Хозяйка Четырех Стихий - Мария Гинзбург

Гёса заметил картину во всю стену и остановился, разглядывая ее. Некоторых мелких деталей не хватало, краска местами обгорела, местами поблекла от сырости, но крупные фигуры еще можно было разобрать. Слева находилось изображение эльфа, положившего руку в пасть дракону. Изо рта чудовища вырывались язычки пламени, лицо эльфа искажал неподдельный ужас. Всю остальную часть стены занимал алый от крови эшафот, заваленный безрукими, безногими телами. Рядом валялись отрубленные конечности, палач в черном колпаке заносил топор над эльфом в разорванной одежде. Волосы осужденного стягивал черно-синий жгут.

Экен узнал сюжет.

– Хивкрис вымаливает для брата прощение у Черного Пламени, – сказал он.

Гёса перевел взгляд. Придворный живописец был талантливым портретистом и смелым человеком. Он не стал изображать врага дракона дрожащим трусом, хотя, заказ, полученный мастером, несомненно, был именно таким. Лайто стоял во весь рост, с гордо поднятой головой, и смотрел не на зрителя, а вглубь картины. Туда, где стояла женщина в черном плаще.

Шенвэль не проявил никакого интереса к картине. Эльф смотрел на Тенквисса. Из-под рук мага с шипением вырвалось облако пара. Как не закрывал маг свои манипуляции полами плаща, Шенвэль понял, что готовит Тенквисс. Это был отнюдь не обещанный антимагический декокт. Эликсир, который готовил маг, действительно разрушал чары. Но не магические сети, скрывающие проход.

А оптические чары, наложенные с помощью Чи Воды. Эльф догадался, что Тенквисс собирается искать, и что магу примерно известно, где находится предмет его поисков, но он не может его увидеть за антагонистичной Чи. Шенвэль почувствовал, что у него от ярости занемело лицо, и отвернулся, чтобы не выдать себя.

– А эта баба в черном, я так понимаю, Королева Без Имени, – заметил Гёса. – Это вроде она ведь настаивала на казни Лайто, Черное Пламя сразу хотел его в Гниловран отправить…

Однако лицо легендарного бунтаря выглядело на редкость отталкивающе. Гёса подумал сначала, что таким образом художник решил все же прогнуться перед своим повелителем, но присмотревшись, понял, в чем дело. Лицо Лайто обезобразили ярость и ненависть, а вовсе не прихоть мастера.

– Смотри-ка, вылитый ты. И скулы такие же… – заметил экен.

Взглянув на эльфа, он вздрогнул и непроизвольно отшатнулся. Шенвэль справился с лицом, но было уже поздно.

– Ты… пробормотал Гёса. – Ты…

– Я не буду говорить тебе, что мы для вас все на одно лицо. Не буду напоминать о клятве, которую ты принес, – тихо сказал эльф по-экенски. – Решай сам.

– Знаешь, Гёса, а кости целы! – крикнул Крюк.

Экен обогнул острый угол челюсти и вышел к основанию черепа. Шенвэль последовал за ним. Гёса бегло осмотрел обрубок шеи. Все семь позвонков, от самого большого, длиной в руку экена у основания черепа и до самого маленького, вилообразной формы и очень толстого, соединявшим в свое время добавочную шею с хребтом дракона, были на месте.

– Здесь тоже, – сказал Гёса.

Экен оценивающе взглянул на изношенные межпозвонковые диски, зашевелил губами, что-то прикидывая.

– Левая это, – сказал он.

– И как же Лайто его взял? – спросил Крюк, спрыгивая с кучи обломков и подойдя к Гёсе. За ним появился и Валет.

Гёса покосился на эльфа.

– Черное Пламя был не драконом, а линдвормом, и своя голова у него была только одна, – сказал Шенвэль. – Две добавочные головы у него выросли из-за магии Эрустима. Лайтонд, судя по всему, применил заклятье Истинного Облика, и лишние головы отвалились сами.

Крюк почесал в затылке.

– Мудрено, но похоже на правду, – сказал он.

Тенквисс повернулся лицом к наемникам.

– Эликсир в принципе готов, – сказал он, мерзко улыбаясь. – Не хватает последнего ингредиента. Крови эльфа. Горячей крови из аорты… Ведите его сюда.

Шенвэль даже бровью не повел. Крюк взялся за меч.

– Пойдем, что ли, – недружелюбно поглядывая на Шенвэля, сказал он.

– Оставь его, – сказал Гёса по-экенски. Наемник удивленно глянул на него, но послушался.

– В чем дело? – спросил Тенквисс нетерпеливо.

Гёса, вздохнув, уселся на валявшийся рядом обломок.

– Мы нанимались охранять тебя, а он пока на тебя не нападает, – сказал экен, поколебавшись.

– Слишком много ты рассуждаешь для наемного убийцы! – воскликнул маг яростно. – Заш, Тан, приведите мне сидха! Надеюсь, в этом вы не будете им мешать?

Гёса отрицательно покачал головой.

– Если попытается бежать, задержите его, – добавил Тенквисс и снова повернулся спиной, занявшись своим эликсиром.

Ученики мага направились к завалу. Эльф взобрался на баррикаду и спокойно смотрел на их приближение.

– Что случилось, Гёса? – спросил Крюк.

– Вляпались мы с вами в такое дерьмо, что я и не знаю, удастся ли выбраться, – сказал Гёса по-экенски. – Маг этот – дракон в человеческом облике. Черное Пламя.

Крюк несколько секунд обдумывал слова командира.

– Ну и что?

– А то, что он нас либо сам сожрет, когда с сидхом покончит, либо своему Жезлу скормит. Эта чертова палка ведь из гематита сделана, прикинь, как она истосковалась по крови за двенадцать-то лет…

– А что с сидхом? – спросил Крюк, покосившись на Шенвэля. Эльф со скучающим видом разминал пальцы. – Почему ты…

Глаза экена округлились. Он понял.

– Заходи слева, – сказал Тан Зашу.

Звякнули вытаскиваемые мечи големов.

Подняв руки, Шенвэль произнес короткую энергичную фразу на эльфийском. Заш засмеялся. Челюсти ученика мага резко вытянулись вперед, превратив его узкое лицо в морду. Тан вспучился, как лягушка, которую мальчишка надувает через тростинку. Голова его затрещала, разваливаясь на части. Заша начало вытягивать вверх, руки и ноги ученика мага удлинялись, покрываясь черной чешуей. Во все стороны брызнули обрывки одежды.

Тенквисс обернулся и встретился глазами с эльфом. Маг попятился, своротив трон. Эликсир с шипением вылился из опрокинувшейся колбы.

Эльф улыбался, не менее отвратительно, чем только что сам Тенквисс.

– Милостивый Баррах! – воскликнул Крюк.

Гёса выразил свои чувства на мандречи. Для выражения всех оттенков обуревавших его чувств экенский был слишком беден. Но наемник не забыл родные корни. Короткая энергичная фраза описывала злого духа Иблиса и его рот.

Валет не стал тратить время на такие мелочи. Экен шустро обежал череп и выскочил во внутренний двор замка через открытую дверь.

Ослепительная вспышка расколола небо. Шерсть на плаще Карины встала дыбом. Если бы не защитные чары, нахождение насквозь промокших ведьм в эпицентре грозы было бы самоубийством.