Тосканская графиня - Дайна Джеффрис

В дверь постучали, и в студию вошел Альдо с завтраком на подносе; собаки принялись обнюхивать его обувь. Он улыбнулся, и у нее защемило сердце. Ей всегда казалось, что, когда он входит, в комнате будто становится светлее.

– А что случилось со служанкой? – спросила она.

– Джулия не пришла сегодня. Мать занята и попросила меня принести вам завтрак.

– Спасибо. Надеюсь, с девушкой ничего серьезного.

– Трудно сказать, – пожал он плечами.

– Не хочешь присесть?

Он подтащил к себе стул, уселся и стал разглядывать портрет. Она отхлебнула кофе, а собачки устроились у ее ног и печальными глазами смотрели на печенье.

– Попробуй-ка печенья, – предложила София, протянув Альдо тарелку.

Он взял одну штучку и, жуя, продолжал рассматривать картину, а она разломила печенюшку пополам и угостила собачек.

– Это ваша мать? – спросил Альдо.

– А что, похожа на меня?

– Еще бы. Очень похожа. А вы всегда хотели быть художницей?

– Не знаю. Я жила в доме, полном картин, музыки и книг. И мне кажется, это оказало на меня большое влияние. А ты, Альдо? Что ты собираешься делать в жизни?

– Держать ферму, как мой отец, – ответил он. – Но сначала хочу драться.

– Ты еще очень молод. Слишком молод для этого, – сказала она и решила сменить тему. – А как насчет девушек? Нашлась такая, которую ты себе приглядел?

Альдо слегка покраснел:

– Нет еще… хотя в Буонконвенто есть одна девушка, которая мне нравится.

– Как интересно. Расскажи мне о ней.

Она снова передала ему тарелку с печеньем, он покраснел еще гуще, но, казалось, рад был поговорить.

– Я ее почти не знаю… да и сейчас война, вряд ли это возможно, – сказал он, опустив глаза.

– Ты уверен? Война или не война, а люди все равно влюбляются, не так ли?

Он выпрямился и посмотрел ей прямо в глаза:

– Ведь я скоро уйду, вы же знаете, графиня.

Когда после смерти отца убитый горем Альдо совсем отчаялся, София пообещала Карле, что всегда будет приглядывать за ним, заботиться о нем, пока мальчик не возмужает, и что проследит, чтобы он не сбился с правильного пути и стал порядочным человеком. Еще в ранней юности он был немного взбалмошный, пропадал неведомо где, водился со всякими темными личностями. И тогда, чтобы немного расширить его кругозор, София взяла его с собой во Флоренцию и в Сиену тоже свозила, и это пошло ему на пользу, он повидал мир за пределами стен их деревни.

– Перестань, Альдо, – сказала она. – Ты же знаешь, твоя мать страшно боится, что ты в любой момент можешь сбежать.

– Простите меня, графиня, но я должен делать то, что нужно.

– И что же именно?

Он бросил взгляд за окно, туда, где на заросших лесами холмах скрывались партизаны, и горячая решимость в его глазах подсказала ей, что он имеет в виду.

– Альдо, ведь это тебе не игрушки. Подумай о своей семье. У них ведь есть только ты. Ты сейчас уже почти взрослый мужчина.

– И как взрослый мужчина, я думаю о своей стране.

Ясно, он уже все решил и не передумает, поняла София и закусила губу, не зная, что на это ответить. Он и в самом деле сейчас говорил как взрослый мужчина, и она понимала, насколько сильны его чувства. Она тронула его руку, и взгляд его немного оттаял.

– Неужели мне никак тебя не переубедить?

Он помотал головой, и она поняла, что в груди его сейчас борются два чувства: печаль и страстное желание броситься в бой.

– А что я скажу твоей матери? Неужели ты не можешь хоть немного подождать? Ты же еще совсем юный. Если я скажу ей, что разговаривала с тобой, она никогда не простит мне, что я не постаралась как следует и не отговорила тебя уходить.

Когда она упомянула о его матери, юноша сдержал чувства и на секунду уставился в пол.

– Хорошо, я не стану пока уходить, пусть не беспокоится. Но рано или поздно мне все равно придется уйти.

– Тогда пусть это будет попозже.

Она взяла его за руку, и он поднял голову.

– Альдо, ты же знаешь, я всегда относилась к тебе как к сыну.

– И я всегда буду благодарен вам за это.

– Да не благодарности мне нужно от тебя. Главное, чтобы ты был в безопасности.

Она сжала руку юноши, и глаза ее наполнились слезами.

– О мой мальчик, дорогой мой мальчик, ты вырос на моих глазах. Неужели я не могу тебя убедить?

Он молчал.

София погладила его по щеке:

– Ну хотя бы ради меня…

Его столь дорогое ей лицо вспыхнуло – видно было, что он очень страдает.

– Я не могу здесь оставаться, графиня. Вы же понимаете, не могу, и все. Да если я и останусь, немцы все равно призовут меня в армию, а я не хочу воевать на их стороне.

Глаза его тоже наполнились слезами.

– Придет время, и я уйду… но я буду осторожен, – добавил он, чтобы успокоить ее, глядя на нее потемневшими глазами.

София сложила руки на груди. Альдо посмотрел на нее долгим взглядом, на лице его снова появилась неотразимая улыбка, и он встал.

– Прошу вас, не говорите матери, что я вам сказал. Не надо ее лишний раз тревожить. Пускай думает, что я никуда не пойду, по крайней мере пока.

– Хорошо, – сказала она, нерешительно помолчала секунду. – Не мог бы ты позировать для меня?

Он бросил на нее озадаченный взгляд:

– Вы имеете в виду, для портрета?

– Да.

– А зачем вы хотите меня нарисовать?

– Твоей маме это понравится.

Альдо ушел, и София, пребывая в расстроенных чувствах, еще раз перечитала записку матери. Знать бы, что подразумевает ее мать под словом «вино», тогда еще можно было бы принять какое-то решение. А что, если это значит оружие или взрывчатка? Она очень любила Лоренцо и не хотела стать причиной разлада между ними, а это вполне может случиться, если она сделает то, о чем просит ее мать. Лоренцо ждет, что она все ему расскажет, попросит совета, а в противном случае может усмотреть в этом своего рода предательство. В голове звучал голос матери: «Сделай это, София, просто сделай, и все». Да, конечно, теперь, когда Лоренцо вернулся в Рим, возможно, ей сойдет это с рук, просто не нужно ничего говорить, но ведь он скоро вернется, а долго ли нужно будет хранить в Кастелло то, что будет доставлено, неизвестно.

Когда Лоренцо уезжал, ей казалось, что ее обступает пустота, и это тревожило ее гораздо больше, чем просто физическое отсутствие мужа. Дом представлялся ей совершенно пустым, словно из него выкачали воздух, и от этого было труднее дышать.