Античность: история и культура - Александр Иосифович Немировский

своим трезубцем колебатель земли Посейдон, которого здесь именовали Нептуном. После одной из вспышек беспричинного гнева или, может быть, забавы великого бога, не оставившей на острове невредимым ни одного дома, халкидяне решили переселиться на материк.

Это было, кажется, через поколение после того, как эвбейский корабль впервые пристал к берегу Питекуссы. Не пожалев для вождя и его дружины вина, халкидяне сумели приобрести пустовавшую на побережье землю и приступить к строительству города, который получил название Кумы, может быть, потому, как считали некоторые из древних авторов, что скалистый и открытый ветрам соседний берег открывал зрелище вздымающихся волн («кумата» – по-гречески «волна»). Кумы очень скоро превратились в крупный центр, чьи торговые пути проникали вплоть до северных земель Этрурии и Лация и внутренних горных районов Кампании.

Вслед за Кумами начиная с последней трети VII в. до н. э. на берега Южной Италии и Сицилии выводят свои колонии многие балканские города, страдавшие от перенаселенности или просто нуждавшиеся в новых рынках. Самые знаменитые из них – Сиракузы, основанные в 735 г. до н. э., Сибарис, основанный в Южной Италии между 720 и 710 гг. до н. э. ахейцами, Кротон (710 г. до н. э.). Вскоре некоторые из этих колоний основывают дочерние колонии. Со временем отдельные из них намного опережают свои метрополии по богатству и благоустройству.

На берегах Понта Эвксинского. В Черном море в VIII–VII вв. до н. э. у эллинов фактически не было соперников: проливы находились в их руках и были закрыты для финикийцев и других морских народов древности. Недаром это море, называвшееся когда-то Понтом Аксинским (Негостеприимным), было переименовано после освоения берегов пришельцами в Понт Эвксинский (Гостеприимный). Однако здесь колонистов ожидали трудности. В море почти не было островов, и это создавало неудобства для мореходов, не любивших терять из виду сушу. Берега заселяли народы, гораздо более могущественные, чем в Западном Средиземноморье. Мысль о подчинении этих народов казалась не менее дикой, чем сами эти народы. Впоследствии обитатели северных степей скифы нанесли поражение персидскому царю царей с его огромным войском. Горцы Таврики (Крыма) хотя не были столь могущественны, как скифы, но вызывали у греков не меньший ужас: рассказывали, будто они каждого высадившегося на берег чужеземца приносят в жертву своей богине Деве, которую греки отождествили с Артемидой.

Первыми преодолели страх перед местными варварами переселенцы Милета. Они высадились на небольшом островке на северном берегу Понта Эвксинского, которому, как и протекавшей по материку могучей реке, дали имя Борисфен (Днепр). Вскоре, освоившись, переселенцы перебрались на противоположный берег материка и основали там город. Само название его – Ольвия, по-гречески «Счастливая» – должно было защитить их от превратностей судьбы и свирепости варваров.

Местоположение Ольвии было чрезвычайно выгодным. С моря в лиман, на берегу которого располагалась колония, подходили корабли как из самой Греции, так и из Таврики, с берегов Меотиды (Азовского моря) и Колхиды. По Борисфену и Гипанису (Бугу) везли на лодках, барках, плотах все, что произрастало в степях и что могли дать леса. И шумело под стенами Ольвии торжище, подобного которому не было нигде в Греции. Ведь прибывший из какого-нибудь греческого города любознательный путешественник, наподобие будущего историка Геродота, мог, прогуливаясь мимо помоста, на котором были выставлены на продажу рабы, увидеть представителей всех народов, заселяющих Европу до самого Северного моря, – агафирсов, в стране которых будто бы с неба, как из вспоротой подушки, сыплются перья, каллипидов, ничем по виду не отличающихся от скифов, но питающихся хлебом, луком и чесноком, каких-то варваров белолицых и голубоглазых, но в черных как вороново крыло одеяниях, обитателей непроходимых лесов буддинов, каких-то совершенно лысых людей, не то от рождения, не то лишенных волос за прегрешения перед богами.

Впущенный в ворота, он мог не без удивления заметить, что город, прилепившийся к варварскому берегу наподобие ракушки, сохранил образ жизни своих основателей. Ольвиополиты одевались, ели и пили то же, что их сородичи в Милете, почитали в храмах отчих богов, а также героя Ахилла, который будто бы поселился по соседству, на сказочном Белом острове. Они участвовали в народных собраниях и выбирали должностных лиц, к ужасу порой посещавших город варваров, обнаженными катались на песке, пели хором гимны богам и знали наизусть Гомера, который никогда не слышал даже о скифах, а считал всех обитателей этих степей киммерийцами.

Полис на парусах. Наряду с обычной схемой основания колоний возникали и особые варианты. В середине VI в. до н. э. персы, покорив славившуюся своими богатствами Лидию, начали продвигаться по Эгейскому побережью Малой Азии. Один за другим греческие полисы попадали в их руки. Не желая разделять их судьбу, обитатели процветающей торговой Фокеи решили оставить свои дома, храмы и земли, чтобы обосноваться где-нибудь подальше от персов. Выйдя в море, они бросили в пучину массивный кусок железа и поклялись не возвращаться, пока железо не всплывет. Корабли взяли курс на запад, и около 600 г. до н. э. в землях лигуров фокейцы основали первую колонию – Массилию (ныне Марсель).

Уникальность ситуации заключалась в том, что на поиски новых мест обитания отправилось все гражданство, метрополия. Месяц с лишним потребовался им для преодоления расстояния от берегов Малой Азии до Апеннинского полуострова. За это время они убедились, что эллины не горят желанием пригласить их на пустующие земли поблизости от своих городов. И тогда фокейцы решили осесть на острове, населенном одними варварами на Корсике, и там, возле речушки Алалия, начали строительство Новой Фокеи. Но и на Корсике не обрели они покоя. Появление конкурентов насторожило этрусков-тирренов, считавших себя единственными хозяевами моря, недаром получившего их имя Тирренское. Объединенными усилиями этрусков и их союзников в борьбе с эллинами карфагенян фокейцы в кровопролитном сражении при Алалии понесли существенный урон. И хотя этрускам рано было торжествовать победу, фокейцы решили не искушать судьбу и вновь поднялись на корабли. На этот раз счастье улыбнулось им, и на юге Италии, неподалеку от колонии Сибариса Посейдонии, возник фокейский город Элея, вскоре ставший не только процветающим торговым центром, но и средоточием философской мысли Западной Греции.

Этрусская колонизация. В VIII–VI вв. до н. э. на Апеннинском полуострове колонизация осуществлялась не только эллинами (здесь их называли греками[4]). Этрускам, создавшим в это же время между реками Тибр и Арно свои полисы, также стало не хватать земли, да и торговые интересы толкали их на освоение новых территорий. Этрусская колонизация, в отличие от греческой, была, как правило, сухопутной, хотя народ этот считался одним из самых прославленных морских народов, обладавших могущественным флотом.

Продвигаясь долинами рек, этруски уже с VII в. до н. э. стали основывать города в землях латинов, лигуров, умбров, венетов и других италийских племен. Главными артериями