Красавицы советского кино - Федор Раззаков

Когда мы наконец сдавали картину на „Ленфильме“, то Эдер сказал при всех — битком было в зале: „Я, Эдер, делаю предложение Людмиле Касаткиной стать укротительницей тигров. У нее есть настоящий кураж. Я ей доверю 11 штук“. Я отказалась. „Ну что делать, я больше люблю людей“. Он еще тогда рассердился: „Неужели вы не почувствовали в клетке власть, сильнее которой нет ничего на свете?“ Власть? Нет — азарт».

Фильм «Укротительница тигров» вышел на экраны страны в 1955 году и занял в прокате 2-е место, собрав на своих сеансах 36,72 млн. зрителей. На следующее утро после премьеры Людмила Касаткина проснулась знаменитой.

На волне этого успеха режиссер Надежда Кошеверова (она снимала и «Укротительницу») в 1955 году приступила к съемкам новой комедии — «Медовый месяц». На главные роли в нем она вновь пригласила Людмилу Касаткину и Павла Кадочникова. Если бы не другие имена и профессии у героев этой картины, можно было подумать, что фильм является продолжением «Укротительницы тигров». Однако в этой картине все было иначе, чем в предыдущей: в ней не было легкости и общего зрительского ощущения, что ты находишься на празднике. Поэтому успехом у публики картина пользовалась умеренным, заняв в прокате 17-е место (26,5 млн. зрителей).

До конца того десятилетия Касаткина снялась еще в двух фильмах, причем в обоих играла главные роли. Это были фильмы: «По ту сторону» (1958; Варенька) и «Хлеб и розы» (1960; Лиза Никитина). Обе картины снял режиссер Федор Филиппов. Однако с начала 60-х Касаткина практически прекратит сниматься у других режиссеров и станет главной актрисой своего мужа — режиссера Сергея Колосова, который именно в то время придет в большую режиссуру.

Свой первый фильм Колосов снял в 1958 году: это была военная драма «Солдатское сердце» (1959), где места для Касаткиной не нашлось, поскольку она в ту пору была… беременна. В итоге у них с Колосовым родился сын, которого счастливые родители назвали Алексеем в честь двух прадедов — Алексея Спиридоновича Касаткина и Алексея Владимировича Колосова.

В 1960 году Колосов взялся ставить на телевидении «Укрощение строптивой» В. Шекспира, и вот там на роль Катарины пригласил свою супругу, которая играла эту героиню на сцене ЦАТСа. О том, как актриса справилась с телевизионной ролью, можно судить по такому факту: на 2-м Международном фестивале телевизионных фильмов в Монте-Карло в 1961 году ей присудили первый приз — «Золотую нимфу» — за роль Катарины. С этого момента и началось плодотворное сотрудничество Касаткиной и Колосова.

Касаясь темы «семейственности» в кинематографе, сама Касаткина однажды так высказалась на этот счет:

«Обыватели думают, что все по блату, если муж режиссер. Но ведь из 11 фильмов (1960–1995) я ни одного ему не завалила. Рязанов однажды сказал: „Конечно, если бы у меня была такая жена, как у Колосова, я бы тоже сделал потрясающие картины“. Это его упрекали в том, что жена помогает уровень держать. А я считаю так, что если сложился творческий союз людей, учившихся у одного педагога и верящих в одну идею (то есть психологическую разработку, изучение материала эпохи, времени, людей), и такой союз выигрывает, — это гордость. Я что, его опозорила? Когда я слышу такие разговоры („Касаткиной повезло, муж снимает“), во мне рождается еще больший азарт. Желание победы. Не злость…»

Но вернемся в начало 60-х.

В 1963 году Колосов собирался снова экранизировать В. Шекспира, но из этой затеи ничего не вышло: в те дни руководство страны обратилось к деятелям культуры создавать побольше произведений о современности, и Колосова буквально обязали отказаться от Шекспира в пользу более современного автора. А он тогда делал для радио постановку по книге О. Горчакова «Вызываем огонь на себя», где речь шла о подвигах партизан из Сещенского подполья. Причем одну из ролей в этом спектакле играла Касаткина — Лидку Тончилину. В итоге Колосову пришла в голову спасительная идея: перенести эту книгу и на экран. Так на свет родился первый советский телесериал из 4-х серий «Вызываем огонь на себя». И Касаткиной в нем досталась уже главная роль — героини Сещенского подполья Ани Морозовой, которая руководила группой партизан, которые организовывали взрывы немецких самолетов прямо на их авиабазе.

Когда муж предложил ей эту роль, актриса некоторое время колебалась. Вызвано было это тем, что впервые в ее кинематографической карьере ей предстояло воплотить в жизнь не вымышленный персонаж, а реально существовавшего человека. «Справлюсь ли я с такой задачей?» — задавала себе вопрос Касаткина. И в итоге решила рискнуть.

Мало кому известно, но на съемках этого фильма Касаткина едва не погибла. «В картине был эпизод, когда наши самолеты бомбят фашистский аэродром. На экране — хроника, а на земле пиротехники подкладывали взрывчатку. Но кто из них знал, куда пойдет волна? А волна пошла под мое корыто, которое было из очень толстой жести. Корыто разорвалось в куски, которые полетели прямо мне на голову. Меня рванул за руку осветитель. Секунда решала мою судьбу», — вспоминает Касаткина.

А вот как актриса вспоминает о том, как она непосредственно работала над ролью Ани Морозовой:

«Многое я почерпнула в беседах с врачом Анной Пшестеленец, той самой, которая в юности была еврейской девушкой „Женькой“ и пряталась в комнате Ани под кроватью, а через шесть месяцев была выведена в лес к партизанам. Пшестеленец рассказывала мне, что Аня смертельно боялась за судьбу своей семьи — родителей и трех сестер. Если бы Женю обнаружили, это повлекло бы за собой расстрел всех, включая Аню.

Интересны для меня были мелкие детали быта. Например, стирая белье немецким солдатам, героиня бережно сохраняла обмылки и благодаря этому обстирывала семью из шести человек. Окна в доме целый день были закрыты от посторонних глаз маскировочной шторой, чтобы не выдать присутствие Женьки. Она сумела, не вызвав подозрения немецев, вернуть в Сещу всю семью из деревни. Объясняла это необходимостью зарабатывать на пропитание, что соответствовало действительности, поскольку работа была только в зоне базы. На самом деле переезд был необходим для наблюдения за базой и организации группы антифашистского сопротивления, что и было ею полностью выполнено.

Аня предупреждала соратников: если при выполнении задания придется ночевать в лесу, не спать у костра. Немцы контролируют все выходы из леса и… обнюхивают выходящих, стараясь уловить запах дыма, и осматривают одежду — нет ли на ней хвойных иголок. Если „результат положительный“, — партизан!

Соль. Ане соль доставалась так же тяжело, как и всем другим жителям Сещи. Это был самый дефицитный товар. Соль люди выменивали на любые ценности, но у Аниной семьи их не было, поэтому она меняла в ближних деревнях одежду (отец ее был портным) и всякие вещи на соль, а также на молоко и мясо.

Вот из таких невыдуманных подробностей плелась ткань ее жизни. Почти каждый день мой муж приносил мне только что полученную информацию, какие-то новые сведения об Ане, подробности, детали…».

А вот что вспоминает о тех съемках С. Колосов:

«Хочу рассказать о контактах с поляками, то есть с актерами, игравшими поляков-подпольщиков. Их было двое (еще двоих играли учившиеся в Москве польские студенты). Старший из них — Марьян Кочиняк из варшавского театра „Атенеум“ сыграл немало и в театре, и в кино, был ловок, подвижен, был внимательным и наблюдательным партнером, играть с ним было легко. Младший — Юзеф Дурьяш — человек не очень удачной театральной судьбы, но интеллектуал, это накладывало определенную краску на образ его героя Яна Маньковского. Его отец погиб в фашистском концлагере, и материал для его роли ему был тоже по-своему близок, но он, как и многие молодые поляки тех лет, не любил советские порядки, наш быт, нашу политическую жизнь. Однако это не мешало нам работать, и мы расстались друзьями…».