Умельцы - Александр Новиков

— Я, — сказал он, — буду разговаривать с вами только в присутствии адвоката.

— Да брось ты, Строгов, — сердито произнес Петрухин.

— Душный вы человек, Игорь Василии… «В присутствии адвоката!» Глупости это. Разговаривать мы будем. Пройдем вместе в кабинет господина Тищенко, где вся эта НЕПРИЯТНОСТЬ произошла, и вы нам все расскажете. Но это потом. А сейчас поговорим о ваших телефонных звонках.

— О чем?

— О ваших телефонных контактах в дни, непосредственно предшествовавшие убийству Нокаута, — повторил Купцов.

— Зачем?

— Надо. Вот список ваших звонков. Мы полагаем, что среди них есть и телефончик убийцы, — сказал Купцов.

— Или ты ему из таксофона звонил? — равнодушно вставил Петрухин.

— Что?

— Или вы через пейджер общались?

— Я?..

— Ты, ты! — ткнул пальцем Петрухин. — На какой номер ты ему звонил?

— Я ему не звонил, — твердо ответил Строгов.

— Хорошо, — сказал Купцов. — Давайте поговорим об этих телефонах. Вот списочек. Скажите, пожалуйста, Игорь Василич, чей это телефон? За четыре дня вы пользовались им шесть раз.

— Этот? — Строгов всмотрелся в список, слегка прищуривая глаза, как это делают близорукие люди. — А, так это моего водителя телефон.

— Давайте проверим, — сказал Петрухин, придвинул «Панасоник» и потыкал пальцем в кнопки. — Але. Николай Иваныч? У тебя машина на ходу?.. Кто-кто? Конь в пальто. Готовься, скоро кататься поедем.

Петрухин положил трубку, кивнул Купцову: вычеркивай. Купцов вычеркнул один телефон, сказал:

— Хорошо. Это чей номер?

— Это? Это номер моего адвоката.

— Замечательно. Как зовут адвоката?

— Александр Моисеевич Штурм.

— А… так я его знаю, — произнес Купцов. — Проверим телефончик?

— Проверяйте.

Купцов подвинул аппарат, набрал номер.

— Александр Моисеич? Здравствуйте… Александр Моисеич, моя фамилия Купцов, имя-отчество… ага! Вспомнили! Замечательно, хорошая у вас память… Нет, не по службе, но по делу одного из ваших клиентов… Зовут его Игорь Василич Строгов… Нет, нет, Александр Моисеич. Службу в милиции я давно оставил… Какое я имею отношение? Очень простое. Проанализировать обстоятельства этого дела меня по-приятельски попросил Виктор Альбертович… Да, именно он… Мнение? Скверное мнение, Александр Моисеич. Скверное. Не хочет ваш клиент говорить правду, вводит всех в заблуждение. Думаю, кстати, что это Вы ему подсказали такую тактику… Да нет, от вас я ничего не хочу. Просто изучаю связи вашего клиента. Всего доброго, Александр Моисеич… И вам того же.

— Убедились? — язвительно спросил Строгов. Вероятно, его несколько поддержало невидимое присутствие адвоката.

— Убедились. Вычеркиваем. Едем дальше. Это что за номер?

— Я не обязан вам отвечать.

— А придется, Игорь Василич.

— А если я все же откажусь? Петрухин лениво сказал:

— Сейчас, Игорь, я схожу за Брюнетом.

Строгов помялся немного и ответил нехотя:

— Это телефон женщины. Вам он совершенно ни к чему.

— Позвольте мы сами будем решать.

— Это телефон женщины, с которой я…

— Да мы поняли. Вы нам просто назовите адресок этой дамы, имя-отчество. У нас есть к ней пара вопросов.

— Это неуместно совершенно. Она замужем.

— Вот что, Игорек, — жестко сказал Петрухин, — неуместно это было до тех пор, пока ты не оказался причастен к убийству. Раньше — да! — это было твоим личным делом… Но теперь — извини… все обстоятельства твоей жизни мы будем изучать под микроскопом.

— Но это все равно останется вашей тайной, — сказал Купцов. — Ни вашей жене, ни мужу этой дамы мы ничего не сообщим. Вы поняли?

— Я все равно не хотел бы…

— Адрес!

— Черт с вами! Пишите. Петрухин записал.

— В какое время вашу пассию можно застать дома так, чтобы не встретиться с ее мужем?

— Днем. Она не работает. Давайте я позвоню ей.

— Звонить ей не нужно, — ответил Петрухин. — По крайней мере, сейчас.

— Хорошо, — сказал Купцов. — У нас с вами остался последний телефон… ну, что вы нам про него скажите?

— Это тоже ее телефон, — устало ответил Строгов.

— Как это?

— Я, видите ли, купил квартиру… специально, чтобы встречаться с ней.

— Не слабо, — сказал Петрухин. — Широкий ты мужчина, Игорь. Давай адрес.

Строгов продиктовал адрес.

— Ключи от этой хаты у вас есть? Ни слова не говоря, Строгов вытащил из кармана связку, снял с кольца два ключа.

— Когда будете говорить с Ольгой, — попросил он, — пожалуйста… поаккуратней. Проявите, пожалуйста, такт.

— Не первый год замужем… Ну что, Леонид Николаич, я, пожалуй, поеду, познакомлюсь с Ольгой Викторовной, — сказал Петрухин.

— Да, поезжай. А мы с Игорем Васильевичем пообщаемся здесь, в офисе, — ответил Купцов. И, наклонившись к партнеру, добавил: — Поосторожней там, Дима. Черт его знает, для кого квартирка-то снята.

— Не первый год замужем, — повторил Петрухин и, поигрывая ключами, вышел.

Купцов:

Димка ушел, а я остался в обществе господина Строгова. Какое-то время мы молчали. О чем думал Игорь Васильевич, я не знаю. А я думал о том, что наша телефонная проверка, похоже, не оправдала надежд. Скоро Димка вернется и подтвердит: пустые телефоны. Действительно — принадлежат любовнице.

А еще я думал о том, какие мотивы руководят Строговым? Что на самом деле произошло двадцать третьего апреля? Почему он так упорно отмазывает второго участника инцидента?

— Что вы молчите? — спросил вдруг Строгов.

— Говорить, вообще-то, нужно вам, Игорь Василич. Я надеюсь на вашу откровенность и рассчитываю, что беседа будет конструктивной.

Конструктивной беседы у нас не получилось. Строгов был скован, но упорно придерживался своей версии. Той, которую он уже излагал для милиции: да, незначительный повод для конфликта между ним и Тищенко был — тот самый злополучный «фольксваген». Да, в воскресенье, двадцать третьего апреля, они собирались встретиться в офисе и окончательно закрыть тему. Плевая тема-то… Но Тищенко — человек с уголовным прошлым и бывает… э-э… неадекватен. Поэтому пришлось пригласить на встречу знакомого решительного парня. Для, так сказать, моральной поддержки. Не более того. Вы понимаете?.. Да, кивнул я, понимаю… Ну, вот! Видите! Кто же мог знать, что Тищенко, козел этакий, хранит в кабинете помповое ружье? И уж тем более: кто мог знать, что он попытается пустить его в ход? А Саша ружье отобрал… в процессе борьбы…. в общем — страшная трагедия! Вы меня понимаете?