Последний рубеж - Дикон Шерола

— Постой, к чему ты клонишь? — начал было Дмитрий, но Альберт жестом попросил его не перебивать.

— Мне кажется, я достаточно сделал для этого города, чтобы заслужить право спокойно выпить свою полуденную чашку кофе. И меня совершенно не устраивает, что вместо того, чтобы отдыхать в положенное от работы время, мне приходится бегать из здания в здание и обсуждать разную чепуху. Я отказываюсь работать в таких условиях.

— Да объясни же наконец, что случилось! — не выдержал Лесков.

— Что случилось? Случился твой драгоценный Фостер, который куда-то девает мой кофе. Не удивлюсь, если он ходит за мной по пятам и издевается надо мной: прячет мои вещи, выливает мой кофе, подслушивает мои разговоры! Я не могу осматривать человека и гадать, стоит ли у меня за спиной твой дурацкий наемник или нет? А что если он заявится в операционную? Как ты прикажешь мне оперировать в таких условиях? Или на осмотр какой-нибудь женщины? Я не удивлюсь, если он и сейчас стоит в этом кабинете и смеется над нами!

— Эрик, — Дима нарочито спокойно позвал Фостера по имени, однако не особо рассчитывая на то, что тот признается в своем присутствии.

— Ну да, я здесь, — внезапно раздался недовольный голос с сильным американским акцентом. Дмитрий обернулся и увидел Эрика, удобно развалившимся в кресле.

— Ябеда! — усмехнулся тот, теперь уже обращаясь к Альберту. — Подумаешь, подшутили над ним.

— Знаешь что, если ты еще раз… — начал было Вайнштейн, но теперь уже Дмитрий жестом попросил его прерваться.

— Альберт, я сам поговорю с ним, — мягко произнес он.

— Детский сад! — вырвалось у Альберта, после чего мужчина поспешно удалился.

— Что? Расстреляете меня? — сухо поинтересовался Фостер, когда дверь за спиной врача с грохотом захлопнулась.

— Ну зачем же так категорично, — ответил Дмитрий, глядя на своего непутевого союзника. — Однако я никак не могу понять ваших мотивов. Завтра мы с вами отправляемся за Лунатиком, а вы, вместо того, чтобы спокойно провести последний день, донимаете моего друга.

— Я всего лишь пошутил! И ничего я у него не прятал, пусть не врет! Если не может вспомнить, куда положил свои бумаги, так это его проблема. Пусть записывает, или внимательнее смотрит в своих дурацких ящиках! А ту папку вообще забрала какая-то Оленька, так что пусть с ней разбирается!

— Эрик, на вас жалуются. На мой взгляд, сейчас вы не в том положении, чтобы еще больше раздражать людей. Я не хочу снова сажать вас под замок.

— Только не говорите мне, что вы на моей стороне.

— Я ни на чьей стороне. Но люди требуют, чтобы я наказал вас.

— И что же вы собираетесь делать? — Фостер напоминал обиженного ребенка, которого поймали за чем-то нехорошим.

Несколько секунд Дмитрий молчал, после чего снисходительно взглянув в помрачневшие карие глаза нарушителя порядка, произнес:

— Как-то раз я уже говорил вам: ведите себя нормально, если не хотите

несколько часов подряд считать себя фламинго.

— Очень смешно!

— Не знаю, насколько это смешно, но еще во времена Екатерины Второй провинившихся кадетов любили наказывать «стойкой аиста», то бишь часовым или двухчасовым стоянием на одной ноге. Думаю, это весьма достойное наказание для шутника вроде вас. В следующий раз, если вы захотите продолжить свои развлечения, я помогу вам познать… ну, например, глубокий внутренний мир виноградной улитки или дождевого червя. Будете ползать по станции и думать над своим поведением.

— Обязательно! — фыркнул Эрик. — Я не собираюсь стоять на одной ноге, как идиот!

— Тогда почему вы уже стоите? — Лесков мягко улыбнулся. — Правда, попрошу вас делать это за пределами моего кабинета.

Фостер опомнился только тогда, когда оказался за дверью и нашел себя стоящим посреди коридора на одной ноге.

«Какого черта!» — разозлился он, чувствуя, что тело отказывается его слушать. Как он не пытался опустить ногу на пол, у него не получалось.

«Ну ты и тварь, Лескоу! И твой дурацкий нытик тоже! Все вы тут идиоты проклятые!»

Пытаясь разогнуть вторую ногу, Эрик ругался на чем свет стоит, не замечая, как чередует русский и американский мат. От напряжения его лицо раскраснелось, а на лбу выступила испарина. Впервые он оказался в настолько нелепой ситуации.

«Ну давай же! Разгибайся, зараза! Твою мать… Гребаные фламинго!»

На следующий день Лесков проснулся непривычно рано. Маленькая стрелка часов с трудом дотянулась до пяти, когда мужчина открыл глаза и резко сел на постели. После того, как он провалялся в отключке четверо суток, сон перестал быть для него чем-то расслабляющим. Все последующие ночи стали своего рода кошмаром, из которого Дмитрий старался вырваться, отчего и просыпался по нескольку раз.

Какое-то время мужчина тупо смотрел на циферблат часов, пытаясь осознать происходящее, а затем устало потер глаза.

«Господи, когда же это все закончится?» — с досадой подумал он.

И закончится ли вообще? То будущее, которое Дмитрий рисовал себе в студенческие годы, теперь напоминало уродливую пародию на его мечты, а будущее, которое еще не пришло, могло и вовсе не наступить.

Да уж… Мечты. Почему-то раньше грезить о завтрашнем дне получалось так просто и так глобально одновременно. Еще пять лет назад Лесков стремился достичь богатства, уважения, признания, иметь в подчинение толковых специалистов. Возможно, даже обзавестись семьей. А сейчас он вообще с трудом представлял, каково это — строить планы на собственную жизнь. В мыслях были только какие-то неуверенные зарисовки по поводу предстоящего перемещения в Вашингтон. Он вместе с Фостером попытаются забрать оттуда Лунатика и вернуться назад. Вот только, несмотря на слова Альберта, что наемник не лжет, Дмитрий чувствовал себя так, словно собирается шагнуть в пропасть. Что если появление «блуждающего во сне» — это ловушка врага? Что если этот мальчишка уже давно работает на «процветающих», и он всего лишь пытается выманить Барона и Призрака из норы? И, главное, что если они смогут перенестись в Вашингтон, но не сумеют вернуться обратно?

— Снова проснулся? — услышал он мягкий, все еще сонный голос Эрики.

Вспыхнула тусклая прикроватная лампочка, и девушка села на постели подле Дмитрия, обнимая его со спины. Это прикосновение вырвало мужчину из паутины мыслей, и он невольно улыбнулся. Если бы кто-то прежде сказал, что ему доведется просыпаться в одной постели с Эрикой Воронцовой, Дмитрий посмотрел бы на этого шутника, как на умалишенного. Но сейчас каждая минута, проведенная с этой девушкой, была дорога ему. Их отношения напоминали апрель, который за один день перечеркивает все холода, оставляя на их месте робкое непривычное тепло.

— Извини, что разбудил, — тихо отозвался Лесков, накрывая руку девушки своей ладонью. Было так странно ощущать ее близость, ее ласку…