Мягкая машина - Уильям Сьюард Берроуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проводник показал на голову:
— Часовой… Пройдешь сквозь его взгляд, и от тебя никакого проку. — Проводник рубанул ладонью по своим гениталиям. — Это гиблое место, ми-истер… Вы ven conmigo[38]…
Он шел впереди по пыльным улицам… В углах сверкали металлические экскременты… Опустилась тяжелыми глыбами тьма, накрыв городские кварталы…
— Здесь, — сказал проводник… высеченный в известняке ресторан, зеленый свет, сочившийся сквозь бутылки и баки, где совершали неторопливые круговые движения ракообразные… официант принял у них заказ, посвистывая влажным холодным дыханием дисковидного рта…
— Хорошее место… пещерные крабы… Muy bueno[39]для ебли, Джонни…
Официант принес плоский известняковый панцирь головоногих тел с крабьими клешнями…
— Кришну, — сказал проводник.
Еще живые, едва шевелившиеся в фосфоресцирующей слизи… Проводник вонзил в одного из них бамбуковый шип и обмакнул в желтый соус… Желудок, кишки и гениталии обжег сладкий металлический вкус… Брэдли с жадностью поглощал своих кришну…
Проводник поднял руку с подлокотника:
— Muy bueno, Джонни… Ты увидеть. — Официант напевал своим дисковидным ртом булькающую пещерную песню… — Vamanos[40], Джонни… Я показать тебе хорошее место… Мы курить, ебаться, спать хорошо. Иметь muy хороший, Джонни…
В гениталиях расцвело слово “гостиница”… Старый джанки взял у Брэдли деньги и отвел их в синюю комнатенку… Брэдли высунулся в квадратное отверстие в стене и увидел, что комната висит над пустотой, поддерживаемая лишь ржавыми железными опорами… Пол слегка шевелился и поскрипывал под ногами.
— Когда-нибудь эта берлога рухнуть… Последняя ебля для Джонни.
На полу лежал соломенный тюфяк и стояли медный поднос с гашишными трубками и глиняный кувшин…
— Джонни снимать рубаху, — сказал проводник, расстегивая рубаху Брэдли нежными пальчиками специалиста по карманам пьянчуг… — Джонни брюки спустить…
Он зачерпнул из кувшина зеленой фосфоресцирующей мази и натер ею тело Брэдли…
— Разотри ее… Вотри ее… Джонни — я… Я — Джонни… Он передал кувшин Брэдли…
— Теперь ты делать и говорить, как я.
— Разотри ее… Вотри ее… Акид — я… Я — Акид…
Желудок и кишки охватило долгое жжение… тела принялись кататься по тюфяку, оставляя следы плоти… фосфоресцирующий слизевидный сон…
Проснулись в затхлой меновой плоти, разбуженные старым джанки, кашляющим и харкающим на утренних ломках…
Вот таким образом старый джанковый мир, который я сотворил, и бормочет между годами, самый грустный из фильмов, голоса подморожены на стеклянном ветру, пыль на безлюдных улицах и в опустевших домах, призрачные привратники, серый осенний морозец во прахе, холодные пыльные коридоры… заявление от меня, старика… отдел наркотиков… Полковник Копченый… официанты-китайцы… Роза Пантопон… Билл Гейнс… Старый Барт… Хаузер и О’Брайен… детективно-джанковая походка… Знает ли он о своих прошлых грехах? (Харкает кровью.) «Билл, здесь сильный ветер». Старый джанки торгует рождественскими брелоками на Норт-Кларк-стрит[41], его прозвали “Жрецом”.
«Боритесь с туберкулезом, братва».
серая тень на далекой стене.
Бенуэй “расположился туристским лагерем” в Отделе здравоохранения. Он нагло ломился во все двери и конфисковывал весь джанк. Конечно, он был хорошо известен, но с помощью ловкого чередования физиономий сумел уравнять шансы и без остатка развеять в разреженном воздухе пять или шесть бюро, и холодный весенний ветер унес тонкую паутину хитросплетений под взглядом безжизненных крабьих глаз швейцара в зеленой униформе и с двусмысленным предметом в руках — смесью дубинки, метлы и унитазной щетки, — оставляющим за собой запах аммиака и плоти уборщицы. У него перед глазами всплыло на поверхность подводное животное — круглый дисковидный рот из холодного серого хряща, шершавый лиловый язык, шевелящийся в зеленой слюне: “Душедробилка”, — решил Бенуэй. вид плотоядных моллюсков. встречается на Венере. вероятно, лишена скелета. Время перевело стрелки пути, пролегающего по полю с маленькими белыми цветами, мимо разрушенной сигнальной вышки. уселся под деревом, гладко истертым теми, кто там сиживал раньше. Мы помним те дни, как длинную процессию Тайной полиции, всегда и всюду в новом обличье. В Гуаякиле сидел на речном берегу и видел, как большая ящерица пересекает илистые отмели, усеянные арбузными корками, выброшенными из плывущих мимо каноэ.
Челнок Карла медленно перевернулся в радужно-бурой лагуне, осаждаемой ядовитым скатом, пресноводной акулой, арекипой, кандиру, морским удавом, крокодилом, электрическим угрем, водяной пантерой и прочими вредными тварями, выдуманными исследователями, которые осаждают прилегающие к району бары.
— Это неприступное племя питается, знаете ли, фосфоресцирующей металлической массой, которую добывает в здешнем районе. Они сразу же превращают ее в золото и высирают самородки. Отличная работа.
Золотистые глаза печеночного больного, карты золотых приисков, золотые зубы над агуардьенте, приготовленной на примусе вместе с чаем и корицей, чтобы отбить вкус нефти, — оставляет во рту и в глотке серебристые нарывы.
— Это было в год чумы рогатого скота, когда перемерли все туристы, даже скандинавы, а нам, мальчишкам, приходилось торговать собой на улицах по сраным МР — Местным Расценкам.
— В районе нет кальция, сами понимаете. Один бедолага лишился всего скелета, и нам пришлось таскать его в брезентовой ванне. Под конец его проглотил ягуар — думаю, в основном из-за соли.
Жестяным мальчишкам приходилось торговать собой на улицах по сраным субстанциям и пластам… Знаете, что это значит?.. Доводили юношу до мертвой воды, осаждаемой согласием… Это было в год Чистых… местных расценок Программы “Пустое тело”…
— Истоки Бабуиновой Задницы… Это страна Лозы-Вешателя…
(Лоза-Вешатель захлестнула шею юноши, оплетая его черепные кости спиралями усиков, шея сломалась, он уже висит, извергая семя, а дисковидные рты, обрамленные зелеными волосками, приникают к его прямой кишке, заставляя усики с мелодичным бульканьем прорастать сквозь его тело и постепенно разжижать его кости до состояния зеленого съедобного желе.)
— Гиблое место вы описываете, ми-истер. Вам достается нечто вроде медузы.
Они живут в полупрозрачном желе и общаются вспышками света, разжижая кости всего мира и поедая желе… мальчик-кокон, гниющий на солнце… ленивые подводные глаза в отрубе над гниющей растительно-мясной спячкой… известняковая наркота из глинистого сланца и воды…