Долгая ночь (сборник) - Ф. Шумов

class="p1">Под утро Сергей проснулся от боли: жена во сне вцепилась обеими руками в его руку, что-то бормотала и всхлипывала. Ему стало нестерпимо жаль Катерину. Так и пролежал неподвижно, боясь ее разбудить, до шести. Когда вставал, она вздохнула: уже уходишь? Сколько сейчас? Темно еще как... Сам чай попей, пожалуйста... Будто и не ссорились вчера...

Столь раннее появление Кулагина в райотделе не удивило дежурного: значит, так надо.

Сергей прошел к себе, достал из сейфа новое дело и стал строка за строкой перечитывать протокол осмотра места происшествия. Так, с этим более или менее понятно: начало торможения, длина тормозного пути, рисунок протекторов и тому подобное Воробьев описал старательно, но внизу, после подписи понятых, рукой «студента» была сделана приписка: «С места происшествия ничего не изъято». Кулагин отложил дело и по внутреннему телефону позвонил дежурному.

— Не знаешь, Воробьев пришел или нет?

— Вроде пришел, а точно не знаю, — неуверенно ответил дежурный.

— Разыщи и направь ко мне. Только сразу. Очень нужен.

Воробьев, подтянутый, в новеньком, еще не пообносившемся мундире, зашел к Кулагину минут через пятнадцать.

— Звали, Сергей Петрович?

— Звал, звал, — ответил Кулагин. — Скажи-ка, друг Воробьев, не ты ли день назад был на Горловском шоссе?

— Я, а что?

— Расскажи подробнее, что видел.

— Так я все описал там, — осторожно сказал Воробьев, кивая на лежащее на столе уголовное дело. — Или что-нибудь не так?

— Так, все так. И все же?

— Да что рассказывать, Сергей Петрович? «Жигули» — всмятку, груда железа... — Воробьев вдруг поморщился: видно, трупы обгоревшие вспомнил. — Грузовик, думаю, был тяжел, да и шел на приличной скорости. На кой ляд он только выскочил на встречную полосу? Может, пошел на обгон?

— В протоколе ты записал, что с места происшествия ничего не изъято. В самом деле нечего было взять, или поленился?

— Ничего не было, — пожал плечами Воробьев. — Только из «Жигулей» стекло высыпалось. Богато было стекла, а так больше ничего. Я не стал стекляшки собирать, зачем они? И так все ясно.

Кулагин на это не нашел что сказать. Одно слово: «студент». Как это пели: «От сессии до сессии живут студенты весело...» Им лишь бы троечку за хлопоты, а с чем потом придешь на следственную работу, чего заранее печалиться? Там все само собой образуется, добрые люди пропасть не дадут...

— «Жигули» разбитые где сейчас? Во дворе?

— Нет, я их в отделовский гараж сгрузил.

Кулагин на секунду-другую задумался:

— Вот что, спустись вниз и найди двух понятых. Тут любые годятся, может, кто в паспортном сидит, очереди ждет. Пойдем машину осматривать. А я пока налажу фотоаппарат и вызову эксперта-автотехника.

В гараже было прохладно и сумрачно. Увидев разбитую, обгоревшую машину, две женщины-понятые прижались друг к другу и тихо зашептались. Искореженные «Жигули» были для них символом горя, напоминали о чьей-то смерти. Они не думали, что эта бесформенная груда железа может нести в себе какую-то нужную следователю информацию.

Кулагин, сфотографировав машину с нескольких точек, принялся внимательно, въедливо, квадрат за квадратом ощупывать ее и осматривать. Воробьев крутился рядом и, как водится, больше мешал, чем помогал: он просто не понимал, зачем и для чего все это делается. Наконец Кулагин нашел то, что искал: в месте удара среди растрескавшейся, отлетевшей желтой «жигулевской» краски он заметил несколько прерывистых темно-зеленых полос чужой окраски — вероятно, встречного грузовика.

Сергей удовлетворенно хмыкнул, долго прикидывал, как бы половчее сфотографировать эти полосы, затем, подозвав понятых, сделал с десяток снимков и тщательно соскреб зеленое в свой носовой платок.

Во второй половине дня лейтенант Воробьев привез Кулагина на место. Выйдя из машины, Сергей огляделся. Ровной серой лентой Горловское шоссе плавно сбегало от окраины города вниз, туда, где в зыбком сквозящем мареве виднелись небольшие березовые колки, смутно проступали тесовые крыши недалекой деревеньки. Справа, за полем дозревающей пшеницы, высился старый, заброшенный копер. Большой, жарко дышащий город обрывался здесь сразу, без частного сектора, только невдалеке от места происшествия невесть каким образом сохранился домик, крытый потемневшей от времени черепицей. Возле калитки, прислонившись к покосившемуся забору, стоял старик и смотрел в их сторону.

Кулагин раз-другой медленно прошел по обочине, всматриваясь в глубокие свежие еще борозды на откосе, в смятую внизу траву, в жирные черные потеки.

— А где же стекло?

— Тут было... — растерянно произнес Воробьев и потопал ногой по асфальту. — Вот здесь было насыпано. Черт, куда же оно делось? Кому понадобилось?

Сергей остановился, почувствовав, как вновь охватывает его глухое раздражение. Все одно к одному! Упущений по делу столько, что и до белых мух не выправить. Но я его все равно найду, этого шоферюгу. Спать и есть не буду — найду!

— И что прикажешь делать? — с нескрываемым недовольством спросил он Воробьева. Тот виновато отвел глаза и, не ответив, спотыкаясь, побежал к домику под черной черепицей. Кулагин вытряхнул из пачки сигарету, закурил, глядя, как Воробьев, показывая рукой на шоссе, что-то говорит старику, а тот молча и согласно кивает. Потом они вместе вышли на шоссе.

Шагах в трех от Кулагина старик остановился и, лихо сдвинув каблуки разношенных яловых сапог, произнес:

— Здравия желаю, товарищ начальник!

Кулагин подал руку и с удовольствием отметил, что темная рука старика оказалась неожиданно крепкой.

— Стекляшки, выходит, ищете? — спросил старик, немигающе глядя в глаза Сергею. — Здесь их правда много было. Усыпано все. Когда машины стукнулись, я аккурат в садочке копался. Слышу как взвизгнули тормоза — и удар, будто пустую бочку с крыши кинули. Я — за калитку... Гляжу — легковушка уже в овраге валяется и пламенем взялась... Я сразу до больших домов побег, людям сказал.

Кулагин смял сигарету, отбросил.

— Спасибо, товарищ. А другую машину видели?

— Видел, а как же! Большая такая, грузовая.

— А марки какой? — Воробьеву теперь не терпелось как-то поправиться. — Это для нас очень важно.

Старик посмотрел на него и недовольно сказал:

— Известно какой, я о том и говорю: грузовая. Или не понятно?

— Понятно, отец. Еще раз спасибо, — произнес Кулагин. — А стекляшки все-таки куда же делись?

— Смел я их, товарищ начальник. Вон в те кустики высыпал. Тут мой внучек на велосипеде гоняет. Резину опять же мог спортить, я все и смел. А что, не надо было?

— Покажите, куда вы их ссыпали. А