Претендент - Ирма Грушевицкая

— Мам, ты видела? Ма-ам? Видела?

-- Видела! Ещё как видела! Ты молодец, мой хороший.

Ник ошарашено перевёл взгляд вниз, гадая, к кому она обращается и едва не проглотил сигарету, когда увидел, как Элис машет его утренний знакомый.

Этот рыжеволосый мальчишка — её сын?

Аккуратист в белых кроссовках, следящий за спящим мужиком, чтобы тот ничего у них не украл?

Вот так-так!

Сколько ему? Четыре? Пять? Ник не был силён в определении детского возраста, но на школьника пацан точно не тянул.

А, стоп, он же сам сказал «мне почти пять». Ну да, похоже.

Ник едва удержался, чтобы не стукнуть себя по лбу: так вот о чём говорил Мэтт! Элли и Тотошка! А он — волшебник, которому придётся с ним ладить.

А как же отец? Похоже, его нет, иначе точно не старший брат матери выпроваживал бы Ника из дома. Или делал это с заламыванием рук.

Ник поднял голову и теперь уже по-новому взглянул на Элис Манфреди.

Теперь в её упорном отрицании их знакомства он увидел для себя нечто иное, чем забывчивость или женское кокетство. Элис и правда было не комфортно под его настойчивыми попытками простимулировать её память. Среди его многочисленных подруг не было матерей-одиночек, в крайнем случае — разведённые, кто сдавал своих детей на попечение гувернанток и приходящих нянь.

Судя по эмоциям пацана, у него с матерью налажен непосредственный контакт. Он мнит себя её защитником, серьёзным и вдумчивым. Интересно взглянуть на его отца. Судя по внешности, от матери мальчику достались только цвет глаз. Всё остальное, в том числе веснушки и рыжеватые, слегка вьющиеся волосы, точно не от Элис. Нику вспомнилось, как в детстве он не любил стричься, и его рыжие волосы точно так же завивались на концах.

Перед глазами всплыла любимая мамина фотография с каминной полки в доме родителей. На ней он с Лиамом как раз после подобной рыбалки стоят на причале старика Портмана и улыбаются во весь рот, держа на вытянутых руках только что пойманных окуней. Колючих и скользких, норовивших вот-вот выпрыгнуть из их неумелых рук. Им восемь и три, соответственно. Лиам в ярко-жёлтом плаще с накинутым на голову капюшоне, на нём — синяя куртка и красно-синяя бейсболка с эмблемой «Каббсов». Волосы обоих так же завиваются, как у сына Элис.

Что-то щёлкнуло в голове, когда он вспомнил слова матери, что из-за этих локонов Ника долгое время принимали за девочку. Как после и Лиама. У них с братом был разный цвет волос: Лиам был блондин, а Ник, взрослея, начал темнеть, и сейчас он скорее тёмный шатен, чем рыжий. Но в четыре он был точно такой же, как мальчик в красной куртке, демонстрирующий матери свой первый улов.

«Мне почти пять».

Что такое в понимании маленького мальчика почти пять?

Ник познакомился с его матерью в сентябре как раз пять лет назад. Если «почти пять», то беременной она точно не была. Ни единого чёртового намёка. Когда там у женщины беременность становится видно? Ник потянулся в карман за смартфоном и который раз за последние несколько минут себя остановил: если Элис забеременела раньше, то это в любом случае никак не может быть «почти», а если позже — то тем более. Что-то пацан темнит, или…

Или мальчик хотел произвести впечатление на «грабителя» и прибавить себе год. А тогда получается…

Ник замер, поражённый догадкой.

— Да вы издеваетесь!

Сигарета полетела в воду, а сам он что есть мочи рванул на верхнюю палубу, где гордые мамочки аплодировали следующему счастливому рыболову.

Лукас выглядел настолько счастливым, что у Элис щёки болели — так широко она улыбалась, радуясь за сына. Не в традициях семьи Манфреди подобный отдых, поэтому не удивительно, что её мальчик впервые держит в руках удочку. А уж пойманная рыба и вовсе лишила его на какой-то момент дара речи.

Прижатые к щекам ладошки — это всегда трогательно. Лукас с раннего детства именно таким образом выражал крайнее изумление. И когда в мультике что-то интересное увидит, и когда Элис играла с ним в прятки, прячась от малыша под платком. Нередко тем же самым, что сейчас у неё на голове — бабушкин подарок. После Лукас всегда заливисто смеялся, слюнявя засунутый в рот маленький кулачок.

Её счастье. Её гордость.

— Ты молодец, мой хороший!

Очень важно хвалить детей. Это она и без психологов знала, на собственном невесёлом опыте, к сожалению, пришлось убедиться.

Желание увидеть гордость в глазах родителей — естественное для малыша. Как и радость за его успехи.

Нет, у неё в детстве не всё так плохо было, и ей тоже доставалось любви, но Элис никогда не чувствовала себя… как бы это помягче сказать — важной для родителей, что ли. Наверное, это правильно, если в семье четверо детей, и никому из них не отдается предпочтение.

И всё же. Всё же…

Когда в её жизни появился Лукас, она сразу решила для себя, что обязательно будет им гордиться. И говорить об этом будет, и хвалить. И подбадривать, если нужно, и ни в коем случае не даст опустить руки. Она и сама никогда не опускала. Даже когда казалось, что весь мир против неё. Сегодня утром, глядя на спящего в гостиной мужчину, она снова это почувствовала.

Он был хорошим — этот Николас. Дружба с Мэттом тому доказательство. Элис не всегда понимала последнего, но всё равно, испытывала к нему уважение. Вряд ли Мэтт Крайтон стал бы держать вокруг себя недостойных людей. Все они — и Кристофер с Тейлором, и этот парень, с которым она сегодня танцевала, и многочисленные гости, приглашённые с его стороны, чьи имена она даже не пыталась запомнить, — все они производили крайне благоприятное впечатление. С такими людьми хочется быть рядом. Им можно довериться. Их миру хочется принадлежать. С ними можно быть той, кем она никогда не была.

Элис понимала, что в этом-то как раз и проблема. Они воспринимали её как равную, но она таковой не была. Львиную долю из этих людей она никогда больше не увидит. Как больше никогда в жизни не сможет снять на ночь этот коттедж.

Нет, ну если честно, то сможет, конечно. На счету достаточно средств и на ночь здесь, и на две — вот только зачем ей это делать? Зачем ей эти зелёные поля для гольфа? Эта яхта размером с плавучий дом? Это шампанское по триста долларов за бутылку — она же торговка, она представляет себе цены на всё, что подаётся к столу. И, нет — снобом она никогда не была и становиться не собиралась, но всё же на всякий случай попросила саму себя не обольщаться и не питать лишних иллюзий, что всё это каким-либо образом может в её жизни задержаться.

Именно поэтому она разозлилась на Николаса, когда тот принялся впечатлять её знакомством с хозяином клуба. Элис как бы в очередной раз тыкали в нос её же простотой, и то, что это проходило в доме, ей не принадлежащем, с дивана, который не она выбирала, раздражало вдвойне. И к утру это раздражение не ушло.