Черная полоса - Владимир Колычев

Пухнарь удивленно повел бровью, глядя на Матвея. Яйцебородый Тук оторвал задницу от скамейки, даже вытер о штанину правую ладонь, собираясь здороваться с гостем, но к Матвею не пошел. Амбалистый Бычок тоже не торопился подниматься из-за стола, но на всякий случай кивнул Матвею.

— Ты откуда такой? — спросил Пухнарь, с подозрением посмотрев на гостя.

— Да вот карту привез. — Матвей щелкнул пальцами по свитку, который держал в левой руке, и только после этого протянул правую Пухнарю.

Он и с Туком поздоровался, и с Бычком.

— Что за карта?

— Не для посторонних ушей. — Матвей кивком показал на проститутку.

— Танюха, к реке сходи! — скомандовал Бычок.

— Я не Танюха, — буркнула девушка.

— Все равно подмойся, — заявил Тук и ухмыльнулся.

Проститутка исчезла.

Матвей развернул карту, ткнул пальцем в крестик на ней и сказал:

— Антоха здесь похоронен.

— Антоха?! — Пухнарь нахмурился.

— Ты же знаешь, в какую херь они вляпались.

— Чистик… — Пухнарь скривился, не решаясь на матерное слово.

— Знаешь, кто их искал? — продолжал Матвей.

— Нет, точно не знаю. — Пухнарь требовательно посмотрел на Матвея, ему нужна была достоверная информация.

— Рубахов Семен Александрович, председатель правления «Ру-банка».

— «Ру-банк»? Не слышал о таком, — сказал Пухнарь.

— Это инвестиционный банк, с населением он не работает. А ты для Рубахова оно самое и есть. Ты же не можешь вложиться в инвестиции, чтобы прикупить металлургический заводик.

— Я не понял. Это у тебя гон такой? — хмуро проговорил Пухнарь.

— Так у тебя же нет банка.

— Это гон!

— У Вереса было казино, а у тебя нет банка. Сидишь здесь, пилотками торгуешь.

— Нарываешься? — Пухнарь набычился.

Но Матвей не отвел взгляд и заявил:

— Сидишь здесь и не знаешь, что Рубахов уже и Чистика завалил, и Антоху. Устроился ты на открытом месте. Подъезжай, кто хочешь, стреляй, в кого хочешь.

— Я не при делах, — сказал Пухнарь.

— А Рубахов откуда это знает? Чистик ведь твой человек был, мог тебе все разболтать. Чистика уже зачистили. И его, и Антоху, и Утяка, и Слепня.

— Слепня тоже? — спросил Пухнарь и потер ладонями щеки.

— Я был в доме, где их валили, там уже все прибрано оказалось. Где Чистика, Утяка и Слепня закопали, не знаю. Антоха до меня добежал, весь в крови. — Матвей коротко рассказал, как было дело, упомянул и о том, как на этот вот схрон вышел.

— Серьезные люди работают, — размышляя вслух, проговорил Пухнарь.

— В меня тоже стреляли. Прямо на улице. Вся машина в дырках. — Матвей кивком показал на свою многострадальную тачку.

— А в тебя чего палили?

— Я ведь знаю, кто Чистика на мокрое дело подписал.

— Рубахов?

— Он Чистику своего компаньона заказал. Теперь стал полный царь горы. А она, между прочим, золотая.

— И что?

— Гора эта сама идет к нам. А мы подберемся к ней с другой стороны. Наехать надо на Рубахова и поставить его в стойло.

— Наехать на банкира? — Пухнарь потер кулаком подбородок.

— Спросить с него за Чистика, Антоху.

— Как в старые добрые времена?

— Времена всегда добрые. Для тех, за кем сила.

— Тут много силы надо, — пробурчал Пухнарь и поскреб затылок.

Матвей покачал головой, глядя на него. Нет в нем того огня и задора, которым славился Верес. Потому и оттеснена была поселковая братва на обочину жизни. Она и дальше будет терять позиции, потому как Пухнарь чурается больших и страшных дел.

— Тогда можно за обломок с золотой горы подписаться, — заявил Матвей, вынул из кармана пачку стодолларовых купюр, шлепнул ею по ладони и добавил: — Еще столько же получишь. После того как наедешь на Рубахова.

— А я уже согласился?

— У тебя нет выбора, брат. Ты нагонишь на Рубахова страху, или он сожрет тебя и всех. Никого не останется.

— Это ты так думаешь. — Пухнарь косо посмотрел на него.

— Не хочешь — как знаешь, — проговорил Матвей.

Задумка у него была неплохая, но не по адресу он обратился. Только бисер зря метал. Самому нужно за дело браться, людей подходящих организовать или лично с Рубаховым решить. Пухнарь — это уже позавчерашний день. Толковать с ним — только время терять.

Матвей подал руку Бычку, собираясь уходить, но Пухнарь его остановил.

— Да погоди ты. Давай с самого начала и подробно, — сказал он, показывая на стол.

Матвей согласился вернуться к началу разговора. Пухнарь, может, и с обочины человек, но возможности у него есть. С полдюжины толковых братков наберется. А главное состоит в том, что у этого типа имеются стволы.

Василиса едва держалась на ногах. Глаза мокрые, в лице ни кровинки, как будто вся краска с него ушла в слезы.

Семен Рубахов ее понимал. Он сам не так давно хоронил отца, а тут сразу два гроба. Вдобавок Семену было уже за сорок, а ей — всего семнадцать.

Ему и самому было не по себе. Священник махал кадилом, дым попадал в нос, щекотал ноздри. Семен чувствовал себя чертом, который боится ладана.

Однако на ногах он держался крепко. Не бледнел, не краснел. Его совесть вроде как была спокойна. А ведь это Рубахов заказал Костю вместе с женой и дочерью.

Все они должны были погибнуть, и виноват в этом был исключительно Костя. Семен целиком отдавал себя общему делу, а тот только и делал, что по бабам бегал. Толку от него было как от козла молока. Пока Семен ходил по кабинетам и обзаводился ценными знакомствами, он развлекался с их общей секретаршей. А ведь это Семен нашел Милку и дорожку к ней первым протоптал.

Но дело было не в секретарше, а в удаче, которую Семен взрастил на собственном горбу. Он и людей нужных нашел, и деньги добыл, и в залоговый аукцион влез. Суммы большие, Рубахову из кожи вон приходилось лезть, чтобы рассчитаться с долгами. Семен разгребал проблемы, а Костя кувыркался с бабами. Так долго продолжаться не могло.

Семен вызвал Костю на откровенный разговор, предложил ему щедрые отступные, но получил отказ. Мало того, Костя стал крысятничать, вывел на тайный счет крупную сумму. Ладно еще, если бы воровал с прибыли. Нет, он брал с долгов, которые требовалось отдавать. Разве Семен кривил душой, когда говорил Василисе, что банк принадлежит ему целиком и полностью?

Василиса пошла в отца, такая же глупая и несерьезная. Семен сделал ей предложение, о котором любая другая девушка могла бы только мечтать, а она выбрала смерть. Ей снова повезло, она ушла от пули. Ее искали, никак не могли найти, и вдруг эта особа объявилась здесь, на похоронах.