Дитя слова - Айрис Мердок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне просто хотелось с вами познакомиться.
— Но почему? Почему именно со мной? Откуда вы вообще узнали мое имя?
— Узнала. И хотела увидеть вас. Поговорить с вами. Вот и все.
Я сказал:
— Вы что — проститутка? — Это вырвалось у меня как-то само собой, но ее улыбчатая уклончивость начала меня раздражать.
Она, казалось, опешила.
— Нет, конечно, нет.
— Ну, вы для меня загадка. Вам нужны деньги?
— Нет, нет.
— Тогда что же вам нужно?
— Познакомиться с вами, — повторила она.
К тому времени мы миновали фонтанчик в виде двух обнявшихся медведей (они еще так понравились Кристел, когда я однажды привел ее сюда) и дошли до таинственного каменного сада в конце озера, который всегда казался мне частью какого-то другого города (Ленинграда?) или замаскированным входом в некий неведомый край (Ахерон?). По краям пяти восьмигранных прудов стоят вазы, а в лесистом изгибе озера — маленький каменный павильон между виднеющимися в отдалении нимфами. Летом здесь бьют фонтаны. Зимой царит приятное запустение. Мы прошли по скользким плитам и сели на довольно влажную скамью. Несколько голубей и воробьев в призрачной надежде поживиться подлетели к нам.
— Так как же вас зовут, мисс Мукерджи? — Я не рассчитывал, что она назовет мне свое имя.
Она ответила мгновенно:
— Александра Биссет.
— Александра Биссет? Нет, нет, должен же быть предел всему: не можете вы так выглядеть и зваться Александрой Биссет!
— Мой отец был английский офицер. Мать — браминка.
— Понятно. Значит, насколько я понимаю, вы что-то вроде принцессы. А где вы родились?
— В Бенаресе.
— Итак, мисс Биссет…
— Пожалуйста, зовите меня…
— Александрой?
— Нет, нет, никто, так меня не зовет. Они зовут меня Бисквитик.
— Бисквитик?
— Да, сначала звали меня Биссет. Потом Шоколадный Бисквит. Потом — просто Бисквитик.
— Кто это — «они»?
— Как кто — они?
— Вы сказали «они» зовут вас Бисквитик. Кто — они?
— Мои… друзья…
Голос, манеры сбивали с толку. Она не казалась человеком образованным, в ней даже была какая-то застенчивая простоватость. И однако же держалась она уверенно, с исполненной достоинства прямотой, которая сама по себе уже является признаком культуры, и — ни следа хихикающей развязности начинающей проститутки. Она улыбнулась, явно забавляясь моим озадаченным видом.
— Но, Бисквитик, — сказал я, — почему именно я заинтересовал вас? Почему я?
— Я видела вас в метро. Возможно, поэтому.
— Да, возможно. И возможно, у меня на шее висел плакат с моим именем. И возможно, вы сразу решили, что я самый привлекательный мужчина в Лондоне. Я знаю, что я высокий, красивый малый — ну, по крайней мере высокий. Словом, нет, этот номер не проходит. Сделайте еще одну попытку.
— Я видела вас в баре на станции Слоан-сквер.
— Может, и видели. Но почему вы пошли за мной и откуда вы узнали мое имя? Бисквитик… послушайте… можно взять вас за руку? — Я осторожно, но решительно завладел ее длинной изящной кистью, такой тонкой, что, казалось, она сейчас сломается в моих пальцах. А взяв ее руку, сразу почувствовал, как во мне шевельнулось старое, словно мир, грубое мужское желание, которое все время было тут, но сдерживалось удивлением.
Она смущенно рассмеялась. Продолжай я считать ее расчетливой проституткой, один этот смех уже доказал бы, что я не прав. Она отвернулась, на удивление сильными пальцами разжала мою руку и, выдернув у меня свою ладонь, слегка отодвинулась и встала.
— Теперь мне пора.
— Бисквитик! Вы не можете так уйти! Вы даже не назвали меня «Хилари»!
— А разве следовало?
— Да, конечно. Если я зову вас «Бисквитик», вы должны звать меня «Хилари». Такое уж правило.
— Хилари…
— Отлично. А теперь вы пойдете со мной, и мы выпьем и пообедаем, вы расскажете мне, в чем тут секрет.
— Нет, я должна идти. Мне нужно назад.
— Куда — назад? Почему? Вы что, должны идти к ним?
— Я вас не понимаю. Я должна идти. Простите меня. О да, да, простите. — Впервые в ней появилось что-то от иностранки.
— Я не прощу вас, если вы вот так вдруг исчезнете. Где вы живете? Где я могу вас найти? Когда я вас снова увижу? Мы ведь увидимся снова, верно? Бисквитик, ну, пожалуйста…
— Да. Снова. Да.
— Обещайте мне. Поклянитесь. Поклянитесь… Поклянитесь Биг-Беном.
Она рассмеялась.
— Клянусь Биг-Беном, что мы снова увидимся.
— Дайте мне ваш адрес.
— Нет.
— Тогда разрешите мне дать вам что-нибудь. Какую-нибудь безделицу, которая служила бы потом доказательством, что все это не приснилось нам во сне. О Господи… что же… — Я встал, нагнулся и поднял с мокрых плит камешек. Гладкий, темный, продолговатый. И вручил ей.
Это, казалось, взволновало ее больше, чем все, что было до сих пор.
— О, благодарю вас, премного благодарю…
— Собственно, доказательство нужно мне, а не вам. Разрешите проводить вас.
— Нет. Вы должны оставаться здесь. А я уйду.
— Но как же я разыщу вас? Или вы снова придете ко мне, придете на квартиру?
— Да, приду.
— Потому что поклялись Биг-Беном.
— Да, да.
— Когда?
— Мне надо идти. А вы оставайтесь здесь. — И она пошла прочь, сначала пятясь, потом то и дело оглядываясь через плечо, словно пригвождая меня к месту своим взглядом. Она уходила, держа камешек в руке, держа его на расстоянии от развевавшихся пол своего черного макинтоша. Наконец каменный павильон у выхода из парка скрыл ее из моих глаз, и она исчезла в направлении Бейсуотер-роуд. Как только она ушла, я бросился бежать. Обогнул павильон и помчался к калитке, ведущей из парка. Должно быть, она тоже побежала. Во всяком случае, ее нигде не было видно среди толпы, шедшей в обоих направлениях по мокрым тротуарам. Я кинулся в одну сторону, другую, несколько минут искал, высматривал, но ее и след простыл. Она исчезла.
Суббота — день, отведенный мною для Кристел. Я обычно отправлялся к ней довольно рано — около половины седьмого. Раз в месяц, отдельно, приезжала и Томми (ей не разрешалось приезжать со мной), выпивала что-нибудь накоротке и исчезала по моему кивку около десяти минут восьмого. Не желая упустить ни минуты из бесценного общения со мной, она всегда приезжала первой. Они с Кристел не были природой предназначены понимать или любить друг друга, но девушки они были славные, обе обожали меня, а потому вынуждены были ладить. Каждой, конечно, хотелось, чтобы я принадлежал только ей одной, но они тактично разграничили сферы влияния, так что конфликтов почти не бывало. Собственно, тактичностью отличалась главным образом Томми. Она отвела себе более скромную роль, и у нее хватало ума понимать, что наши отношения с Кристел ничто не изменит. Томми знала, что сделай она один неверный шажок, и с ней все будет кончено. И она ни разу не допустила неверного шага. Должен признаться, что я немного рассказывал Томми о моем детстве, но лишь в самых общих чертах и по возможности — без эмоциональной окраски. И, конечно же, доверительных бесед между Томми и Кристел никогда не было. Обе побоялись бы таких бесед. Но, как я уже говорил, они были славные девушки и по-доброму относились друг к другу.