Князь Александр Невский - Ирина Александровна Измайлова

целитель Пантелеймон уверовал, чтобы не сомневался в вере. И тот стал тем, кем стал, и спас тысячи людей, а потом подвигом страдания во имя Божие подал пример веры сотням тысяч.

Александр смотрел в лицо молодого грека и гадал, отчего тот грустит: оттого ли, что его тоже мучает вечный вопрос, почему многое в мире складывается не так, как бы хотелось людям, или же он по-прежнему не видит спасения для Фёдора и это его угнетает? Спросить? Да нет, он не скажет… Да и нельзя спрашивать. Если Феофан откроет ему, Александру, неизбежное, то сможет ли он не выдать себя перед братом, не выказать отчаяния? Нет, нет, нет! Пускай лучше молчит!

А Федя, почувствовав себя лучше, искренне этому радовался. Пережив тревогу из-за былых обмороков, он теперь вновь стал весел и бодр, в нечастые часы досуга радостно играл вместе с Сашей и тем же Феофаном, который, хотя и был куда старше их, вовсе не гнушался детских игр и развлечений. Правда, время у Феофана находилось куда реже, чем у его юных друзей: если он не занимался составлением лекарств, то усердно изучал привезённые с собой книги, обучающие искусству врачевания, или читал что-нибудь из истории, непременно по-русски, дабы совершенствоваться в языке.

Но Фёдор и Александр в последнее время обрели ещё одного нового друга – умного и общительного Данилу, Даниила Заточника, общение с которым доставляло им массу удовольствия.

Их родители приметили эту дружбу, и она их, кажется, радовала. Лишь иногда князь Ярослав выказывал некое полушутливое неудовольствие.

Как-то, зная, что юные князья уже закончили дневные занятия, но не найдя их в тереме, Ярослав Всеволодович спросил жену:

– Феодосюшка, а где чада-то наши?

Та, пряча улыбку, ответила:

– На галерее. С Данилой.

Старший князь шутливо хлопнул в ладоши:

– Ведь приворожил же мальчишек! Ну, Данилка! Умеет людей приваживать. Вот не надо было его прощать да с Лач-озера назад в Переславль призывать, а оттуда в Новгород везти. Смотри, все мои бояре да все слуги только ему в рот глядеть и станут.

– А не забыл ли ты, любезный мой, – мягко спросила княгиня, – что Данила сына твоего спас? Не окажись он тогда на берегу, Саша мог бы сам и не откачать Федю.

– Помню, – хмурясь от тяжёлого воспоминания, проговорил Ярослав. – За то ему всё простить готов.

Говоря так, князь набросил на плечи шубу и в сопровождении княгини вышел на галерею. Но мальчиков не оказалось и там. Зато снизу, со двора, послышались оживлённые голоса и смех. Князь наклонился над перилами, посмотрел вниз.

Во дворе Фёдор и Александр сидели верхом на оглоблях разгруженной телеги, в которой утром привезли снедь для княжеского стола. На той же телеге, скрестив ноги, сидел Даниил. Несмотря на мороз, он остался с непокрытой головой.

Оживлённо жестикулируя, Данила что-то с увлечением рассказывал мальчикам, те – не менее увлечённо слушали, время от времени заливаясь смехом.

– А потом, – продолжал начатый рассказ Даниил, – этот холоп и говорит мне: «А ты, боярин, не езди сватом, не соглашайся!» Я ему: «А почему это?» А он мне: «Так ведь сам же сказывал, будто дочка та купеческая друга твоего не любит и идёт за него только по велению родителей!» Я ему: «Ну, сказывал, так и что с того? Почему сватом-то ехать не стоит?» «А потому, – говорит он мне, – что если девица та прямо жениху объявила о своём к нему нерасположении, то либо надеется, что твой приятель-боярин от неё откажется, либо просто очень своенравна. И хорошей ему супругой не будет, он с нею горюшка хлебнёт! А кого в том винить станет? Тебя, боярин! Дескать, для чего сватал?»

Мальчики вновь засмеялись.

– А разве не должна всякая девица воле батюшки с матушкой покорствовать и идти, за кого те ей велят? – удивлённо спросил Фёдор.

Рассказчик улыбнулся:

– Должна, конечно. Да только не зря народ говорит: «Сердцу не прикажешь!» Можно себя смирить, но редко когда это до конца получается. Родителей не слушаться – грех. Но и они ведь должны детям своим желанную долю выбирать… Лучше всего и всего правильней, чтоб жених с невестой друг друга любили, а родители их благословили на брак честной. Вот так вот!

– А я, – твёрдо проговорил Александр, – жениться только по любви стану! Не то каков же я буду князь? Князь всем добра желать должен, а как другим желать добра, коли себе зло творишь – сердце своё обижаешь?

Даниил внимательно поглядел на мальчика:

– А у тебя, княже Александре, ум-то не по годам!

– Сколь Господь дал, столько и есть ума! – решительно возразил мальчик. – Слышь, Данило, а что ты тому холопу ответил?

Даниил рассмеялся, не менее весело и озорно, чем мальчики:

– Я ему сказал: не учи, мол, боярина! А сватом не поехал. Честно всё своему товарищу обсказал – почему не хочу.

– А тот? – привстал на оглобле Фёдор.

– Обиделся. А спустя полгода приехал меня благодарить. Даже подарки привёз. Он ведь тогда так и не сосватал купеческую дочку, не нашёл хорошего свата. Промедлил, и, покуда решался, девица взяла да с отцовым товарищем – купцом и сбежала. Тайно обвенчалась, а после с муженьком вернулась, чтоб батюшке в ноги бухнуться!

– Купец её простил? – полюбопытствовал князь Фёдор.

– А куда б он делся? – продолжал смеяться Данила. – Во-первых, дочь как-никак. А во-вторых, у него с тем его товарищем торговых дел было на бо-ольшие деньги. Не терять же их! Вот и благословил задним числом. До сих пор в радости живут да детишек рожают. А ну как убежала бы девушка уж сосватанная?! И отцу – позор, поди-ка прости после такого… И жениху отвергнутому – стыд великий. А так – не сватал, вот и чист остался. Другую себе нашёл. Чего-чего, а красных девушек на Руси-то много.

Отсмеявшись, князь Фёдор проговорил:

– Данило, а я книжку твою прочитал!

– И я! – подхватил Александр. – Интересна-а-ая! И князь, как ты описал его, на батюшку нашего походит.

– А я нарочно про такого и писал! – Молодой человек явно был доволен. – Чтоб другим в назидание – на кого походить надобно.

– А мне понравилось, – проговорил Фёдор, – как у тебя про страх сказано: «Змей страшен свистаньем, а князь – множеством силы». Слышь, Данило, а ты видел ли змея-то? Того, про коего сказки складывают?

– Бог миловал! – перекрестился Данила. – А написал я так потому лишь, что люди часто боятся того, чего и нет вовсе. Кто вообще того змея в глаза видал, а? То-то! Да и не стыдно ль православным нечисти всякой