Экспоненциальный дрейф - Андреас Эшбах

— Похоже, не переживет. Знаешь, что он делает? Он шантажирует ее. Хочет, чтобы она в последний раз провела с ним выходные, или он все расскажет ее мужу.

Ив Леманн с недоверием посмотрел на собеседника.

— Ты ведь шутишь, да?

— Я о таком не шучу, — возразил Лутц Фейдлер, который тоже когда-то увел свою жену у другого. — Позаботься о нем, Ив. Тебя он слушается. Пригласи его к себе, или что-нибудь такое. А то он совсем с ума сойдет.

* * *

— Юрген! Перезвони мне, пожалуйста, как можно скорее. — Гудок. Потом еще раз, уже немного раздраженно: — Это опять Сюзанна. Слушай, где тебя носит? В больнице до тебя тоже не дозвониться. Перезвони мне, пожалуйста, это важно. — Еще один гудок, и пленка остановилась. Красная сигнальная лампа на передней панели перестала мигать.

Юрген Ребер почесал подбородок, посмотрел на свое отражение в зеркале возле вешалки — он выглядел сильно уставшим, — и потом бросил взгляд на календарь, висевший рядом с зеркалом. Важно. Ах, вот оно что! То есть госпожа Сюзанна Мангельсдорф соизволила заранее распланировать пасхальные выходные. Наверное, ей предложили вступить в секретное общество пасхальных зайчих или что-нибудь в этом роде, и она просто желала убедиться, что он в это время занят на работе. Ребер решил, что не стоит спешить с ответным звонком, накрыл телефон и автоответчик огромной подушкой, которая специально для таких случаев лежала рядом с гардеробом, и пошел спать.

На следующее утро он проснулся из-за долгого звонка в дверь, который раздался за пять минут до того, как зазвонил будильник. На пару секунд ему в голову пришла странная мысль, что разъяренная Сюзанна могла выехать к нему ночью, и теперь именно она стоит за дверью. Но ведь такого не могло быть!

Этого и не произошло. За дверью стояли двое коренастых мужчин в серых плащах и с одинаково равнодушным выражением лиц. В руках у одного из них было удостоверение.

— Зеранский, — представился он. — Отдел по расследованию убийств. Я говорю с доктором Юргеном Ребером?

Ребер кивнул, и ему показалось, что все происходит во сне.

— Да.

— Вы знакомы с госпожой Верой Фельдхаймер?

— Нет. — Странный сон. — Первый раз слышу.

— Может быть, видели? — Рука с удостоверением исчезла в кармане и вернулась с фотографией. Юрген посмотрел на нее и стал сомневаться в том, что еще спит.

На фотографии была синеволосая девушка из Берлина.

Ребер взял фотографию в руки. Никаких сомнений — это была она. Взъерошенные волосы, выкрашенные в ярко-синий цвет. Насмешливый взгляд.

— Что с ней? — спросил Ребер и едва слышал, что отвечал ему недовольным голосом полицейский. Что она мертва, убита, и как раз поэтому они здесь.

Он четко слышал, как в его ушах билась кровь. Ему стало холодно, словно все его органы покрылись инеем.

— Она была секретаршей моего научного руководителя, — услышал он собственный голос, — профессора Шмидта из…

— Мы знаем об этом, — перебил его полицейский. — Нам нужно выяснить, были ли вы вместе с ней в ночь с седьмого на восьмое февраля 2002 года.

— Я?! — Юргену Реберу не хватало воздуха. Иней вокруг его внутренностей превратился в толстый слой льда. — А почему вы ко мне пришли?

Полицейский забрал фотографию обратно.

— Следователи нашли таксиста, который вспомнил, что утром 8 февраля перед домом пострадавшей к нему сел пассажир, у которого был весьма рассеянный вид. Он также запомнил, куда отвез этого пассажира, в какой подъезд тот зашел, и смог описать его. По этим показаниям наши берлинские коллеги изготовили составной портрет, и изображенный на нем мужчина был опознан несколькими свидетелями как друг некой Сюзанны Мангельсдорф, которая, в свою очередь, и дала нам ваш адрес. И поэтому мы пришли к вам, — равнодушным тоном пояснил полицейский. Только когда он продолжил, можно было услышать злую нотку в его голосе. — После того, как была проделана вся эта работа, таксист еще вспомнил, что этот пассажир расплатился кредитной карточкой. Мы, конечно, уже сравнили имя на банковской квитанции с вашим. И, конечно же, оно совпадает. Так что, может быть, давайте мы пройдем в квартиру, и вы все нам расскажете.

* * *

— Доротее он понравился. — Так объяснила Эвелин то, что потащила его на этот фильм.

Ведь он, Бернхард, уже полгода на ногах, и они могли разок выйти погулять, как в былые времена. За Терезой присматривала соседка, знакомая девушка, уже не раз сидевшая с их ребенком. А коллега Эвелин была заядлой киноманкой, еще ни разу серьезно не ошибившейся в своих оценках.

Значит, «Игры разума». Фильм вышел в прокат всего неделю назад. История жизни гениального математика Джона Нэша. На экране показывали студенческие годы Нэша, как он прогуливал лекции и беспрерывно пытался найти задачу, решение которой прославило бы его. Показывали, каким образом юному математику пришла идея написать ту статью, которая спустя несколько десятков лет принесла ему Нобелевскую премию по экономике. Как его приняли на работу в Минобороны США и после завербовали в качестве специалиста по расшифровке кодов. Как он разгадывал тайные сообщения, оставлял свои отчеты на конспиративных явках, и как за ним следили вражеские агенты. Но вдруг, совершенно неожиданно, выясняется, что весь «агентский» сюжет — всего лишь часть шизофренической фантазии математика, и зритель находится в глубоком недоумении — на каком месте он покинул реальный сюжет и погрузился в запутанный мир главного героя?

Когда они выходили из кинотеатра «Метрополь», у Бернхарда возникло неприятное чувство, что он увидел свою собственную жизнь. Ведь он верил в такие же немыслимые вещи. Был убежден в том, что он — инопланетянин, проживающий в теле человека. Его встречи с сородичами — человеком в красной куртке, который приходил к нему в ноябре, англичанином в парке… Его миссия… Разве у него есть хоть какое-то доказательство, что все на самом деле так, как он думает? Намного вероятнее, что эти бредовые представления — в лучшем случае последствия его комы, в худшем — предвестники начинающейся шизофрении.

Бернхард посмотрел на женщину, идущую рядом с ним. Эвелин… Он заставил себя вспомнить ее имя. Она умышленно повела его на этот фильм? Чтобы он снова начал ходить на прием к невропатологу Гану?

И может быть, это и есть единственно правильное решение?

Но мысли Эвелин, кажется, были заняты совсем другим.

— Кстати, я недавно разговаривала с бывшей одноклассницей, она пригласила меня к себе, — сообщила она. — На выходные после Пасхи. Ее муж с детьми уезжают, и мы с ней сможем спокойно поболтать о былых временах.

Было что-то странное в том, как она это сказала. Слова звучали как-то отстраненно, будто Эвелин разговаривала сама с собой, но в то же время она была напряжена до предела. Бернхард чувствовал, что Эвелин о чем-то умалчивает, как другие чувствуют электромагнитное поле.