Апостолы судьбы - Евгения Михайлова

— Света, спасибо, больше не надо, — спокойно сказала Катя. — Возьми бутерброд. И принеси свою чашку, мы тебе кофе нальем.

— Сама принеси мне. Я устала. И потом жду генерала Берестова. Только не чашку неси, в ней живительный грибок развивается, а банку.

Катя без лишних слов побежала в палату, а Света села перед Диной прямо на пол по-турецки.

— Вы знакомы с генералом Берестовым? — светским тоном поинтересовалась она.

— Нет, — растерянно призналась Дина.

— Вы говорите неправду, я все вижу, — строго заметила Света. — Это она у вас ничего не соображает, никого не знает. Катя — ваша сестра?

— Нет, моя подруга.

Света с видом заговорщицы оглянулась по сторонам и зашептала:

— Ее сглазили. Колдуны мозги выдули из головы.

Дина не успела отреагировать на это откровение, потому что рядом загремел голос медсестры Раи:

— Светка, прикрой штаны и марш в палату! Сколько раз говорить, чтоб к людям не приставала и не попрошайничала.

— Я? — Света накинула на плечи одеяло с видом оскорбленной королевы. — Меня попросили съесть бутерброд с икрой. Вот Катя банку для кофе принесла. Я здесь просто сидела и ждала генерала.

— Раечка, — попросила подбежавшая Катя, — мы сами ее позвали. Пойдем, Света, я помогу тебе это отнести.

Света кивнула и вдруг подмигнула Дине глазом лукавого младенца. «Господи, — с облегчением вздохнула та, глядя Свете вслед. — Надо же быть такой сумасшедшей!»

Вот что она пыталась вспомнить. Безумие — как звезда во лбу. Его не скроешь, это не проходит и не меняется. А в Кате сейчас нет ничего, что напоминало бы о недавнем кошмаре. Умница и красавица из сказки. А что, если это действительно сглаз? Ну, то есть то, что Дина могла себе представить, слыша это слово: что-то типа проклятия, гипноза, психологического насилия…

Ирина открывала дверцу своей машины, когда за ее спиной выросла фигура. Оболенская произнесла, не оборачиваясь:

— Опять вы пришли. И снова без предупреждения. Но я уже закончила и еду домой. Между прочим, когда вы в прошлый раз сидели в моем кабинете, то почему-то так и не смогли объяснить, чего еще хотите, чем недовольны. В чем дело, Валентина? Что с вами происходит?

— Происходит, Ирина Анатольевна. А что именно — кроме вас, наверное, никто не ответит на этот вопрос. Я очень страдаю. Да, вы все сделали, как я сказала, все получилось, но мне легче не стало. Мягко говоря. А жду здесь, потому что в салоне мне совсем не по себе. Не хочется видеть других людей, не хочется, чтобы меня кто-то видел. Может, вы побеседуете со мной тут? Я заплачу сразу или завтра Вере деньги привезу.

— Валя, я же объясняла: в кабинете есть все, что мне нужно для работы, для определенного состояния. Я же не цыганка с вокзала, которая всю жизнь расскажет, если ей ручку позолотить.

Ирина раздраженно посмотрела на Валентину, и выражение ее глаз сразу изменилось. Да, это, пожалуй, серьезно.

— Садитесь ко мне в машину. Я отвезу вас домой, попробуем поговорить по дороге.

Какое-то время они обе молчали. Ирина испытывала неприятное ощущение тесноты. Валино напряжение заполнило салон машины.

— Вы хотели со мной поговорить о подруге? Вас беспокоит ее состояние?

— Нет. Подругу, как обычно, спасает и обожает целая команда благодетелей. Ее муж не всегда может вклиниться в их ряды… Я думаю о том, почему мы ограничили свое внимание только Катей? Почему вы не сказали мне, что чувствует к ней мой муж?

— Забавный вопрос. Вы забыли, как сразу потребовали, чтобы я не работала с вашим мужем?

— Я не забыла. Я очень боялась, что ваше вмешательство в его биополе навредит Дмитрию.

— Грамотно подумали.

— Но у вас же есть какие-то возможности защиты. Облегченный вариант воздействия… Ну, я не знаю.

— Значит, вы просите меня поработать с вашим мужем. Хорошо. Разумеется, не сейчас. Принесите в любой из ближайших дней с утра его фотографию, какие-то вещи: часы, расческу, майку… А пока, вне дела, скажите: вы считаете, что между вашим мужем и Катей была связь?

— Нет, я так не считаю. Я бы заметила. Они' достаточно искренние люди. Мне кажется, правда хуже. С ее стороны есть, точнее, была симпатия с легким интересом, которая могла перерасти в желание, роман. А для него, похоже, Катя стала мечтой. И просто поселилась в нем. Он всегда ею любуется, говорит при мне, как она красива, относится к ней с такой нежностью. Один ее знак — и он провалится с головой в эту страсть, забыв обо всем на свете. Мне трудно говорить о таких вещах, но вам… Я всю жизнь очень сильно его хочу. Но в последнее время мне стало казаться, что он думает о ней, когда мы вместе. Что он именно таким образом возбуждается.

— Как я понимаю, вам требуется знать мое отношение к вашей теории. Ну, допустим, все так и окажется. Что вы захотите предпринять? Воздействовать на него, как на Катю? Стереть естественные эмоции, мысли, создать проблемы, через которые ему придется пробираться, чувствуя лишь страх от того, что теряет себя? Вы этого хотите?

— Пока я хочу все точно знать. Я больше не могу так жить. У меня душа стала, как у старухи. Ни надежды, ни веры, ни радости. Вы — мой последний шанс на спасение. Вдруг все это не так, и можно жить как прежде.

Ирина высадила Валю у подъезда и какое-то время смотрела ей вслед. Хранительница очага. Как безмятежны искренние мужчины рядом с преданными женами!

* * *

Профессор Тарков задумчиво шагал по своему маленькому кабинету. Он в который раз выстраивал картину болезни, объективную и субъективную информацию о личности больной, память услужливо предлагала похожие случаи из практики. Казалось, еще чуть-чуть — и он услышит щелчок, как обычно бывает, когда составные части занимают свои места и возникает ясная, окончательная, бесспорная конструкция. Диагноз Таркова. За всю свою долгую жизнь и бурную практику он ни разу не ошибся в диагнозе. Константин Николаевич сел за стол, перечитал историю болезни Кати Артемьевой, затем долго рассматривал в блокноте свои записи, сделанные во время бесед с ней, провел пальцем по графику маршрута, составленного с ее слов. Она в деталях описала местность, по которой бродила, сбежав из дома, людей, которых встречала. Улицы, лес, стройка, свалка, дома, магазины, родник, школа, станции метро… Что это? Феномен больного воображения или настолько организованный ум? Память, анализ, четкие наблюдения, не затронутые тем страшным смятением, которое заставило женщину выпасть из собственной жизни, привычек и представлений? В кабинете на все вопросы не ответить. А что, если попытаться проехать по этому маршруту, найти кого-то, кто ее запомнил? Это возможно, если начать экскурсию от ее дома. Если все окажется не так, если ничего подобного вообще не было, а она видела так называемые «фантазмы» — видения, галлюцинации, рождаемые больной психикой… Тогда Константин Николаевич назначит Артемьевой комплексное лечение, которое откорректирует неординарное поведение и… убьет ее нежную, трепетную душу, стремящуюся к чуду. Константин Николаевич уже несколько дней знал, что ему очень важно все, что происходит и будет происходить с этой больной. Он сложил в старый портфель свои записи, историю болезни и набрал по внутреннему телефону номер главврача.