Хороший день для зомби-апокалипсиса - Василий Панфилов

— Город должен жить! — торжественно сказал генерал и качнулся на носках, обдав нас пошлыми запахами коньяка и балыка.

— Жить! — повторил он многозначительно, покачав пальцем перед носом. Достав из деревянного ящичка сигару, «тащ генерал» закурил, довольно щурясь и глядя на нас, — Инфраструктура и всё такое… А потому вы подлежите мобилизации!

— Так точно! — синхронно вытянулись мы с Серёгой.

«Бля…»

Генерал довольно кивнул своим мыслям и продолжил, повернувшись к пухлому майору:

— Поставить прапорщиков на продовольственное и вещевое довольствие!

… но прежде чем поставить нас на довольствие, интендантская служба обчистила гаражи. Солдаты, матерясь и переругиваясь, грузили Камаз.

«Грабь награбленное!»

Видя мрачнеющее лицо Серёги, я поспешил вмешаться, пока он чего-нибудь не ляпнул.

— Правильный у нас батяня! — хлопаю его по плечу, — Хозяйственный!

— Да пошёл он… — сквозь зубы цедит Пирог.

— В машине блякать не вздумай! — предупреждаю его сквозь зубы, старательно выдавливая из себя лыбу, — Улыбаемся и машем, Серёга! Включай энтузиазм! Ты всю жизнь мечтал быть военным, понял?!

— Погоны старшего прапора — моя мечта с детства, — кисло ответил друг, кривя лицо в улыбке, — а видеть разорение гаражной мастерской, которую я собирал двадцать лет, это апофеоз моей никчёмной жизни!

— У меня тоже струйный оргазм, — отвечаю в тон, — Серёг! Смотри ширше и глубже! Здесь и сейчас у нас есть крыша, секёшь?

— Протекающая, — скривился он, — Отец-командир, ёб его… Ладно, понял…

Проведя руками по лицу, он некоторое время постоял так, а потом натянул на лицо верноподданническое выражение, подходящее случаю, и принялся помогать… а точнее — руководить погрузкой мастерской, за которую болел больше всего.

Загрузив в Камаз дважды трофейное добро, добрали товаров на складах и отправились в военный городок. Мы с Серёгой в сопровождении, и настроение — самое поганое! А ещё хуже, что позади БМП…

Мысли лезут в голову, как ночные мотыльки на свет, такие же мятущиеся и бестолковые. Ясно одно — «тащ генерал» на роль лидера не очень-то подходит, и значит — впереди нас ждёт закручивание гаек, а затем — передел власти. Ну или наоборот.

С учётом зомбиапокалипсиса и возможных техногенных катастроф на НЛМК — ситуация более чем скверная. Нас не сожрали зомби, но дружная стая товарищей в военной форме и такие же товарищи, но в штатском, контролирующие НЛМК, способны столкнуть в пропасть если не Цивилизацию вообще, то по крайней мере — город. И чем больше я пытаюсь разглядеть будущее, тем более мрачным и беспросветным видится оно мне.

Очередь в офицерской столовой движется медленно, сонно и тягуче, в час по чайной ложке. Люди, да и само время кажется застывшим, и только насекомые носятся по залу откормленными болидами на анаболиках.

«На трупах…»

— Сметанки? — допытывается стоящая на раздаче добродушная тётка у прапорщика Хусаинова, основательного низкорослого крепыша с красивым смуглым лицом чеканной лепки.

— Хм… — тот задумался, всей свой фигурой КМСа по силовому троеборью выражая готовность к длительному и вдумчивому диалогу по каждой позиции в меню. Он вообще человек неторопливый и основательный, и кажется, не самый плохой, но срочники его не любят и боятся, так что не всё так просто.

— Краснинская, — скрестив руки под объёмистой грудью, соблазняла тётка с таким видом, будто предлагала продукт собственных молочных желез, — или Лебедянской?

— Све-ет! — повернувшись назад, она взвыла пароходной сиреной, — Све-ет!

— Да?! — донеслось из глубин кухни не менее пронзительное контральто с дребезжащими жестяными нотками.

— У нас сметана Лебедянская есть?

— Ща гляну!

Я закатил глаза, но разъёбывать тёток не стал, не по чину. Случайных людей среди них нет, сплошь жёны, матери и дочки офицеров, выжившие после часа «А». Квалификации — ноль, и никакого желания повышать её тоже не наблюдается.

В первый день, говорят, они ещё суетились, хотя и бестолково. А после, быстро осознав, что спрашивать за службу с них никто не собирается, расслабились, моментально превратившись (по словам Пирога) в худших работников образца позднесоветских времён.

Вообще, служба быта налажена отвратительно. «Тащ генерал» оказался не хозяйственником, а скорее «Плюшкиным», и совершенно не представляет, что же ему делать с доставшимся хозяйством. Не по Сеньке шапка.

В генерал-лейтенанты Маслаченко скакнул из полковников, причём самым сомнительным образом. Выжив во время часа «А», он оказался старшим офицером военного городка, а во время связи с Москвой повёл себя бодро, расписав ситуацию красками ура-патриотического колера. «Настоящему боевому офицеру» (всю жизнь занимавшему ответственные должности «ака офицер-воспитатель») авансом пообещали генеральские погоны, но Илья Юревич обещанного ждать не стал.

Нацепив погоны генерал-лейтенанта и собрав верных клевретов, новоявленный «тащ генерал» произвёл вооружённый захват власти в отдельно взятом военном городке. В обстановке бардака, когда большинство офицеров было убито, а большинство из меньшинства занималось спасением близких, власть упала ему в руки, как подгнивший плод.

В течение суток бывший офицер-воспитатель укреплял вертикаль, и только когда в расположении военного городка не осталось реальных противников, а соратники были повязаны кровью, Армия выехала на улицы Липецка наводить порядок.

Как умела. А умела она, как выяснилась, немного. Нет, если бы напал внешний супостат, наши ракетчики сумели бы нажать на нужные кнопки, а пилоты — посбивать на хрен всех вражеских асов. Не оплошали бы и войска быстрого реагирования, если судить по поведению Сашки-десантуры.

Но офицеры и солдаты военного городка в массе своей отнюдь не элита. Занимались они преимущественно не военно-полевыми учениями, а перекладыванием бумажек, парко-хозяйственными работами и обслуживанием стоящей на балансе техники.

Стрелять бойцы в общем-то умеют, но как выяснилось, стрелять в мишень и стрелять в человека, пусть даже не совсем в живого, это немножечко разные вещи. Стрелять в бывшего сослуживца или пожилую пенсионерку-зомби оказалось намного сложней, чем в шутерах.

Проблемы подобного рода возникли в том числе и у ветеранов локальных войн, хотя и значительно менее острые. Всё-таки одно дело — стрелять куда-то «в направлении противника» сидя в окопе, или что чаще — воевать опосредованно, подавая снаряды и сидя за рулём, и совсем другое — в упор. В голову.

Едва ли не большей проблемой стал мистицизм разного толка, преимущественно христианский. Конец Света, мёртвые восстанут… Ну как можно брать в руки оружие, если на кону стоит спасение души и жизнь вечная?! Многие так и не смогли передавить толком психологические установки «не убий», обострившиеся на фоне апокалиптической мистики и религиозного воспитания в школах и по ТВ.