Соня и ведьма - Даха Тараторина

— Я мужи-и-ик, — хныкал портальщик, пуская из носа пузыри, — мужи-и-ик! Можно мне домой?

Честно говоря, я бы на месте шефа послала Вадима не то что домой, а в места куда более отдалённые. Но Кир, кажется, щёлкал стрессовые ситуации с частотой семечек.

— Соня, не отвлекайся: дыши! Пискни, если понимаешь, — я издала звук, который условно означал «я жива, но поторопитесь уже». — Вадя… Вадя! — с холодностью айсберга Кирилл поймал улепётывающего подчинённого за шкирку, развернул и мотивировал к работе подзатыльником. — Затормози наш мир. Только наш, другие не трогай.

— Но Соню же может разорвать…

Я протестующе замычала: разрываться не хотелось.

— А так сплющит! Какой грех предпочтёшь взять на душу?

Я бы предпочла Вадиму душу не отягощать вовсе, тем более собственной смертью.

— Готов? — портальщик замотал головой, но начальство сказало «надо», так что пришлось ответить «есть!». — Вадим, пошёл!

— Сто-о-о-оп! — взвыл бедняга на одной ноте. Уши его мигали, меняя цвета в произвольном порядке.

Как через слой киселя, Кирилл двинулся ко мне. С видимым усилием, тяжело, медленно.

Думаешь, тебе паршиво? Меня тут, на минуточку, не то разорвёт, не то расплющит. Вот тебе и первый рабочий день!

— Кир, тебе же руку отрежет! — паниковал портальщик.

— Новую пришью, — с ледяным спокойствием огрызнулся шеф. — Соня, тянись! — донеслось сквозь толщу невообразимо густого воздуха. — Тянись ко мне!

Он подбирался ближе, но облегчения по этому поводу я почему-то не испытывала.

— Соня?

— Не хочу, — боль никуда не делась, но ведьма, наконец, перестала метаться в моей голове. Две души уселись отдохнуть в разных углах ринга, дав передышку телу. И обе сошлись во мнении: — Ты стрёмный.

«Полностью согласна».

— Тебе со мной детей, что ли, растить? — процедил он и вцепился в толстовку на груди так, что ткань затрещала. Потянул, точно выволакивал на берег утопленника.

— Ай! Больно! — забилась я.

Вадим вторил:

— Я больше не удержу! Кир, я не могу больше!

— Р-р-работнички! — всполох жёлтого света резанул поперёк руки, пытаясь отделить добычу от непрошеного защитника. Кир скрипнул зубами, когда сквозь дыру в колючем рукаве проступила кровь.

Он действительно пугал. Бледный, жёсткий, жестокий. В этот миг я увидела его. Чужими глазами, чужими воспоминаниями. Человека, потерявшего так много, что обрести что-то новое он уже не пытался. Человека, смотрящего на меня с чистейшей ненавистью.

Он не вытащит меня. Столкнёт, как с крыши многоэтажки, и скажет, что не справился. Никто не осудит его.

«Он имеет на это право», — промелькнула мысль женщины, некогда знавшей мрачного колдуна.

Длинные холодные пальцы гитариста остановились так близко… Сквозь ткань кофты я чувствовала лёд его кожи. Одно крохотное усилие…

— «Тебе даже не придётся убивать меня. Просто отпусти. Отпусти… нас обеих».

Он и правда задумался. Это ли не самый простой способ избавиться от невероятно сильного и опасного существа? Не спасти — это же намного проще, чем убить. И тогда не станет ни жуткой ведьмы, имя которой боятся произносить вслух, ни глупой Сони, оказавшейся не в том месте не в то время.

Но потом Кир посмотрел на меня иначе. По-новому, странно, удивлённо. Он хмурился, борясь с самим собой и поражаюсь тому, что вообще нашёл в себе силы бороться. И, наконец, сделал выбор.

Рывок — и в следующее мгновение я уже лежала в объятиях босса.

— Слезай.

Кубарем скатилась на пол, теряя очки.

Вадим хлюпал носом, придерживаясь за спинку мягкого кресла, портал неровно, клочьями, впитывался в ствол дерева.

— Вадим, — парнишка упал на кресло, надеясь, что страшное позади. — Выговор с занесением в личное дело, — кратко резюмировал начальник. — Соня, — я нашарила окуляры, чтобы знать, какую сторону гордо игнорировать, когда меня начнут отчитывать. Но босс не стал размениваться на скандал и кратко приказал: — За мной.

Убьёт. Или прогонит с места. Впрочем, место я пока не получила, так что последнее не так обидно. А вот умирать сразу после чудесного спасения не тянуло совершенно.

Когда мы уединились в его комнате, шеф долго и тщательно менял повязку на голове, искал нужные бутылочки с подозрительными жидкостями, до невозможности аккуратно их смешивал и, ясное дело, мучал неизвестностью. Да лучше бы меня в портале располовинило!

Он с сожалением осмотрел повреждённый рукав кофты (разрез явно планировал расходиться и дальше), закатал его и принялся неуклюже обрабатывать порез непривычной левой рукой.

Я робко предложила:

— Помочь?

— Помогла уже, — рыкнул он, но, подумав, кивнул на диванчик, прихватил пару пузырьков с неопознанными жидкостями и сел рядом. — На, выпей сначала, — протянул он тот, что побольше, тёмного стекла.

«А если яд?» — заволновалась ведьма.

Нет, ну вряд ли Кир спас меня, чтобы угробить самому. Хотя…

— Что там? Успокоительное? Зелье?

— Всего понемножку, — он первым приложился к горлышку, добавив мне решительности.

— Ой! Кха-а-а-а! — закашлялась я. — Это же… Это…

— Коньяк, — мужчина отобрал бутылку, пока я её не уронила, и сделал ещё глоток. Пояснил: — Лучшее успокоительное зелье из известных. Зашить сможешь?

Я сдуру кивнула, пока не поняла, что зашивать полагается не любимую старую кофту (такую ценность мне бы никто не доверил!), а рану на предплечье.

Прочитав ответ по выражению лица, Кир предпочёл не настаивать:

— Тогда просто обработай и залепи пластырем.

Я подчинилась. В ходе операции пришлось ещё дважды прибегнуть к волшебной силе успокаивающего зелья. Всё такого же дрянного на вкус, но помогающего дёргаться чуть меньше, когда касалась ледяной кожи.

Корица… Запах рождества и пряников, ароматного горячего чая, свежеиспечённого яблочного пирога. Наверное, всё дело в алкоголе. Откуда бы иначе взяться этому мирному тёплому аромату? Не от колючей же кофты, которую страшно случайно тронуть!

— Спасибо, — пролепетала я, с третьей попытки наклеив пластырь ровно. — Я там очень испугалась.

Шеф сухо кивнул, принимая благодарность без особого воодушевления. С явным облегчением натянул рукава кофты до самых запястий и спрятал ладони под мышки.

— Она оказалась сильнее? — неожиданно спокойно поинтересовался Кирилл.

— Скорее, я слишком слабой…

— Ты чувствуешь её?

Я облизала сухие шершавые губы. Пожалуй, не такая уж гадость этот коньяк. Сейчас бы, например, не помешал ещё глоток.