Насмерть - Борис Громов

— Ну и какого хера? — сварливым голосом интересуюсь я в станцию. — Мины, между прочим, подотчетные. Мне потом объяснительные писать, на что потрачены. И чего отвечу? На двух полудурков? Да мне проще тогда вас тут всех к херам положить и про кровавый и беспощадный бой начальству насвистеть.

Все! Видно, тот факт, что нападающие оказались не только хорошими бойцами и хладнокровными убийцами, но еще и законченными жмотами, добил контрабандистов окончательно. Не вынесла, понимаешь, тонкая душевная организация того факта, что могут их тут перебить, словно цыплят, только ради того, чтобы бумажек лишних не писать. По одному, держа оружие над головой, они начинают выбираться из-за машин и, побросав автоматы-пистолеты в кучу, покорно строиться вдоль указанного мною полуразвалившегося забора из силикатного кирпича. На двоих — кое-как намотанные окровавленные бинты, еще двоих вообще несут на руках. Не ошибся я, действительно, осколки что гранаты, что ОЗМ даром не пропали. Что, всего шестеро? М-да, не густо же вас осталось… Вяжут сдавшихся наши «типа бредуны», остальные так и лежат под «лешими», контролируя теперь уже внешний периметр. Мало ли…

Из-под «лохматок» выбираются трое — я и два приданных нашему отряду на время операции «варяга» из бригадных особистов: матерого вида майор и совсем еще зеленый старлей. В принципе — все верно, весь наш отряд — исполнители, нажиматели спусковых крючков, пусть и не бесталанные. А организовали и спланировали всю операцию офицеры Особого отдела Бригады. И контролировать ее завершающий этап — их полное и законное право. Прибыли они в наше расположение минут за пять до выезда, и я, загруженный по самые ноздри подготовительными хлопотами, даже познакомиться с ними не успел. Так и остались эти мужики для меня майором и старлеем. Ладно, вот на подведении итогов у Лапшина и представимся.

Подходим к пленным. Ребятишки мои уже их обыскали, побросав все найденное в карманах одежды и разгрузочных жилетов в одну небольшую кучку, и уже начали оказание первой помощи. Все верно, особого сопротивления те не оказали, ожесточения у моих к ним нет, а жестокость к противнику ради самой жестокости — это уже патология, ей-богу. К тому же видок наши вражины сейчас имеют весьма бледный: белые как мел лица, трясущиеся губы, испуг в глазах. Про раненых так и вообще молчу, тем бравый вид иметь по определению не положено.

— Старший кто? — рявкаю я, едва подойдя.

— Я старший, — делает шаг вперед невысокий рыхловатый мужик средних лет, с иссеченным осколками левым плечом.

— Ох, елки-палки! Какие люди в наших краях да без охраны! — оживляется вдруг идущий чуть позади меня майор-контрразведчик. — Модякин, ты ли это?!

Услышав свою фамилию, контрабандист кривится, будто целиком здоровенный лимон слопал.

— Что, старый знакомый? — оборачиваюсь я к особисту.

— Бог с тобою, лейтенант! — вроде и жизнерадостно, но как-то при этом очень недобро скалится тот в ответ. — Какой там знакомый? Можно сказать — друг закадычный! Правда, Рома? Известнейшая, кстати, в узких кругах личность…

— И чем известен?

Я начинаю пристально разглядывать «широко известного» Рому, пытаясь сообразить, чем же этот вполне заурядной внешности мужичок умудрился так прославиться.

— Поганая такая была история, — улыбка исчезает с лица контрразведчика. — Был наш Рома не просто Рома, а целый старший лейтенант интендантской службы. Не в наших, правда, местах, а недалеко от Уральска. Это, вообще-то, уже Казахстан, но форпосты там совместные… И вот в один далеко не самый прекрасный день вышла в сторону передовых блокпостов на границе с Пустошами колонна. Небольшая — шесть грузовиков с охраной. Везли всякое-и оружие, и боеприпасы, и жратву, и даже топливо, кажется… Да, Рома, была ведь у вас в колонне «керосинка»?[30]

Модякин, совсем уж посмурневший лицом, молчал, только зыркал на нас с майором злыми глазами.

— Так вот, — словно не замечая его взгляда продолжил особист, — до блоков колонна так и не дошла. И назад не вернулась. Зато нашли чуть позже в глубоком овраге в одном безлюдном местечке полтора десятка обобранных чуть не до белья трупов. Личности установили — оказалось, водители и охрана того самого конвоя. Мало того, судмедэксперты над телами поработали и дали заключение — шестерых из них просто застрелили в спину. Вот остальные — бой вели: руки и лица в пороховом нагаре, характер ранений соответствующий… А этих — кто-то свой, в затылок, по-тихому. Потом и место нашли, где все произошло. Выяснилось, что напали на колонну во время остановки на отдых. И главное — так и не нашли старшего колонны, которым был…

— Старший лейтенант интендантской службы Роман Модякин… — заканчиваю я за майора.

— Сообразительный, — кивает он мне в ответ.

— Да уж, правда, — соглашаюсь я. — История не просто поганая. Откровенно смердит от нее. Предательством и продажной крысой воняет. Так, парни, этот кусок дерьма — перевязать, а потом спеленать получше. До суда эта сука дожить просто обязана, а потом я лично вас всех на экскурсию свожу, поглядеть как он в петле болтаться будет.

— Ладно, лейтенант, ну его, — дружески толкает меня в плечо контрразведчик. — Пойдем-ка лучше глянем, чего они такого бредунам везли.

Сказано — сделано, откинув в нескольких местах пробитый осколками тент и откинув борт, забираемся в кузов. Большая часть груза ни у меня, ни у майора интереса не вызывает. Все по маркировке на ящиках видно: тут — гранаты Ф-1, тут — автоматные патроны, тут — винтовочные… Зато четыре небольших контейнера-кейса из темно-зеленого пластика прямо-таки притягивают взгляды. Осмотрев на всякий случай со всех сторон, нет ли какого взрывоопасного «сюрприза», я щелкаю замочками ближайшего и поднимаю толстую крышку. Ох ты, елы-палы! Вот чего-чего, а такого я тут увидеть просто не ожидал. Оружие, боеприпасы, взрывчатка, продукты, медикаменты… Но никак не этот лежащий в углублении в мягком черном поролоне, неизвестный мне электронный прибор. Стоящий рядом майор удивленно присвистывает и открывает второй кейс. Там, в таких же нишах, лежат две большие микросхемы, или печатные платы… Словом, не силен я в этой электронике, но больше всего содержимое контейнера напоминает часть «потрохов» компьютера или телевизора. А если хотите точнее — это не ко мне, а к специалистам-электронщикам. Вот про автоматы-пулеметы я вам расскажу, а про все эти приблуды — увольте, не моя специализация.

— Твою ж мать, ну ни хера себе! — вырывается у него.

Так, похоже, в отличие от меня, он прекрасно знает, что это. Но так же, как и я, совершенно не ожидал увидеть нечто подобное в кузове грузовика контрабандистов, в куче товара, приготовленного для торговли с бредунами.

— Здорово, погранцы! Что, граница на замке, а ключ в кармане?!

Жизнерадостный голос Исмагилова на полуслове прерывает доклад Курсанта, который в этот самый момент рапортует мне о состоянии дел с трофейной техникой. Багги мы продали местному перекупщику из Иловли. Прямо так, как есть продали, с пулевыми отметинами, торчащими из размочаленных шин клочьями корда и смятыми колесными дисками. Разве что кровь смыли из поливочного шланга. Можно было бы, в принципе, и повозиться с восстановлением, тогда получили бы за нее немного больше, но не стали, а совместными усилиями взялись за приведение в божеский вид грузовика и УАЗа, которые решили оставить себе. Обидно, честное слово, — самой новой машиной в колонне оказался тот самый армейский УАЗ, что я собственноручно фугасом на воздух поднял. Второй был в куда более плачевном состоянии, да и ЗиЛ новизной не отличался. Так что, придется над ними поработать тщательно и вдумчиво. Вот уж когда пожалели мы все, что мастерская Умаровых аж в Петропавловской, а не где-то поблизости.