Ярмарка безумия - Александр Звягинцев

Вдруг он почувствовал, как Гланька нашла под столом его руку и ласково, успокаивающе сжала. И тут в дверях возникли Артем и Лена.

[8]

Артем с дикарским воплем продемонстрировал публике бутылки коньяка и шампанского, которые он держал в торжественно вскинутых руках. Гланька оглядела их с ленивой усмешкой и, наклонившись к Ледникову, негромко сказала: «Точно натрахались!»

Андрей же вдруг вскочил и опять принялся куролесить и выламываться.

- А вот и герой нашего времени пожаловал! - провозгласил он, сгибаясь в шутовском поклоне перед Артемом.

Артем, поначалу было насторожившийся, решил, что брата нужно поддержать в его удалом начинании, и принялся ему с охотой и облегчением подыгрывать:

- Спокойствие, граждане! Ценю ваши чувства, но постарайтесь держать себя в руках. Все остаются на местах. Объятия и поцелуи отменяются. Все садятся. И продолжайте, граждане, продолжайте выпивать и закусывать, пусть вас не смущает наше присутствие… Я и сам могу чашечку…

- Неужто соизволите? - заломил в восторге руки Андрей.

- Отчего же не соизволить? Еще как соизволю. Нам, знаете, ничто не чуждо.

- Нет, что делается! - заметался в восторге по комнате Андрей.

Он ловко, с гусарским шиком усадил Лену, а сам снова бросился к Артему.

- Просто душа замирает от восторга и благоговения! Вы уж на нас не сердитесь, Артем…

- Николаевич, - благожелательно кивнул Артем.

- А как же! Обязательно - Николаевич. Непременно! Мы же понимаем. Свое место знаем. Люди с понятием-с! А мы тут, знаете, по-простому так, по-дачному, чайком балуемся. Ну и коньячок тут, как же-с! Вы уж не судите нас строго, высокочтимый Артем Николаевич!

- Да уж я потерплю, придется. Куда от вас денешься! Чай-то хороший? Не спитой? Не из опилок, случаем?

- Да как можно?! - заломил руки от обиды Андрей. - Драгоценный вы наш! Да разве мы посмели б! Вас самолично - да из опилок!

Ледников покосился на Викторию Алексеевну. Она смотрела на дурачащихся сыновей во все глаза и выглядела совершенно счастливой. «Нет, семья, - подумал Ледников, - все-таки семья, несмотря ни на что! Все-таки самые близкие друг другу люди».

- У вас всегда было весело, - сказала Лена. - Причем без всякого повода… Я так всегда вам завидовала!

- Ну, как же без повода, - вдруг с садистской усмешкой сказала Гланька. - У нас повод ого какой! Всем поводам повод - хочешь смейся, хочешь гогочи!

- Что ты имеешь в виду? - удивленно спросила Виктория Алексеевна, промокая глаза.

- Ну, как же! Мы ждем прибавления в нашей большой и дружной семье. Ты что, бабуля, забыла?

- Мы? - ничего не поняла Виктория Алексеевна.

- Мы. Семейство Востросаблиных. Твой сын и наш дядя продолжает усердно размножаться!

- Ты чего несешь? Офонарела, что ли, от своей звездности? - наконец понял, куда она гнет, Артем.

- Я несу? - изумилась Гланька. - Это ты несешь нам радостные вещи. Или ты уже забыл, что сообщил сегодня всем поутру?

- Боже мой! - ахнула Виктория Алексеевна. - Я ведь тоже забыла!

- Простите, я не очень понимаю, о чем вы все время говорите? - растерянно сказала Лена.

- Мы говорим о том, что у них будет ребенок.

- У них?

- У них, у них! - радостно подтвердила Гланька. - У хорошо знакомого вам Артема Николаевича и его ненормальной жены.

- Так он же развелся, я слышала… - беспомощно сказала Лена.

- Кто тебе сказал? - неожиданно грубо и жестко спросил Андрей. - Зачем ему разводиться? Ему так удобнее - не разводясь. На всякий случай. А вдруг понадобится переночевать при случае? Ну и ребенка завести по ходу дела.

- Поздравляю, Артем… - с трудом, но спокойно выговорила Лена. - У вас действительно очень весело…

- Просто зашибись! - скривила губы Гланька и, глядя на Лену с нескрываемым торжеством, съязвила: - «Ярмарка безумия», действие второе, спектакль продолжается.

- Но мне пора. Спасибо.

Лена встала и пошла к выходу.

- Енот! Енот! - дернулся следом за ней Артем.

- Ты понимаешь, Ледников, его жена теперь из-за ребенка вернется к нему… - раздраженно бросил Андрей. - А мать не сможет с ней жить под одной крышей. И она, тварь, это знает… И специально это делает!

- Да, Валя, я стану лишней в собственном доме, - тихо сказала Виктория Алексеевна. - И здесь я теперь не могу жить. У меня отнимают все. Этот дом, квартиру, в которой мы жили с Колей… У меня отнимают все.

В комнату вернулся распаленный, пылающий злобой Артем. Он наклонился к Гланьке и яростно выкрикнул:

- Кто тебя просил? Чего ты лезешь не в свои дела?

«Ну, вот, - подумал Ледников, - сейчас еще придется эту язву защищать от разбушевавшегося дяди». И в который раз за день подивился откровенности и накалу чувств, бушевавших в семье Востросаблиных. В его собственном семействе ничего подобного представить было нельзя. Мать и отец могли обидеться на какое-нибудь неудачное слово, даже случайно повышенный голос. Обидеться, замкнуться в себе, не разговаривать несколько дней…

Но Гланьке, похоже, ничьей помощи не требовалось. Она смотрела на бушевавшего Артема с холодным презрением, но без всякого беспокойства по поводу своей судьбы.

- Чего ты сюда вообще приперлась? - бесновался Артем. - Чего ты тут вынюхиваешь?

- Что - не обломилось? - рассмеялась Гланька. - А ты хотел и здесь попользоваться моментом? Перепихнуться под шумок и побежать дальше?

Артем буквально задохнулся от ненависти, но тут между ним и Гланькой встал Андрей.

- Она - моя дочь, - сказал он. - И она здесь - дома. Поэтому выбирай выражения. Ты не со своей хамкой-женой разговариваешь!

- Что вы лезете в мою жизнь? Какое вам до нее дело? - вдруг с искренней болью воскликнул Артем.

И Ледникову, хорошо знавшему цену его страданиям, тем не менее стало его вдруг по-настоящему жаль. Он быстро взглянул на Викторию Алексеевну. Та смотрела на своих сыновей с привычно печальным лицом.

- А никто и не лезет, - с вызовом сказала Гланька. - Я только сказала, что твоя жена ждет ребенка. От тебя. Чтобы наша прекрасная, но несчастная соседка знала, чего ей от тебя ждать…

- Да нет никакого ребенка! - прошипел Артем. - Нет! Понимаете вы это? Я наврал. Просто наврал. Представил себе утром, как вы начнете орать и разоряться по поводу того, что я опоздал на полчаса. Ну, и решил соврать что-нибудь, чтобы вас, припадочных, успокоить.