Конец света - Василий Головачев

Щербатов недоверчиво покривил губы.

– Премьер – в роли пахана… бред сивой кобылы! Скажи кому – в психушку угодишь!

– Барсуков изменился.

– Да уж, недаром американцы утверждают, я недавно знакомился с их исследованиями, что после пяти лет работы в чиновничьих структурах человек превращается в нелюдь. Хотя и верить им, конечно…

– Вы думаете, я перегибаю палку?

– Я думаю, что нам нужно обратиться напрямую к президенту. Что практически невозможно. Но только у него есть независимая комиссия по контролю. Я хоть и предпринял кое-какие меры, в дань уважения к Николаю, не имея на это права… но скорее всего не потяну полноценное расследование.

– А если выложить факты в Интернет?

– Факты? – поднял бровь Щербатов. – Какие факты? Что на Маринича и Зимятова покушались колдуны, превращающие человека в световую вспышку? Нас заклеймят как шизофреников! Заявить об угрозе премьера? Барсуков тут же спустит на нас всех своих собак! Нет, надо действовать иначе, тихо, без шума и пыли, выходить на исполнителей, тянуть за ниточку до самого верха, до заказчика.

– А мне что делать?

Щербатов поймал беспомощно-тоскливый взгляд депутата, сказал, проникаясь его чувствами:

– Работать, Олег Илларионович, работать! Делать то, что наметили, не обращая внимания на угрозы. Отступить – значит предать дело жизни! Это не для нас.

– Жизнь, – грустно сказал Фенер, – хрупкое равновесие правды и лжи, добра и зла… на той ли мы стороне?

– На той! – как можно твёрже сказал Щербатов. – Никаких сомнений! Держу пари, что мы ещё годимся для драки за правду и справедливость. Но вам нужен телохран, есть кто на примете?

– Н-нет… я как-то не думал…

– Подумайте, пока есть время, я тоже поищу человечка.

На столе звякнул селектор.

– Владимир Васильевич, к вам майор Потапов.

– Пусть войдёт, – сказал Щербатов. – Вот как раз я вас и познакомлю, майор занимается расследованием дела о нападении на Маринича и Зимятова.

Дверь открылась, вошёл высокий, широкоплечий, массивного телосложения молодой человек с открытым простоватым лицом и шапкой густых русых волос, постриженных таким образом, что они образовывали пушистый шар вокруг головы.

– Добрый день, товарищ полковник.

– Проходи, Миша, – сказал Щербатов. – Знакомьтесь: Олег Илларионович Фенер, депутат, приятель Маринича. Олег Илларионович – это майор Михаил Петрович Потапов, рэкс, по нашей терминологии, то есть рукопашник экстра-класса.

Потапов, двигаясь быстро и точно, вопреки габаритам и массе, сел напротив Фенера.

– Есть новости, майор?

– Найдена секретная лаборатория, прячущаяся под вывеской агропромышленной корпорации «Восток».

Щербатов нахмурился.

– Это как-то связано с?..

– Гибелью генерала Зимятова? Подозреваю, что да.

– Хорошо, поговорим об этом отдельно. Олег Илларионович нуждается в защите, мы можем ему помочь?

Фенер встретил светлый оценивающий взгляд молодого человека, от всей фигуры которого исходила вселяющая оптимизм сила.

– Нужен телохран профи, – извиняющимся тоном проговорил Потапов, – боюсь, в моей группе таких нет.

– Хорошо, что-нибудь придумаем. – Щербатов посмотрел на Фенера. – Кто-то ещё знает о вашем визите к премьеру?

– Пожалуй… нет, – неуверенно сказал Фенер. – Я никому из друзей не говорил. Жена знает…

Щербатов улыбнулся.

– Жена не в счёт. Что ж, Олег Илларионович, я вас понял, будем работать. О наших с вами контактах никому ни слова, даже жене. Тем более жене.

– Понял, – смутился депутат.

– Я бы на вашем месте взял отпуск на пару недель и уехал бы из Москвы.

– Но это будет выглядеть как бегство… проявление трусости… а я от угроз никогда не бегал.

– Похвальное качество. Я не призываю вас бежать, просто будьте осторожнее с контактами с другими людьми. Кстати, знаете разницу между осторожностью и трусостью?

Фенер и Потапов переглянулись.

– Сразу не сформулируешь…

– Осторожность – это когда ты сам боишься, а трусость – когда боится кто-то другой.

По губам майора промелькнула улыбка.

Улыбнулся и Фенер.

– Конечно, я боюсь. Но я не трус.

– Майор, сообщи гостю номер своей мобилы. Олег Илларионович, подумайте над моим предложением и держите связь.

Фенер встал из-за стола.

Фёдор Селиванович Рыбников, директор Федеральной службы безопасности, являлся креатурой действующего премьер-министра, хотя официально ему не подчинялся. Они даже встречались только на заседаниях Совета безопасности, которые вёл президент. Но по умолчанию Рыбников всецело поддерживал линию председателя правительства и не раз оказывал ему помощь консультантами или специалистами в сфере оперативного сопровождения мероприятий, держа связь с премьером через своего заместителя – Коржевского.

Поэтому когда к нему на приём напросился полковник Щербатов, начальник антитеррористического подразделения «Борей», Рыбников не связал его визит с происходящими в стране событиями. Группы антитеррора занимались сугубо профессиональными делами, тренировались и участвовали в операциях как бы сами по себе, и отправляли их на задания в разные концы страны и за рубеж руководители соответствующих Управлений, от которых Фёдор Селиванович регулярно получал доклады о проделанной работе.

Визит Щербатова несколько выбивался из цепочки штатных встреч (субординация не позволяла командирам подразделений идти на приём к высшему начальству, минуя непосредственных начальников) службы, но не выглядел экстраординарным, и Рыбников принял полковника в своём кабинете на Лубянке вечером, в половине восьмого, не собираясь тратить на него больше пяти минут времени.

Кабинет директора ФСБ был стандартен и безлик, ничем не отличаясь от подобных служебных модулей руководителей родственных структур.

В нём располагались стол из красного дерева в виде буквы «Т», круглый столик поменьше с шестью стульями – у окна, всегда занавешенного тяжёлыми бархатными портьерами салатового цвета, книжный шкаф, тумбочки, ряды телефонов, селектор, компьютер с новомодными 3D-экраном, два флага за креслом владельца, портрет президента на стене, между флагами. Толстый ковёр на полу. И лишь на столе директора, прямо перед креслом, красовались две вещи, отражавшие его характер: объёмная фотография пятилетней девочки (все знали, что Рыбников души не чаял в дочери) и сложная, вращавшаяся по четырём осям, маятниковая конструкция, помогающая директору расслабляться.