Журналюги - Сергей Аман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Перейти на страницу:

Оргработа и оргвыводы

Со временем поставщиком специалистов в секретариат «Московского Богомольца» стала курьерская служба. Не чья-нибудь, а своя собственная, хотя таковой и не существовало в природе. Просто приходили по объявлению о приеме на работу курьером мальчики или девочки и оставались какое-то время в этой должности. Но, осмотревшись, скоро находили себе в «Богомольце» лучшее применение. Или уходили, не выдержав ритма газетной гонки, вовсе. Изредка они попадали из грязи в князи, то есть из курьеров секретариата сразу в заместители ответственного секретаря. Так попали в замы обе сестрички Спонсевичи, так попал в замответсеки Виталик Шапкин. После «ухода» Розы Оглоедов остался единственным замом с высшим образованием. Причем журналистским. Но политика Лены Петровановой, которая получила диплом о высшем образовании учась заочно, так сказать без отрыва от производства, придя в «Богомолец» совсем еще девчонкой, и стала ответственным секретарем газеты, пройдя все ступени журналистской работы, была проста и незамысловата: зачем кого-то брать с улицы, пусть и специалиста с образованием, когда можно вырастить своих замов, тем более что они производство уже знают и в гонке держат темп. Да и не нужны были уже в секретариате «Богомольца» специалисты, потому что работа в нем почти перестала отличаться от курьерской. Если раньше замответсеки решали какие-то пусть и малозначащие, но творческие задачи, то теперь их функции сводились по уровню к почти курьерским. Надо было выбить из отделов материалы, потом - нередко - уговорить дежурного редактора их быстрее просмотреть, прогнать их через корректуру, а затем следить на верстке, чтобы автор материала не мешал, а помогал верстальщику. Потому что в последний момент, уже на верстке, по установленным секретариатом правилам, каждый раз подтверждавшим, что после корректуры никто не должен вмешиваться в процесс верстки, начинались авторские правки, дополнения и сокращения. По идее никого из авторов замответсек, ведущий номер, не должен был допускать в верстальный цех, но что делать, если все время при верстке обнаруживались то хвосты, то дыры, которые в первом случае надо было рубить, а во втором – закрывать. То есть хвост, вылезший за установленную ему площадь текст, надо было сокращать, а дыры, нехватку текста, дополнять. Конечно, заниматься этим должен был дежурный редактор, но он обычно был занят текстами, которые сдавали в последний момент редактора отделов, которых в свою очередь подводили корреспонденты, до последнего пытавшиеся улучшить текст или добивавшие все новую, появлявшуюся прямо сейчас информацию. Но нередко дежурный редактор говорил ведущему с ним номер замответсеку, чтобы он вызвал для правки на верстку редактора отдела или автора материала просто потому, что он обедал или принимал какого-то посетителя. Причем посетитель был не просто рядовым читателем, а человеком, от которого что-нибудь зависело или в личной жизни дежурного редактора, или в творческой. Потому что каждый зам Лебедева кроме ведения основных номеров «МБ» и курирования определенных отделов вел еще и какой-то проект. У «Богомольца» была куча дочерних изданий, в частности, тот же «Рыболов», да еще и региональные издания. Ими руководил Андрей Папик. Когда Оглоедов только пришел в «Богомолец», Папик, будучи одним из замов Лебедева, руководил отделом экономики. Тогда номера вести было гораздо легче, такого напряженного ритма еще не было, и во время работы можно было махнуть даже рюмку-другую «чая». Но в тот день, когда номер с ним досталось вести Оглоедову, Папик чаю перепил. Нет, он не потерял ориентацию в пространстве и во времени, но стал чрезвычайно весел и беззаботен. И в такой момент попал на глаза Лебедеву, куда-то отъезжавшему и теперь вернувшемуся в редакцию. Главный внимательно посмотрел на Папика и приказал пройти с ним в кабинет. Вскоре в кабинет вызвали Оглоедова. Открыв дверь, Серега не поверил своим глазам. Андрей Папик, этот большой, уверенный в себе человек, плакал. Слезы текли по его крупным щекам, а он повторял: «Павел Сергеевич, я столько лет отдал газете, как же я могу…» Лебедев, увидев Оглоедова, сказал: «Передай Петровановой, что я снимаю с номера Папика. Пусть она доведет номер». И Серега вышел из кабинета, тихо прикрыв дверь. Номер они тогда довели с ответственным секретарем Петровановой, а к Папику у Оглоедова осталось какое-то щемящее чувство жалости и вины, хотя ему в том инциденте не в чем было себя упрекнуть. Со временем все наладилось, Папик по-прежнему вел номера, но никогда уже не употреблял, пока их не сдавал. А вскоре Лебедев поставил его на регионы, выделив новый большой кабинет. Как-то в очередное ведение номера Оглоедов сидел у него, слушая рассуждения Папика о том, что снимать со второй страницы, так как все материалы как всегда не лезли. И тут в кабинет влетела Эвелина Николяева-Нидвораева, когда-то начинавшая с простой корреспондентки, а теперь доросшая до спецкора. «Андрюш, ну поставь мой материал!» - начала она с порога. «Отсосешь!» - отмахнулся Папик, что означало отказ. «Отсосу! - энергично согласилась Эвелина. – Материал ставишь?» «Ну не могу я, Эвелинка! Тут и так черт-ти что творится…» - начал оправдываться Папик, а Оглоедов вышел из кабинета. Вскоре Андрей опять вызвал Серегу и сказал: «Достала! Ладно, сними материал отдела экономики и поставь Николяеву». Эвелина раньше была просто Николяевой, но однажды стала подписываться двойной фамилией Николяева-Нидвораева. Оглоедов, удивленный метаморфозой, как-то спросил ее, зачем она добавила такую незвучную приставку. Он бы понял, если бы она поменяла фамилию на какую-то дворянскую, как теперь все дворники делают. «В этом идиотском мире надо и жить по-идиотски!» - как всегда напористо ответила она. Вообще, несмотря на весь свой цинизм, она была неплохим человеком, даже советовала лопоухому провинциалу Оглоедову, как надо поступать в тех или иных случаях, пытаясь тому помочь найти себя в этом бурном море беспредела. Но переделать Оглоедова было не под силу даже ему самому. Он по-прежнему писал стихи, хотя это случалось все реже и реже, так как работа высасывала все соки, и даже стал вести поэтическую рубрику «Битва поэтов». Сергей Асланян, основавший эту рубрику в «Богомольце», ушел в «Литературную газету» к Юрию Полякову, с которым у него сложились хорошие отношения еще со времен, когда Ваграныч был в секретариате Союза писателей. Тогда, кстати, в их общей компании был и Лебедев, только-только пришедший главным в «МБ». Он и пригласил когда-то Ваграныча в свое издание. Но теперь Лебедев платил куда меньше, чем предложил Асланяну Поляков, а главное – все реже стали выходить литературные полосы, а их у Ваграныча была не одна, из-за которых поэт и писатель держался за многотиражный «Богомолец». «Культурные» страницы все больше вытесняла политика и экономика вкупе с криминалом. И в какой-то момент Асланян решился уйти, а его рубрика «осиротела». Тогда Оглоедов пошел к Петровановой и предложил себя в качестве ведущего «Битвы поэтов». Та согласилась, и он стал ведущим рубрики, немного ее переделав. В частности, он стал публиковать не только приличные стихи, но и откровенные образчики графоманства, дав им подрубрику «Из переписки с друзьями». После этого Петя Фильтр стал при встрече в коридоре редакции ядовито приветствовать его словами: «Здорово, ПОЭТ!», выделяя слово-звание, как бы незаслуженно присвоенное каким-то замответсеком. Когда-то Фильтр был неплохим спортивным журналистом, но, выйдя в начальство, давно уже не писал, считая себя большим журналистом и без этого. Как-то его даже пригласили быть главным редактором одного из очередных нарождающихся глянцевых журналов, и он согласился, уйдя из «Богомольца». Но скоро запросился обратно к Лебедеву в «МБ». Быть главным оказалось не так-то просто. А главный редактор Лебедев взял его вновь и даже поручил Фильтру поднимать одно из дочерних изданий «Московского Богомольца», с чем тот худо-бедно справлялся. Вообще стиль руководства Павла Сергеевича нравился Оглоедову. Тот никогда не удерживал своих сотрудников, даже именитых, если они вдруг решали уйти в другое издание, и это Оглоедов мог понять. Но чего не мог понять Серега – почему Лебедев этих «предателей», запросившихся обратно, так же легко брал вновь? Или почему на планерках Лебедев не останавливал изредка вспыхивающие перебранки между представителями разных отделов, а с явным интересом наблюдал, как собачатся два редактора или их представителя, лишь в конце ставя точку своим авторитетным приговором тому или другому. Иногда происходили вовсе казусные случаи. Как-то Артур Бабанян, ведущий рубрику «Саундтрек» и, как ходили по редакции слухи, придерживающийся нетрадиционной сексуальной ориентации, стал к слову возмущаться ситуацией, когда в магазинах пропали гигиенические прокладки, на что незабвенная Люся Громова, хохотушка, тащившая нелегкий воз молодежных неурядиц в своем отделе, открыто фыркнула: «Нам бы твои проблемы!» Вся планерка скорчилась, зажимая рты, а Лебедев улыбался с такой довольной радостью, что народ, не выдержав, грохнул смехом в открытую. Вообще планерка не раз оказывалась сценой, на которой происходили совершенно разные представления. Время от времени их устраивал и сам главный. Например, однажды зимой, когда вся планерка уже сидела на местах, а Лебедев припаздывал, вдруг распахнулись обе створки двери и в зал заседаний, где обычно и проходили планерки, двое дюжих телохранителей на большом, почти царском кресле внесли Павла Сергеевича Лебедева. На одной его ноге резко белел до колена гипс. Поставив кресло во главу стола, телохранители удалились, а Лебедев как ни в чем не бывало повел планерку. И лишь когда Фильтр как особо приближенное лицо главного редактора спросил патрона: «Павел Сергеевич, мы волнуемся, что случилось?», -хозяин газеты спокойно рассказал, что он катался ночью с приличной компанией на снегоходах по одному из подмосковных рыболовных озер и, поздно заметив и с трудом отвернув, врезался в прибрежный топляк. Но легко отделался, сломал только ногу. И прямо из перевязочной прибыл на планерку. Народ зааплодировал, что бывало лишь при награждениях кого-то из их коллег или при поздравлении их же с днем рождения. Обычно Оглоедов на планерках, в качестве замответсека показывавший главному макеты полос будущего номера, сидел по левую руку от него. Между ними стояло только несколько телефонов. Однажды один из них зазвонил. Лебедев поднял трубку, недолго послушал и произнес: «Я не могу сейчас говорить, я занят», - и положил трубку. Телефон тут же зазвонил вновь. Тогда хозяин издания сказал Оглоедову: «Подними трубку и пошли его на хуй». Серега поднял трубку и сказал: «Не звоните больше сюда, у нас идет планер…» Он не успел договорить, потому что Лебедев вырвал у него из рук трубку телефона и шмякнул ее на рычажок. «На хуй, я сказал, на хуй!» - проорал он перепуганному Оглоедову. Планерка затихла в ожидании бури. Но Лебедев уже успокоился и недовольно спросил: «Ну, что у нас дальше?» Замответсекам приходилось служить этакой подушкой, гасящей недовольство, например, несвоевременной сдачей материалов, исторгаемое, с одной стороны, дежурным редактором, ведущим номер, а с другой – авторами, всегда обиженными сокращениями своих текстов или вообще снятием их с полосы. Как правило, и те, и другие высказывали свое неудовольствие именно замответсеку, хотя он был просто передаточным звеном. Это здорово изматывало нервную систему. И ко времени подписания номера в печать ты был выжат, как лимон. Тем более что вовремя сдать номер почти никогда не получалось. Какая-то одна несвоевременно сданная информашка сажала весь номер. А это означало, что на завтрашней планерке дежурного редактора ждал разнос и штраф от главного. И тогда дежурный просил замответсека: «Ну ты сделай что-нибудь, а я оплачу!» И замответсека шел в редакционный бар и говорил: «Дайте мне бутылку водки и запишите ее на…» - дальше называлась фамилия дежурного редактора. С выведенными на пленку полосами, в которые заворачивалась бутылка, замответсека шел в типографию к начальнику печатного цеха. С виноватой улыбкой он садился напротив начальника и клал сверток на стол. Печатник уже знал, в чем дело. «Последний раз, - обычно говорил он, пряча водку в шкаф, и брался за телефон. – Наталья Андреевна, сейчас «Богомолец» придет, не меняйте ему время подписи». И оборачивался к представителю «МБ»: «Иди, тебя ждут». Но не всегда эта комбинация срабатывала. Если «Богомолец» опаздывал более чем на пятнадцать-двадцать минут, навстречу ему уже шли с трудом. Если опаздывал на час, в редких случаях могли скостить минут тридцать. Но печатники тоже ведь подставлялись, у них свое начальство было, и изредка, например, начальница монтажного цеха, где собирались пленки полос газеты и проставлялось время подписи в печать, проявляла свою принципиальность. Поэтому с каждым печатником в этой цепочке приходилось налаживать отношения и каждому улыбаться, если это не было по каким либо причинам совсем противно. Для всего этого совершенно не нужно было иметь высшего журналистского образования, и Оглоедов все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Он проработал в «Богомольце» уже десять лет, и ни один замответсека на его памяти не поднялся выше своего незавидного поста, а все уходившие замответсеки уходили не по хорошему, взять хотя бы ту же Розу. И если бы не державшая его более или менее творческая работа по ведению поэтической рубрики, он бы, наверное, тоже стал подыскивать место с перспективой подняться повыше, ведь ему уже было глубоко за сорок. А с другой стороны, найти достойное место с каждым годом становилось все труднее. И Оглоедов стоял перед нелегким выбором. Но жизнь все разрешила сама. На работе начались неприятности. Сначала хромоногий Толик Бобанов, старший у верстальщиков, начал бойко ходить к Петровановой и жаловаться на Оглоедова, что тот неправильно размечает макеты, чем затрудняет работу верстальщиков. Чем он главному верстальщику не угодил, Оглоедов не успел понять, потому что вслед за этим посыпались другие неприятности. Как-то газета должна была дать материал к юбилею одного из самых востребованных сатириков России. Текст был написан уже недели за две до этого и прошел корректуру. Было это не в его дежурство, и в загоне, куда складывались загодя написанные материалы, Оглоедов его не нашел. Тем более что названия файла никто не помнил. Он доложил об этом Петровановой, и та сказала, чтобы он поискал его в таком случае в архиве корректуры, где хранились все прошедшие через этот отдел тексты как минимум за год. Там тоже долго искали и в конце концов выудили материал с именем сатирика в названии файла. Оглоедов успел одним глазом, потому что уже сажали номер, глянуть на содержание текста, и что-то его смутило. Что – он не мог понять. Но поделился своими сомнениями опять же с Петровановой. Та махнула рукой, мол, некогда уже разбираться. И материал вышел. На следующий день разразился скандал. Оказалось, что вышел материал, который был уже опубликован в «Богомольце» пять лет назад, к предыдущему юбилею сатирика-юмориста. Как он сохранился в корректуре, одному Богу известно. Короче, сатирик позвонил Лебедеву и в своей язвительной манере поблагодарил главного редактора за возвращенную ему молодость. Лебедев был взбешен и, недолго разбираясь в объяснениях Петровановой, спросил: «Откуда взялся этот текст?» «Оглоедов нашел его в корректуре», - ответила ответственный секретарь. И главред оштрафовал Оглоедова на пятьдесят процентов зарплаты. Правда, Петрованова понимала, что вины Оглоедова тут нет, и в очередную зарплату выписала ему премию на сумму штрафа, компенсировав его материальные потери. Однако, как говорится в одном анекдоте, ложки-то нашлись, но осадок остался. И неприятности продолжали сыпаться. Ввиду все разрастающегося объема «Богомольца» Лебедев дал распоряжение вести номер сразу двоим дежурным редакторам, которые должны были разделить полосы надвое и вести каждый свою половину. Это внесло еще большую нервозность в ведение номера, так как известно, что чем больше начальников, тем меньше толку от них. Тем более что замответсек остался на номере один. Как-то Оглоедову выпало вести номер с Фильтром и Папиком. До обеда они занимались своими вопросами, попутно скидывая приходившие к ним тексты по номеру, а когда дело стало близиться к сдаче в печать, обнаружилось, что несданных текстов еще огромное количество. Они вызвали Оглоедова и начали орать на него: куда он смотрит, когда номер горит. Серега пытался напомнить им, что не раз звонил и подходил к ним с тем, что редактора отделов задерживают сдачу текстов, но они отмахивались от него, как от назойливой мухи. Это разозлило их еще больше. «Мне кажется, что ты занимаешь не свое место, - зло говорил ему Фильтр. – И я позабочусь, чтобы ты его освободил». Номер, конечно, был посажен. И на следующее утро на планерке Петюня всю вину за это возложил лично на Оглоедова, Андрюша ему скромно поддакивал. И Лебедев грохнул Сереге опять половину зарплаты. А тут еще ввиду наступающего кризиса решено было сократить штат замответсеков на одну единицу. И когда Петрованова вызвала его к себе в кабинет и, пряча глаза, спросила, нет ли у него на примете другой работы, Оглоедов сразу понял: сократить решили именно его. В других местах в таких случаях сами замответсеки тянули жребий или находили какие-то другие решения, но в «Богомольце» лишним оказался именно он, Оглоедов. И с ним поступили так, не церемонясь даже для приличия. «Нет, Лена, - ответил он, - у меня никаких вариантов нет». «Ну, до Нового года еще два месяца, - на Новый год в «Богомольце» подписывались контракты на год следующий, - поищи». «Хорошо, Лена, - спокойно ответил Оглоедов, хотя в груди у него, что называется, бушевал пожар, - только дай мне довести «Битву поэтов» до конца года. Ты же помнишь, я обещал читателям по итогам года назвать лучшего поэта и преподнести ему ценный приз от газеты. Приз это подписка на «Богомолец», так что это в наших же интересах». «Ладно» - просто ответила Лена Петрованова, с которой он проработал, что называется – бок о бок, одиннадцать лет. И он продолжил вести номера и свою рубрику как ни в чем не бывало. Конечно, он начал искать какие-то варианты, но слишком вяло, у него не было настроя на эти муторные поиски, да и времени тоже. В редакции почти никто не подозревал, что он дорабатывает здесь последние дни. А Ваграныч, которому Оглоедов позвонил, чтобы узнать, нет ли вакансий в «Литературке», сказал Сереге, объясняя причину его увольнения: «Тебя стало слишком много». Он имел в виду как раз свою бывшую рубрику «Битва поэтов». Собственно, на это же ему намекали и немногие сотрудники «Богомольца», бывшие в курсе дела. Но наверное причин его устранения из «МБ» никто не знал. Серега и сам ходил и мучился мыслью: за что? Если за «Битву», то ведь он и раньше писал какие-то материалы, но такого противодействия не было. Кстати, ничего из того, что он напечатал в «Богомольце», никогда не было отмечено не то что на летучке, даже на планерке, хотя его материалы были не хуже многих отмечаемых. Все это он прокручивал задним числом, но по-прежнему не мог найти весомой причины недовольства им. Тогда он решил, что просто наступила в его жизни очередная нелегкая полоса, вроде той – с несколькими смертями подряд. В том, что Пава тоже погиб, он уже не сомневался. Хотя несколько раз на улицах в мелькнувшем лице ему вдруг чудился облик Красавчика, и надежда вспыхивала вновь. Но это был не он. А Новый год уже был на носу. Началось подписание контрактов, у кабинета Лебедева все время толпился страждущий народ. Когда дошла очередь до секретариата, Оглоедов как бы случайно оказался в приемной среди своих коллег. Ему все казалось, что этот фарс с его увольнением сейчас закончится, что его позовут в кабинет к главному, и все пойдет по-прежнему. Но чуда не случилось. Все проходили, будто не замечая его. И вскоре приемная опустела. Вот так он опять стал безработным. Надо было на что-то жить. Правда, разладилась жизнь не только у него. Но это, что ни говори, отдельная история.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?