Слишком много подозреваемых - Нэнси Гэри

– Я уверен, что мы обеспечим таким образом ее поддержку и в следующий раз…

– Следующего раза не будет.

– Перестань, это же смешно. Многие из нынешних членов ждали по два, по три года…

– Давай прекратим вертеться вокруг да около, – прервал его Генри. – Я – черный. Черный мужчина, женатый на белой женщине. Этого не изменишь. Ни через год, ни через два…

Джордж оцепенел. Разговор принял самый нежелательный для него оборот. Голос Генри – низкий, хорошо поставленный, резонировал у него в ушах.

– Я нисколько не удивлен. Результат был предсказуем. – Генри откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Действительно, мы с Луизой поставили вас в неловкое положение. Вот оно налицо – приличное, процветающее семейство, и, чтобы ему отказать в приеме, вам надо признаться самим себе в том, что расизм еще существует. А это чертовски неприятно и по нынешним временам дурно пахнет.

– Речь шла не об этом. – Джордж старался как-то выкарабкаться, сознавая, что усилия его напрасны.

– Меня интересует лишь одно. Кто проявил волю и прямо в этом признался? Может, ты? Был ли ты хоть, по крайней мере, честен?

Джордж не ответил.

– Могу себе представить, как все происходило. «Мы и оглянуться не успеем, как нас затопчут цветные…» – Генри передразнил чью-то манеру речи. – Да, Джордж? А что говорили о Луизе? Что она зря вышла за меня? И выражали сожаление, не так ли, Джордж? А что было сказано по поводу моих девочек? Я желаю знать, что говорилось про Элизу и Мадлен?

– Ничего. Ни слова. Мы их не обсуждали.

– Ну, и каков был финал? К чему вы пришли?

– Голосования вообще не было, – едва слышно произнес Джордж.

– Что?

– Мы воздержались. Нам пришлось воздержаться. Создалась такая ситуация… И, значит, ты вправе повторно обратиться в комиссию на следующий год.

– Я не идиот. – Генри был отлично осведомлен о процедуре приема в члены клуба.

Джордж замолчал, понурив голову. Он не хотел рассказывать об угрозе выкинуть «черный шар» и о прочих подробностях дискуссии. Он уже и так нарушил этикет, выложив Генри новости преждевременно, в личной беседе.

– Кто мне поставил заслон?

– Я не могу сказать тебе… У меня связаны руки. Джордж мялся в растерянности.

– Скажи мне! – выкрикнул Генри, на мгновение лишившись самообладания.

Джордж отшатнулся, но Генри обошел его сзади и встал за его спиной. Джордж хотел повернуться к нему, но тело не слушалось. Его будто парализовало.

– Скажи, кто?

Джордж мысленно напомнил себе, что его привел сюда и обрек на этот тяжелый разговор праведный гнев. Его злило то, как обошлись с Генри и Луизой. Это было в корне несправедливо, оскорбительно и неправильно. И, подогрев в себе этот гнев, Джордж после тяжелой паузы наконец решился разомкнуть уста:

– Клио. Клио Пратт. Жена Ричарда. Она намеревалась выкинуть «черный шар». Нам ничего не оставалось, как воздержаться… Большинству из нас… точнее…

– Что происходит? – В гостиную заглянула Луиза. Она выглядела испуганной.

– Пожалуйста, оставь нас одних, – приказал Генри, но Луиза не подчинилась.

Легко ступая босыми ногами, она приблизилась к мужу и протянула руки, желая обнять его, но Генри уклонился и стремительно направился в дальний конец комнаты. Джордж, словно пригвожденный к своему месту на краю дивана, почувствовал, что он здесь лишний, и подумал, как бы ему удалиться понезаметнее.

– Что тут происходит?

Джордж заговорил фальшиво бодрым тоном:

– Ты застала нас в процессе… В общем, я объяснял Генри, что часто приходится ждать по два и даже по три года… и вам незачем расстраиваться. Уверен, что твои родители скажут то же самое. Они ведь знают про всю эту волокиту…

– Не пичкай нас своими советами! – крикнул Генри из дальнего угла комнаты. – Засунь свою стратегию себе в задницу!

Луиза поморщилась, но не одернула разбушевавшегося мужа.

– На будущий год повторится то же самое, – произнес Генри мрачным тоном.

– Мы ведь знали, Генри, что такое может случиться, – обратилась к нему Луиза. Внешне она вела себя спокойно, но глаза ее постепенно наполнялись слезами, и голос начал дрожать.

Джордж привстал, понимая, что ему надо или вмешаться в ситуацию, или удалиться.

– Луиза, я… я разделяю ваши чувства. Мне обидно, что…

Она его не слушала.

– …И все-таки мы надеялись, – теперь она обращалась к Джорджу. – Мама и папа столько сделали для клуба. Они – его живая история. Больше всего мы хотели туда попасть ради девочек. Для детей это замечательное место. Элиза уже увлекается теннисом. И, кстати, делает заметные успехи.

Джордж попытался ободрить Луизу улыбкой, но его лицо словно окаменело.

– Мы ведь самая обычная семья. Может, чуточку счастливее, чем некоторые другие семьи.

Ее рот вдруг скривился, и она прижала ладонь к дрогнувшим губам.

– Все это будет. Не сдавайтесь, – сказал Джордж.

– Пожалуйста, Джордж, кончай дудеть в свою дудку. И лучше уйди. Я хочу, чтобы ты ушел, – потребовал из своего угла Генри. – Немедленно. Я говорю серьезно.

Луиза посмотрела на Джорджа, пожала плечами, но промолчала.

– Я очень сожалею, Генри. Правда, сожалею. Ты должен мне поверить. Я сделал все, что мог. – Джордж против воли начал оправдываться.

– Мне неинтересно, сделал ли ты и вправду что-либо или только утверждаешь, что сделал. Кто дал право твоей комиссии обсуждать мою жизнь и выносить вердикт мне и моей семье?

– Остановись, Генри, – попросила Луиза тихо. – Ты зря ополчился на Джорджа. Он здесь, чтобы нам помочь. Ведь так, Джордж?

Тот кивнул и робко произнес:

– Если вы, конечно, позволите мне…

– Я не нуждаюсь в твоей помощи, – оборвал его Генри. – Я справлюсь сам. И я знаю, как мне следует поступить!

Сказав это, он резко развернулся и ударил кулаком по стене. Деревянная панель едва не треснула, такой силы был удар. Если бы он так вмазал противнику, то получился бы чистейший нокаут.

Джордж поспешил к выходу, но Луиза удержала его за рукав.

– Я благодарна тебе, Джордж. Ты стараешься ради нас. И Генри тоже скажет тебе спасибо… чуть позже. Сейчас он не в себе. Это понятно.

Джорджа так и тянуло обнять ее или как-то иначе, только не набившими оскомину банальными словами, выразить ей свое сочувствие и дать понять, что он не такой, как другие, что он на их стороне.

Но ему показалось, что момент уже упущен, а поэтому он удалился, не сделав даже прощального жеста, с чувством стыда за себя и с горьким осадком в душе.