Роковая точка "Бурбона" - Анатолий Терещенко

Думается, данный факт в поведении советского дипломата и разведчика был четко зафиксирован сотрудниками наружного наблюдения ФБР. Без внимания такой повышенный интерес к инструментам в конкретном случае и в связи с этим в возможность соответствующей психологической ломки профессионалы не оставили…

* * *

Смерть Сталина не вызвала у Полякова той опустошенности, растерянности и горя, какие обуяли слабые, эмоциональные натуры простолюдин и крупных чиновников, стоявших у корыта разваливающейся прочной сталинской кухни. Они прекрасно понимали, что с кончиной вождя это начало конца и их благополучию, и благосостоянию. Все зависело от того, кто появится на смену неожиданно для всего народа, в том числе и для его детей, почившему вождю и отцу…

Радость светилась только на лицах оставшихся в живых репрессированных, сидящих по лагерям и надеявшихся на амнистии и досрочное освобождение и на ближайшее окружение из числа политических деятелей, «опекавших» в последние дни своего патрона.

В начале марта 1953 года в одном из кабинетов советской миссии при ООН постоянно вывешивался бюллетень о состоянии здоровья товарища Иосифа Виссарионовича Сталина. А когда он болел, потом умер и в день похорон почти каждый день по указанию местного начальства организовывались траурные митинги и беседы. На собраниях и митингах советские чиновники на американской земле давали волю чувствам: горько плакали женщины, мужики катали вздутые желваки на скулах, слышались вздохи с риторическим вопросом — как же будем жить дальше?

Многие с теплотой отзывались о покойном вожде. Большинство ведь являлись фронтовиками и нередко со словами: «За Сталина! За Родину!» бросались в атаки на врага, хотя современники и отрицают этот процесс единения власти и воинства. Но так было — и никуда от этой правды не денешься.

Уход из жизни вождя большинство советских граждан восприняло как личное тяжелое горе. Ведь каждый день самая большая в мире по территории страна просыпалась с его именем на устах, — от утреннего гимна и до репортажей о его мудрых конкретных действиях. А чего стоят «десять сталинских ударов!» Все мы верили в правоту сказанного и написанного. И это было на протяжении многих лет его правления.

Похороны генералиссимуса превратились в кровавое прощание вождя со своим народом — погибло много любопытных и зевак в давке у Колонного зала Дома союзов и прилегающих к нему улиц Москвы.

* * *

В мартовские дни 1953 года в аппарате Военно-штабного комитета ООН Полякову попались два послания Патриарха Московского и всея Руси Алексея Первого. Одно было направлено епархиальным архиереям в связи с Правительственным сообщением о болезни И.В. Сталина. Второе он адресовал Совету министров СССР после кончины вождя.

Поляков стал внимательно читать тексты главного православного пастыря страны. В первой телеграмме говорилось:

«Правительственное сообщение о неожиданной тяжкой болезни, постигшей Иосифа Виссарионовича Сталина, глубокой скорбью отозвалось в сердцах всех русских людей. Наш долг, долг всех верующих, прежде всего, обратиться с молитвою к Богу об исцелении дорогого для всех нас болящего.

Благословляю во всех храмах всех Епархий совершить молебствия о здравии Иосифа Виссарионовича. Церковь наша не может забыть того благожелательного к ней отношения нашего Правительства и лично Иосифа Виссарионовича, которое выразилось в целом ряде мероприятий, клонящихся ко благу и к славе нашей Православной русской церкви, и Ея долг соответственным ей образом, т. е. горячей молитвой, отозваться на постигшее наш народ испытание — болезнь дорогого всем нам Вождя и мудрого строителя народного блага».

Второе послание было написано патриархом после кончины Иосифа Сталина. В нем были такие слова:

«От лица Русской православной церкви и своего выражаю глубокое и искреннее соболезнование по случаю кончины незабвенного Иосифа Виссарионовича Сталина, великого строителя народного счастья.

Кончина его является тяжким горем для нашего Отечества, для всех народов, населяющих его. Его кончину с глубокой скорбью переживает Русская православная церковь, которая никогда не забудет его благожелательного отношения к нуждам церковным.

Светлая память о нем будет неизгладимо жить в сердцах наших.

С особым чувством не перестающей любви Церковь наша возглашает ему вечную память».

Поляков был по натуре прагматик, и сам факт смерти воспринимал как должный переход отжившего организма в свою конечную и закономерную стадию — в тлен, прах, небытие…

«Природа дала нам способность не думать о смерти, — размышлял не единожды Дмитрий Федорович, — потому что, если бы о ней думали, мир пребывал бы в неподвижности и оцепенении — просто жизнь бы остановилась! Наверное, и Сталин не думал о своей кончине. А может, думал реально, что с точки зрения милосердия смерть хороша тем, что кладет конец немощной старости. А то, что он в последние месяцы своей жизни жаловался на возраст — общеизвестно. Хотя никто об этом не говорил и не писал. Но на последнем съезде партии было видно, что он стареет».

И в то же время как человек с аналитическим складом ума и имеющий доступ к иностранным источникам информации он имел основания предположить, что смерть вождю ускорили его приближенные, среди которых на первом плане были две колоритные и одиозные фигуры — Лаврентий Берия и Никита Хрущев. Их можно было и переменить местами — истина бы не обиделась. Именно у этих двух властолюбцев были основания для обид на своего сюзерена-хозяина.

Пройдет некоторое время, и историк Николай Добрюха раскроет тайну смерти Сталина. Он доказал, что Хозяин Кремля был отравлен. Анализ крови от 5.3.1953 года дал ошеломляющие результаты. Он показал наличие яда в организме Сталина. Но было уже поздно что-либо предпринять. Вот почему к больному вождю долго не подпускали врачей, а вскрытие его тела было хоть и неполным, но сенсационным. Обнаружились не «воспалительные очаги в легких», о которых писали лечащие врачи, а поражение слизистой оболочки желудка и кишечника — несомненное свидетельство отравления какими-то ядами.

Скорее всего, после получения именно этих анализов кто-то сообщил сыну Сталина Василию, что в действительности случилось с отцом. И Василий, прибыв на дачу под приличным градусом, стал кричать:

— Отца отравили!.. Сволочи, отравили отца!..

Бывший председатель КГБ СССР Крючков В.А., комментируя это расследование историка, заметил:

«Впервые документы о последней болезни и смерти Сталина настолько значительны, что теперь от них уже никто не может отвернуться. Как человек, проработавший большую часть жизни в компетентных органах, я всегда думал, что в случившемся в ту первую весеннюю ночь 1953 года много загадочного: и врачей долго не было, и поведение тройки «Берия — Маленков — Хрущев» странное, и многое другое вызывает вопросы…

Впервые мы имеем дело не с набором воспоминаний, слухов и предположений о смерти Сталина, а с исследованием подлинных документов».