Москва в судьбе Сергея Есенина. Книга 2 - Наталья Г. Леонова

банальный дебош с наказанием в виде общественного порицания. На протяжении многих лет он продолжал порочить имя поэта в своих гнусных статьях «Есенинщина», «Развенчайте хулиганство» и прочих, обвинял Н. Бухарина и его «Злые заметки» в том, что они запоздали на несколько лет.

В 30-е годы Сосновский был исключен из партии как убежденный троцкист, лишился шикарных апартаментов в Белом коридоре, был сослан, вернулся, восстановлен в партии, получил квартиру в новостройке на Новослободской улице (дом 67) возле Бутырской тюрьмы, но пожил там совсем не долго, вновь был исключен из партии и расстрелян в 1937 году.

Прах его захоронен в общей могиле жертв политических репрессий на Новом Донском кладбище.

Вот и опустели апартаменты Белого коридора. Со смертью Сергея Есенина началось его бессмертие. Он чувствовал, что так будет. Но не дожил до своей всемирной славы…

Виктор Шкловский и Лев Никулин

Скатертный переулок, дом 22

Виктор Шкловский, бывший «серапионов брат», соратник Владимира Маяковского, Велимира Хлебникова, Алексея Крученых, «лефовец», признавался в симпатиях к «напостовцам» – казалось бы, ничего общего с Сергеем Есениным не имел, но поэт включил его в список приглашенных на мальчишник по случаю женитьбы на Софье Толстой. Знакомы они с Есениным были еще со времен Петербурга, с самого первого триумфа Есенина на поэтическом поприще. Какие-то вымученные и явно заказные воспоминания Виктора Шкловского «И сегодня сегодняшний» 1957 года не оставляют впечатления о взаимной симпатии. Очевидно, что приглашен Шкловский на мальчишник – в качестве гостя со стороны Софьи Андреевны Толстой. Встречи, о которых вспоминает Шкловский – по большей части проходили в 1925 году. Например, встреча на музыкальном вечере у Толстой с цыганами. «Я Есенина видел много раз, – пишет Виктор Шкловский, – и всегда он был не у своих и не дома. Настоящим другом его был молчаливый, замкнутый Всеволод Иванов. Одевался Е. элегантно, но странно: по-своему, но как-то не в свое. Он ощущал, что цилиндр и лаковые сапоги – печальная шутка. Из цилиндра можно, например, покормить лошадь, если в него насыпать овес. Уходила от Есенина деревня, она как будто уходила в литературу». Ранние встречи, о которых пишет Шкловский, вспоминая Петербург и салон Зинаиды Гиппиус, он описывает, похоже, лишь со слов Клюева. Значит, мальчишник – лишь знак уважения внучке Толстого.

Соседу Шкловского по дому № 22 в Скатертном переулке, Льву Никулину, тоже наряд Есенина казался странным: «Жизнь Есенина, чудо, случившееся с ним, крестьянским юношей, ставшим одним из первых русских поэтов, наших современников, – все это хорошо известно. Но как-то странно было видеть его, автора стихов «Русь», внешне ничем не подчеркивающего своей биографии – ни в одежде, ни в повадках. На нем не было поддевки, он не был острижен в скобку, как некоторые крестьянствующие поэты, не было и сапог с лаковыми голенищами. Светло-серый пиджак облегал его стройную фигуру и очень шел ему – такое умение с изящной небрежностью носить городской костюм я видел еще у одного человека, вышедшего из народных низов, – у Шаляпина». Лев Никулин впервые увидел Есенина в поэтическом кафе «Музыкальная шкатулка», которое находилось на пересечении Петровки и Кузнецкого Моста. В мае 1918 года Никулин откликнулся на книгу Есенина «Голубень»: «Грехопадение Есенина в левое крыло дало пищу для жестоких выводов, но с выходом книги «Голубень» ярость критики уменьшается и внимание читателя серьезно уделяется Сергею Есенину… Как характерно это разочарование и тоска в одном из тех, кто под крылом «Знамени труда» заговорил о приятии современной России». Лев Никулин, писатель, поэт, журналист, был близко знаком с Есениным через общих друзей – художников Юрия Анненкова и Жоржа Якулова, и поэта Вадима Шершеневича. «Левушка типичный русский житель, с американской деловитостью, еврейской кровью и чисто парижски-мансардным лиризмом», – представил его Шершеневич в «Великолепном очевидце». Встречались в клубе СОПО, в книжных лавках поэтов. Надо отметить, что у Есенина и Никулина было общее увлечение – творчество Александра Вертинского, выступавшего в те годы в поэтическом кафе «Трилистник» («Элит») на Петровских линиях в костюме Пьеро. Поэт-пролеткультовец Николай Полетаев как-то вспоминал о посещении с Есениным одной «буржуазной квартиры», где дочь хозяев «долго и хорошо играла на рояле», а Сергей Есенин «особенно просил играть Вертинского». На удивленный вопрос приятеля, а что же ему так нравится в Вертинском, Есенин отвечал: «Вот странно – нравится, да и все!» Сам же Александр Николаевич написал музыку к двум стихотворениям Есенина: «В том краю, где желтая крапива…» и «До свиданья, друг мой, до свиданья!» Значит, и Вертинский интересовался творчеством поэта. В отличие от Шкловского, который называл песни Вертинского «условными, щелевыми, подавленно-мурлыкающими», Лев Никулин хранил в своем архиве редкие фотографии Вертинского. О встрече Никулина с Есениным после возвращения с Кавказа последнего подробностей я не нашла. Но она была. Есенин привез «Анну Снегину» и читал ее в квартире Никулина. Лев Никулин указал автору на то, что многие образы в поэме не прорисованы до конца. Есенин спросил: «Евгения Онегина хочешь?» Возможно, и Шкловский заходил по-соседски послушать поэму.

Скатертный переулок, дом 22

Лев Никулин запомнил прощание с покойным поэтом в Доме печати: «В гробу лежал мальчик с измученным, скорбным лицом…»

Сусанна Мар и Иван Аксенов

Чистый переулок, дом 5

Осень 1923 года. Приобщая свою подругу Наташу Зиновьеву к многоликой литературной жизни Москвы, Иван Приблудный привел ее как-то в кафе «Стойло Пегаса». Девушка с интересом оглядывала этот островок московской богемы: «Недалеко от нас за столиком сидели двое мужчин и одна красивая женщина с черными, отливающими красным волосами и, о ужас! – в мужских брюках. «Как Жорж Занд!» Это была, как я потом узнала, Сусанна Мар».

Сусанна Георгиевна Мар (настоящая фамилия Чалхушьян, 1900–1965) покорила столицу, прежде всего своей красотой. Айседора Дункан говорила Надежде Вольпин, что «в Москве есть два красивых человека – Сергей Есенин и Сусанна Мар». При яркой внешности эта девушка еще писала «неплохие стихи» – это признавал сам Вадим Шершеневич! Сусанна приехала покорять литературный мир Москвы с мужем, Рюриком Роком (настоящее имя Эмиль-Эдуард Геринг) из Ростова-на-Дону в 1919 году. Вскоре супруги расстались. Амбициозная девушка, по словам Шершеневича, «была полна намерений стать имажинистической Анной Ахматовой». В отличие от исчезнувшего с поэтического горизонта мужа, девушку заметили и отметили. Тарас Мачтет, слегка влюбленный в красавицу, написал в дневнике: «Вот талант яркий, молодой, свежий! Она недавно появилась среди нас и манерой чтения, стихами о Востоке покорила любителей новой поэзии. В «Стойле» сам Шершеневич читал о