Меченый - Уильям Лэшнер

Скинк черкнул в записной книжке.

– Есть какие-нибудь подробности? Адреса? Телефонные номера?

– Нет, но его нетрудно отследить. Также собери информацию о женщине по имени Тереза Уэллмен. Она была замужем за Хьюиттом. У них есть ребенок.

– Чьи интересы ты представляешь?

– Женщины.

– У нее есть деньги?

– Нет.

– Почему тебе всегда достаются неправильные клиенты?

Я пожал плечами:

– Это все Бет.

– А, тогда понятно. – Он снова постучал по записной книжке ручкой и, щелкнув, закрыл ее. – Теперь все?

Я некоторое время посидел, размышляя, это действительно все или нужно попросить сыщика еще об одной услуге. Коричневая жижа и маринованный огурец успокоили головную боль, но не уняли жжение под левым соском.

Прежде чем прихромать к Скинку, я на скорую руку проверил городскую телефонную книгу. Там было много имен, но не оказалось нужного. Я мог бы позвонить по каждому номеру, принадлежащему Эдер, и спросить, нет ли в семье Шанталь. Но это вызвало бы подозрения, тем более что я не собирался объяснять, зачем звоню. А правда, зачем? Затем, что готов был влюбиться, если бы вспомнил, кто она такая? А вдруг мне ответили бы: «Да, в семье есть Шанталь Эдер», – и я бы с ней встретился, а у нее не хватало бы половины зубов во рту, и выглядела бы она как ведьма из диснеевского мультфильма, – что тогда?

Я немного подумал и решился. Скинк был не только моим детективом, наемным служащим, но также и другом, преданным, как лабрадор.

– Есть нечто еще, – сказал я. – Очень личное.

– Личное?

– Ты пришлешь счет мне домой, а не в офис.

– Ладно, – сказал Скинк, – понимаю. Расценки обычные?

– Разве я не имею права на скидку для постоянных клиентов?

– Даже моя мать не получает скидку для постоянных клиентов. Давай дальше.

– Вчера ночью кое-что случилось.

– Что?

– Не помню.

Скинк вопросительно наклонил голову.

– Но что-то случилось, поэтому я хочу, чтобы ты нашел для меня одного человека. Действуя очень осторожно, понимаешь?

– Это женщина, так ведь?

– Она не должна знать, что я ее ищу. Как только найдешь, сообщи мне, где она и чем занимается. Если удастся, сфотографируй ее. А там уж я решу, что делать дальше.

– Знаешь, приятель, это плохая идея – позволять частному сыщику вмешиваться в свою личную жизнь. Это не приведет ни к чему хорошему. В конце концов, тебе не понравится то, что я обнаружу.

– Просто сделай это для меня, Фил.

– Ладно, хорошо. Что ты о ней знаешь?

– По-моему, она плотная блондинка и ездит на мотоцикле.

– По-твоему? Ты точно не знаешь?

– Если б знал, ты бы мне не понадобился.

– Где ты с ней встретился?

– Наверное, «У Чосера», но многое я не помню.

– «Многое» – это сколько?

– Большую часть ночи.

– Ты последнее время много пил, приятель?

– Ну пил.

– Очень много?

– Сколько это «очень много»?

– В вопросе заключен ответ. Итак, если ты ничего не помнишь, то откуда знаешь, что что-то случилось? Откуда знаешь, что она не просто девчонка, на которую ты положил глаз в баре и которая тебя отшила?

– Потому что знаю, черт возьми.

– Ладно, не злись. Сделаю что смогу. У тебя есть ее имя?

– Да, у меня есть ее имя.

– Ну и?..

Я встал, снял пиджак, развязал галстук. Скинк с растущим ужасом на лице смотрел на меня, будто я собирался устроить стриптиз под гремящую музыку и тамтамы прямо посреди его офиса. Клянусь Богом, сама мысль об этом тоже наполнила бы меня ужасом. Но все закончилось на рубашке. Я расстегнул ее до живота и обнажил левую сторону груди.

Скинк пристально посмотрел на татуировку, поднял на меня взгляд и снова принялся рассматривать грудь.

– Наколота прошлой ночью?

– Вчера утром ее не было.

– Теперь понимаю.

Он подошел ко мне вплотную, чтобы получше рассмотреть татуировку.

– Прекрасная работа, классический рисунок.

– Мне не нужны рецензии, Фил. Просто найди эту женщину.

Он достал ручку.

– Шанталь Эдер, – произнес он, записал имя и постучал кончиком ручки по записной книжке. – Пустячное дело.

Он ошибался.

О юристе многое можно сказать по тому, как он ведет дело в суде. Дженну Хатэуэй отличало круглое ангельское личико, обрамленное светло-каштановыми волосами, голубые глаза, гибкая фигура и длинные ноги. Высокая и грациозная, она казалась той женщиной, с которой приятно поесть мороженого во время долгой прогулки в восхитительных летних сумерках, или поужинать в ресторане, или поболтать на веранде, держа высокий стакан с лимонадом в руке. Но в зале суда милая Дженна Хатэуэй выглядела настоящей террористкой.

Я сидел в зале федерального суда и наблюдал, как она подвергает перекрестному допросу бухгалтера – свидетеля по делу об отмывании денег. Бухгалтер был безукоризненно одет, остатки волос безупречно подстрижены. Сначала он чувствовал себя важным человеком с богатой клиентурой и искусно оперировал разными цифрами. Но потом, под напором Дженны Хатэуэй, он превратился в жалкое существо. Это было похоже на ярмарочное шоу с показом уродцев. Действие разворачивалось таким образом: обвинительный вопрос Хатэуэй, невнятное возражение чувствующего свою слабость адвоката, насмешливый ответ Хатэуэй, замечание запуганного судьи, бормотание свидетеля. Мы с отвращением наблюдали, как бухгалтер сникает подобно выброшенной на берег рыбе.

– Боже мой, – сказал я Слокуму, сидевшему рядом со мной на задней скамье. – Судя по тому, как она без ножа режет этого парня, ей нужно работать хилером.

– А ведь он даже не обвиняемый, – отозвался Слокум.

– Что она собой представляет?

– Прирожденный обвинитель. Никогда не заигрывает с защитой. Ее отец был копом.

– Здесь?

– В Управлении полиции Филадельфии. Служил в убойном отделе, сейчас в отставке. Дочь приняла эстафету от отца.

– Не хотел бы оказаться у нее на мушке.

– Ты уже на мушке, – отозвался Слокум.

Наверное, мы разговаривали слишком громко, потому что Хатэуэй остановилась прямо на середине вопроса и повернулась в нашу сторону. Взгляд голубых глаз уперся в меня, и я съежился, словно упал в бассейн с ледяной водой. И она не сразу отвела взгляд. Хатэуэй пристально смотрела на меня, пока все присутствующие в зале – судья, судебный пристав, обвиняемый, свидетель, присяжные – не повернулись в мою сторону. Это было невыносимо само по себе, а тут еще и Слокум засмеялся.