Первые шаги по Тропе: Злой Котел - Николай Чадович

– Все видел? – коротко осведомился он.

– Видеть-то видел, да почти ничего не понял, – признался я. – Откуда здесь взялись вредоносцы?

– Как раз это мы сейчас и выясняем, – он глянул через мое плечо туда, где мелкие группы тенетников продолжали в разных направлениях утюжить высокие травы. – А у тебя самого никаких соображений нет? Свежий ветер, говорят, остужает, а свежая голова – выручает.

– Я бы на вашем месте не рассылал всех летающих тенетников в разные стороны, – сказал я. – Пусть бы парочка сестробратьев постоянно парила над поселком… Мне сверху видно все, ты так и знай, – слова песни, некогда снискавшей себе популярность совсем в другом мире, сами собой сорвались с моих губ.

– Сверху вредоносцев не заметишь, – возразил – Они как тень… Вспомни, что случилось сегодня. Сначала они отвлекли наше внимание, а затем завладели крюконосом. Хотя не исключено, что они и раньше таились в нем. Бессловесная скотина пожаловаться не может, да и скверногоном ее не накормишь…

Я понял, что речь идет о той самой сверхгорькой траве, которой под угрозой смерти мне довелось отведать на границе Ясменя. Вот, оказывается, для чего она нужна – для изгнания вредоносцев. Кто бы мог подумать…

– Вы полагаете, что вредоносец мог находиться в теле крюконоса? – уточнил я.

– Тут и сомнений быть не может.

– Неужели вредоносцы такие маленькие?

– Они разные. Те, которые живут в болотах, бывают крупнее нас с тобой. А обитатели чащоб примерно вот такие, – он приставил ребро ладони к середине своего бедра. – В чащобе труднее прокормиться. Но эта мелюзга вреднее всех других.

– Наконец-то я узнал о вредоносцах хоть что-то конкретное. Все прежние рассказы выглядели как сказки о злых привидениях.

– Они и есть привидения, – кивнул Рябой. – Я воюю с вредоносцами всю свою жизнь, а знаю о них ненамного больше твоего. Да и то главным образом с чужих слов.

– А вы не пробовали свести траву вокруг своих поселков? – эту идею мне, наверное, подсказала генетическая память: один из моих предков по отцу участвовал в Кавказской войне, где русские войска не столько сражались, сколько вырубали горные леса. – Пустить по ней скот? Или посыпать едкой солью?

– На что тогда станет похож наш родимый Ясмень? Если ты заметил, мы уже и так уничтожили все деревья и кусты. Ради дюжины самых обычных фруктов приходится летать в соседние страны.

– Да, положеньице… – одно только упоминание о пище заставило меня сглотнуть слюну.

Этот рефлекторный акт, подтверждающий теорий академика Павлова о наличии второй сигнальной системы, не ускользнул от внимания Рябого.

– Ты, наверное, хочешь есть? – спросил он.

– Ну как сказать… – я деликатно замялся. – Сначала хотел, а потом все желание пропало.

– Вот и хорошо. Нынче придется поголодать. По известной тебе причине охотники вернулись без добычи, а сейчас нам всем предстоят совсем другие заботы. Надо как можно быстрее переправить мертвецов в подобающее им место.

Вспомнив недавнее высказывание Рябого о том, что Светоч не только лоно, но и могила тенетников, я указал рукой вверх:

– Это место находится там?

– Конечно. Мертвец, не приобщившийся к небесному огню, обязательно станет разносчиком новых смертей. Отправляя наших почивших сестробратьев в Светоч, мы не только воздаем должное их заслугам, но и защищаем самих себя.

Похороны в недрах солнца, пусть даже такого ущербного, как Светоч, – дело весьма нетривиальное, подумал я. То же самое, что пирушка в чреве кита или первая брачная ночь в притоне разврата.

Однако мысли мыслями, а вслух я произнес следующее:

– В каждой стране существуют свои погребальные Церемонии, зачастую весьма оригинальные, но ни о чем подобном мне прежде и слышать не приходилось.

Фраза эта, произнесенная с должным пиететом и е оттенком скорби, никакого скрытого смысла не имела, но Рябой истолковал ее превратно, приняв за несказанное желание поучаствовать в прощальной церемонии.

Ты можешь проводить наших сестробратьев в последний путь, – молвил он с редкой для тенетника благосклонностью. – Это весьма впечатляющее зрелище. Мало кому из чужаков доводилось созерцать его.

Честно признаться, такое предложение слегка ошарашило меня. Первый (и пока последний) полет над Ясменем оставил не самые приятные воспоминания. Журавль испытывает в небе одни ощущения, а лягушка, которую он несет в свое гнездо, – совсем другие. Однако отказ мог оскорбить Рябого, от которого зависела моя дальнейшая судьба. Делать нечего, надо соглашаться. Как говорится, дают – бери, зовут – иди.

Впрочем, мой ответ звучал достаточно уклончиво:

– Я бы не против. Но боюсь, что присутствие на столь горестной церемонии чужака может оскорбить чувства других тенетников.

– Любой чужак, не убоявшийся предстать перед божественным ликом Светоча, заслуживает уважения нашего народа. Да и для тебя самого это станет незабываемым событием. Не исключено, что, разделив нашу беду и приобщившись к нашей печали, ты превратишься в страстного приверженца нашего дела. Подобные случаи уже бывали. Служа не ради выгоды или спасения собственной шкуры, как другие, а ради убеждений, ты принесешь гораздо больше пользы.

Столь высокопарной речи мог бы позавидовать даже такой прирожденный трепач и лицемер, как вещун. Разница была лишь в том, что Рябой говорил совершенно искренне. Язва скепсиса и нигилизма не коснулась тенетников. Либо развитию этой интеллигентской заразы мешала опасность, постоянно висевшая над Ясменем, либо народ, не затронутый благами цивилизации имел к ней стойкий иммунитет.

У папуасов не бывает скептиков, а среди тибетских горцев не найдешь нигилистов.

Короче, Рябой не оставил мне выбора. И я скрепя сердце согласился. На сборы мне было дано ровно столько времени, сколько понадобится тенетникам для того, чтобы сплести для своих мертвецов паутинные саваны.

Вещун охарактеризовал полученное мною приглашение как знак доверия. Впрочем, добавил он, это может быть какой-то коварный ход, связанный с дальнейшей проверкой моей лояльности. Когда в лицо полыхнет жар Светоча, во всем признаешься.

Яйцо пришлось оставить на попечение законного владельца (но при условии, что тот не будет прикасаться к котомке). Зачем рисковать такой драгоценностью, если еще неизвестно, вернусь ли я с погребальной церемонии. По словам вещуна, это было довольно рискованное предприятие, во многом зависящее от причуд ветра и капризов Светоча. Случалось, что в последний путь отправлялись не только покойники, но и похоронная команда.

Простились мы довольно холодно, и я поспешил к центру поселка, где тенетники-пряхи уже заканчивали пеленать трупы, а летуны распускали по ветру кудели пуха.

Сборы проходили быстро и деловито, без лишних сантиментов. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что тенетники хотят поскорее покончить с этим тягостным делом, но я-то знал, что их подгоняют совершенно иные соображения. Мертвецы таили в себе угрозу, только не знаю какую – действительную или мнимую.