Страсть и тьма - Александра Айви

Это безумие! Нет, безумием было проснуться и обнаружить в своей постели красавца вампира, в присутствии которого твое сердце трепещет от восторга.

Безумием было дрожать от страстного желания, почувствовать вкус его поцелуев.

К несчастью, ее тело не чувствовало разницы между разумными и безумными действиями, поэтому с готовностью отвечало на искусные ласки Цезаря. Бренная оболочка Анны знала лишь одно: ей пришлось ждать почти две сотни лет, чтобы ощутить непередаваемое наслаждение, которое вызывали прикосновения его пальцев, и это безумное желание стократно усилилось, когда его голова склонилась к ее груди, а губы нащупали под кружевом рубашки бугорок напряженного соска.

От острого ощущения блаженства дрожь сотрясла тело Анны, дыхание прервалось, а из горла вырвался стон. Губы Цезаря дразнили ее чувствительную плоть, и она наконец, не выдержав, снова застонала, теперь уже гораздо громче.

Черт возьми! Она ведь дала себе обещание, что этого не произойдет. Она не собиралась позволять этому мужчине считать ее доступной, сексуально озабоченной девицей, которая будет раздвигать ноги каждый раз, когда он станет появляться в ее жизни.

Но легко было давать такое обещание, пока Цезарь оставался лишь мучительным воспоминанием, а сейчас… В какой-то момент Анна смогла убедить себя, что так легко поддалась обаянию этого вампира только потому, что в то время была еще наивной девчонкой. Ведь в течение двух следующих веков ей удавалось сдерживать всех мужчин (хотя некоторые из них были вполне достойными), пытавшихся заманить ее в свою постель. Она стала старше, мудрее и научилась контролировать свои желания и эмоции.

Но едва лишь рука графа, скользнув по ее бедру, начала стягивать с нее рубашку, как Анна воспламенилась, а нежные слова, которые он нашептывал, пока его губы отыскивали второй сосок, одурманивали разум, заставляя ее напрочь забывать слово «нет».

«Должно быть, он околдовал меня», — подумала Анна. Наверное, поэтому ее ногти впились в его плечи, а увлажнившееся лоно буквально горело от желания, и казалось, достаточно лишь одного, даже самого легкого, прикосновения…

Но если не колдовство, то это означает…

Неожиданный стук в дверь прервал пугающую мысль.

— Эй, Цезарь!

Услышав низкий мужской голос, граф поднял голову и разразился потоком проклятий. Потом спросил:

— В чем дело?

— Прости, что нарушаю ваше уединение, но у нас возникла проблема. — В голосе Стикса послышались начальственные нотки.

Последовал очередной взрыв ругательств, но Цезарь все же выпустил Анну из объятий и поднялся с постели.

— Я сейчас вернусь, — пробормотал он, повернувшись к двери.

Воспользовавшись неожиданной передышкой, Анна потянулась за халатом, который любезно одолжила ей Дарси. Сунув руки в рукава, она попыталась убедить себя, что дрожь, сотрясающая ее тело, не что иное, как радость освобождения.

Но радости она почему-то не испытывала.

Более того, она испытывала ужасное разочарование, которое — Анна это точно знала — не скоро ее покинет.

— Подожди, Цезарь. — Она протянула руку и с некоторой опаской положила ладонь ему на бедро. — Если это касается меня, то я не хочу оставаться в стороне.

Граф обернулся и пронзил Анну взглядом. А выражение его лица стало напряженным.

Анна не сомневалась: если бы она сейчас опустила глаза, то обнаружила бы, что Цезарь все еще возбужден. Без сомнения он по-прежнему желал ее. И она с трудом удержалась от соблазна проверить свое предположение.

— Querida… — начал он и в изумлении заморгал, когда она погрозила ему пальцем.

— Я на этом настаиваю, — процедила Анна сквозь зубы. — Те дни, когда я была вынуждена ползать на коленях, выпрашивая кусок хлеба и умоляя о крыше над головой, давно миновали. Теперь я могу о себе позаботиться. И так будет и впредь.

Что-то вспыхнуло в его темных глазах. Разочарование? Боль? Оскорбленная гордость?

— Ты отвергаешь мою помощь? — тихо спросил граф.

Она постаралась не обращать внимания на легкий укол сожаления — ведь она никак не могла причинить ему боль. Он самоуверенный и эгоистичный, бесчувственный ко всему, что хотя бы отдаленно напоминает человеческие чувства. За исключением желания… Проклятие, ведь он соблазнил ее, а потом покинул почти на два века!

И все же, несмотря на все благие намерения, ее голос зазвучал мягче.

— Конечно, нет. Я не так глупа, как тебе кажется. Я ведь даже не представляю, чему мне придется противостоять. — Она пожала плечами и потуже затянула поясок халата. — Но одно дело — принять твою помощь, и совсем другое — повиноваться, оставаясь в полном неведении. Или мы партнеры — или я ухожу.

В комнате воцарилось напряженное молчание. Высокомерное желание Цезаря играть роль первой скрипки боролось с осознанием серьезности ее намерений. Граф понимал: эта женщина действительно уйдет, если он не согласится принять ее в качестве равноправного партнера.

Анна ожидала вспышки гнева; когда же губы Цезаря растянулись в дерзкой улыбке, она слегка опешила.

— Партнеры, говоришь? — Он поднял руки и провел ладонью по спутанным прядям ее волос.

Она смотрела на него с настороженностью. Казалось, что все слишком уж просто.

— Я не шучу, Цезарь. Я скорее умру, чем снова стану просить о чем-то.

Усмехнувшись, он заглянул в низкий вырез ее халата.

— А вот я готов попросить кое о чем, если бы ты…

Вскинув руку, Анна прикрыла пальцами его губы. Низкий голос графа действовал на нее почти как осязаемая ласка, которая растекалась по всему телу, заставляла думать только о том, как бы бросить этого вампира на постель и оседлать его.

Они оба были почти обнажены. Значит, всего лишь одно движение, и…

«Остановись, Анна. Возьми себя в руки».

— Так мы договорились? — спросила она.

Цезарь чувствовал желание, которое все еще пульсировало в ее теле, но, как ни странно, он даже не попытался воспользоваться этим. Пожав плечами, вампир сухо произнес:

— Да, наверное. Но послушай меня, Анна. Я живу уже очень долго, поэтому…

— Как долго? — перебила она, не сдержав любопытства. Целых два века она вспоминала об этом мужчине и размышляла о нем, так что ее вопрос отнюдь не был праздным.

— Более пятисот лет.

Она внимательно на него посмотрела.

— Ты был конкистадором?

Он поднял брови, услышав ее вопрос.

— Когда я проснулся после трансформации, я уже был в одежде и в доспехах конкистадора.

— Ты не помнишь, что было до этого?

— У нас не остается воспоминаний о жизни, которую мы вели до того, как стали вампирами. — Он криво усмехнулся. — На самом деле это и к лучшему.