Ее единственная страсть - Роберта Лэтоу

Дендре, находившаяся на восьмом месяце беременности, одержимая любовью к Гидеону, никогда не просила его передумать. Она интуитивно понимала, что Гидеон согласится на участие в выставках, когда придет время, и будет пользоваться громадным успехом.

Некоторые женщины расцветают во время беременности. Дендре не расцвела. Волосы ее утратили блеск, кожа стала желтовато-бледной, губы пухлыми. Но для Гидеона это не имело значения. Во время беременности он обожал жену еще больше, при каждой возможности занимался с ней сексом. Живот у нее сильно выпирал. В остальном фигура почти не изменилась. У них не было времени почти ни на что, кроме работы и занятий любовью. Это были самые счастливые дни в жизни Дендре.

Гидеон писал лихорадочно; он с головой уходил в работу и секс с Дендре. Их близость принимала все более изощренные формы, но никакие эротические требования Гидеона не шокировали и не беспокоили ее. Наоборот, Дендре постоянно думала о сексе, готова была заниматься любовью где угодно и когда угодно. Она была в плену собственной страсти. И вот такой она больше всего нравилась мужу.

Однажды ночью Гидеон разбудил Дендре и потребовал, чтобы она села в кресло, которое он поставил в центре мастерской. Гидеон хотел, чтобы жена первой увидела выставку, которую он готовил уже три года.

Когда Дендре села, он сказал:

– Я готов выставлять свои картины. Завтра поеду в центр, приглашу трех торговцев взглянуть на эти работы, хотя уже знаю, который из них мне нужен. Теперь полюбуйся.

Мастерская была освещена тускло, но лампы заливали ярким светом пустые белые стены, к которым были прислонены холсты на подрамниках изнанкой наружу. По углам выставочной стены были выразительно поставлены два мольберта. Дендре сидела, закутавшись в шерстяное одеяло, сердце ее часто билось. Она почти не могла думать о картинах, хотя очень хотела увидеть их, так как осознала, что с рождением ребенка и с этой выставкой их с Гидеоном жизнь коренным образом изменится. Период счастливого затворничества кончился. Чтобы понять это, ей достаточно было взглянуть на мужа. Он изменился. Он уже предвкушал завтрашний день и последующие дни, которые приведут его к намеченной цели. Дендре постаралась скрыть охватившую ее тревогу.

Прежде чем повернуть первую картину для обозрения, Гидеон подошел к жене и опустился перед ней на колени. Распахнул одеяло, в которое она куталась, погладил округлившийся живот. Задрал ей ночную рубашку, положил на него голову, потом поцеловал его и лизнул. Опустил ночную рубашку и снова закутал ее в одеяло. Этот жест любви успокоил Дендре. Они оба понимали, что это самая интимная минута их жизни, ничто не могло сравниться с ней.

– Дендре, я никогда не смог бы сделать это без тебя, – сказал он.

Ее сердце переполнилось любовью и гордостью, так как она знала, что это правда. Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее в губы, пообещал, что всегда будет любить так, как теперь. Но Гидеон не сделал этого. Поднялся с колен и, отходя, сказал:

– Итак, я начинаю.

И он начал. Торговцы картинами приезжали и уезжали, поступали предложения об организации персональной выставки картин Пейленберга. Гидеон и Дендре выслушивали предложения и стравливали торговцев друг с другом, подогревая интерес к творчеству художника. Один нью-йоркский музей предложил взять три картины для выставки «Новые имена». Некий калифорнийский торговец специально прилетел в Нью-Йорк повидаться с Гидеоном и предложил купить сразу же пять полотен. Пейленберг отказался. Он очень полагался на суждение Дендре в любой мелочи. В конце концов несколько недель спустя Гидеон получил все, чего хотел: дочь, которую они назвали Эмбер; того самого агента по продаже картин, с которым хотел иметь дело, – Хэвера Сэвиджа; персональную выставку живописи в Нью-Йорке и одновременно персональную выставку акварелей и рисунков в Лондоне.

Хэвер Сэвидж был значительной фигурой в мире искусства. К нему прислушивались музеи, критики, торговцы и коллекционеры. Он имел дело лишь с несколькими художниками, лучшими из абстрактных экспрессионистов, торговал полотнами Пикассо, Миро, Сутина.

Иметь продавцом своих картин Хэвера означало гарантированный успех.

Это был высокий тощий как щепка человек, пугающе светский и красивый, с самыми голубыми глазами, которые только видела Дендре. Взгляд распутника придавал этому рафинированному господину особую привлекательность. Он обладал богатством, влиянием и умело пользовался и тем и другим. Был высокомерен и славился тем, что не тратил времени на людей незначительных.

Дендре познакомилась с ним, когда он приехал в мастерскую посмотреть картины Гидеона. С ней Хэвер поздоровался очень вежливо, но с Гидеоном заговорил совершенно иначе. Стоявшая рядом с мужем Дендре ощущала, что каждый из мужчин старается поставить себя на место другого.

Она жалела, что не надела свое лучшее платье, не сделала макияж. Для такого человека подобные вещи имели значение. Эмбер, лежавшая в кроватке-корзинке, быстро заснула в том углу, который они называли домом. Дендре молилась, чтобы девочка не проснулась и не подняла рев. Домашние дела такой человек, как Хэвер Сэвидж, наверняка воспринимал как помеху, – возможно, из-за малышки надежды Гидеона на этот визит и пойдут прахом.

Дендре навострила уши и перестала думать о себе и о том, какое впечатление произвела на Хэвера, когда услышала слова, обращенные к мужу:

– Нам не хватало тебя в твоем черном пиджаке с бархатным воротником на вернисаже и вечеринках, где собираются коллекционеры и прочие нужные люди. Я спрашивал себя, что случилось, куда ты подевался.

Тон, каким это было сказано, расстроил Дендре. У нее возникло желание ответить: «Вы говорите так, будто мой муж пробивной делец», – но она промолчала, задумавшись, почему Гидеон никогда не рассказывал ей об этой части своей жизни. Что он скрывал от нее, помимо сложных отношений с тетей Мартой?

– Ты уже все знаешь, Хэвер. Я женился на Дендре и стал отцом прелестной малютки по имени Эмбер. Кроме того, кое-что сделал и готов показать тебе.

Все картины были повернуты к стене, возле них наготове стояли двое мальчишек, которых Гидеон нашел на улице и обучил, как представлять его работы. Он предложил Сэвиджу то самое кресло, в котором сидела Дендре, а потом двое других торговцев.

Усевшись, Хэвер заявил:

– Для начала хочу предупредить, что шансов у тебя меньше одного процента. Новые люди интересуют меня только в том случае, если работы настолько интересны и взволнуют меня так, что будет невозможно от них отказаться. Я не привлекал никого из новых к сотрудничеству вот уже восемь лет.

– Вот и хорошо, Хэвер. Я хотел бы, чтобы ты стал моим торговцем, потому что ты очень разборчив, когда речь идет об искусстве в мире искусства.

– Ладно, показывай, что у тебя есть.

Гидеон включил лампы направленного света и велел мальчишкам начинать. Полотна демонстрировались с интервалом в четыре минуты. Их ставили на мольберт, а потом вешали на стену. До конца демонстрации Хэвер молчал, выражение его лица не менялось. Отсутствие реакции расстроило Дендре. Если в мире искусства все таковы, то дело ее плохо.