия. Но удивительным образом еще приятнее было, когда потом Данте крепко обвил ее руками, хотя он был слишком горячим и занимал довольно много места в ее кровати, Топси не стала его будить и прогонять в собственную комнату, и оставалось только гадать, почему она не проявляет больше разумности.

На следующий день за завтраком она изучала его чеканный бронзовый профиль, вспоминая, какое удовольствие у него вызывала, какое удовольствие вызывал он у нее, и гадая, когда влюбленность начнет спадать, позволит ей вернуться в нормальное состояние. Ей не нравилось ощущение потери контроля. Она предпочитала точно знать, что делает и куда это ведет.

После завтрака Данте отвез Топси на кофе в благотворительную организацию, которой покровительствовала его мать. Многочисленные выкидыши подтолкнули Софию Леонетти навстречу другим таким же страдалицам, и со временем они составили местную группу поддержки, которая постепенно превратилась в благотворительную организацию. Топси оставила Данте в кружке восторженных немолодых женщин, а сама отправилась читать короткую речь, которую написала для нее София. Графиня уже сообщила, что снимает с себя обязанности главы; однако, судя по лицу Данте, он не знал, и поэтому нахмурился.

– Так когда ты мне расскажешь, что на самом деле происходит с моей матерью? – поинтересовался он, усадив Топси обратно в машину. – И не играй со мной. Это на нее не похоже – отказываться от организации, в которую она столько вложила. Должно было случиться что-то очень плохое.

– Не понимаю, о чем ты, – механически сказала Топси, зная, что не имеет права раскрывать тайну Софии, но надеясь, что графиня скоро решит раскрыть ее сама.

– Ты не умеешь врать. И вряд ли Витторе расхаживал бы такой довольный жизнью, если бы мама была серьезно больна, – сказал Данте, сжимая зубы. – Только поэтому я молчал, но от тебя я ожидаю большего.

Топси побледнела.

– У Витторе и Софии есть свои дела, о которых я ничего не знаю.

– Но ты удивительно близка к ним обоим. Это нельзя не заметить, мое сокровище. Хотя ты работаешь на мою мать, я ожидаю, что в первую очередь ты будешь верна мне.