Золотой империал - Андрей Ерпылев

Пробуждение было ужасным. Самым чудовищным было не то, что он проснулся в чужой постели совершенно голым и в одиночестве, и даже не то, что на стуле, куда Виталий впопыхах покидал одежду, восседал, закинув ногу за ногу, приветливо улыбающийся во все тридцать два белоснежных зуба мужчина средних лет. Трагизм ситуации заключался в том, что белозубый пришелец беззаботно поигрывал его, Лукиченко, табельным пистолетом, явно извлеченным из знакомой до последней царапинки кобуры, сиротливо валявшейся на полу...

— Не будем делать резких необдуманных движений, подпоручик, или какой у вас там чин... — Улыбчивый гость шутливо покосился на милицейский погон с двумя серебряными звездочками, выглядывающий из-под скомканной форменной рубахи.

— Лейтенант, — совершенно автоматически поправил его Виталий, лихорадочно ища и не находя выход из создавшейся ситуации.

— О-о... Как на флоте... А я, милостивый государь, в бытность мою в ваших летах, уже носил чин штаб-ротмистра лейб-гвардии Конного, ея императорского величества полка... — Видя полное обалдение на лице милиционера, он рассыпал коротенький смешок и продолжил: — Да, я не представился... Князь Георгий Викентьевич Кавардовский, к вашим услугам! — Мужчина вежливо склонил голову, украшенную идеальным пробором. — А вас, простите, как звать-величать?

— Князь? — как ужаленный подскочил на постели Лукиченко, не обращая никакого внимания на то, что пистолет своим непроницаемо-черным зрачком тут же уставился ему точно между глаз.

* * *

— Как видите, Виталий Сергеевич, я вам вполне доверяю! — Князь широким жестом, предварительно вложив в кобуру и тщательно застегнув кнопку, толкнул пистолет к руке его хозяина. — У нас с вами, надеюсь, теперь общие интересы, и мы должны верить друг другу...

«Ага, поверь тебе... — Лукиченко, уже полностью одетый, словно кролик с удава не сводил глаз со слегка изогнутого длинного кинжала с тускло-серым, прямо каким-то дымчатым клинком, не отбрасывающим бликов, воткнутого в столешницу у левого локтя назвавшегося князем Кавардовским господина. — Не этим ли перышком ты банду Серепана-то перерезал? Как курят почикал и глазом, поди, не моргнул...»

Конечно, словам Князя о его службе в лейб-гвардии, о княжеском титуле и прочей ерунде лейтенант не поверил. Не поймешь — то ли чистое вранье, то ли бред сумасшедшего, — но это явно тот самый Князь, без всякого сомнения, безжалостный преступник, менявший царское золото на среднеазиатский опиум-сырец, чем-то запугавший до полусмерти «отмороженного» Клеща, а потом и вообще свернувший ему головенку, походя лишив жизни троих отпетых хулиганов, а четвертого покалечив на всю жизнь... А сколько за ним еще, интересно знать, числится разных подвигов?

— Насколько я понимаю, ваша конкретная цель, господин подпоручик, или как вас там... лейтенант... заключается в поимке преступника, нашкодившего у вас тут... — Князь тонко улыбнулся при слове «нашкодившего». — Причем конкретная личность значения не имеет...

— Э-э... — попытался вставить Виталий, но Кавардовский его перебил жестким тоном:

— Никаких «э-э», милостивый государь. Не имеет. Моя же цель состоит в том, чтобы поскорее убраться отсюда, обзаведшись надежными... Повторяю: надежными документами и, естественно, некоторой толикой наличных средств в местной по возможности валюте... Вы меня правильно поняли? — Князь подбросил на ладони чуть слышно звякнувший пакетик из фольги. — Вы тоже, мне показались, не бессребреник, а, подпоручик?..

— Это... Эти монеты изъяты в целях следствия, гражданин Кавардовский!..

Князь со вкусом расхохотался, откинувшись на спинку стула. Лукиченко, увы, такой возможности был лишен, восседая на табуретке, как давеча Алехина... Кстати, где же она?..

— Да полноте, господин Лукиченко! Мы же договаривались: никаких граждан. Это, знаете ли, отдает Великой французской революцией. Помните: Марат, Робеспьер, санкюлоты, якобинцы, Бастилия, гильотина... Как там ее прозвали, не помните? Кажется, «бритва республики»?.. — Князь будто невзначай провел жестким ногтем по лезвию воткнутого в стол кинжала, запевшему от легкого прикосновения, как туго натянутая струна.

У Виталия от этого звука по спине побежали мурашки, и он непроизвольно втянул голову в плечи.

— Вы желаете знать, где милейшая Анюта, наша, так сказать, нимфа? — продолжил Кавардовский, задумчиво водя ногтем по поющему клинку. — Ее нет... Да не в этом смысле! — поправился он, заметив, как переменилось лицо лейтенанта. — Анюта побежала в ближайшую... хм... лечебницу, или как там сие богоугодное заведение у вас называется...

— Зачем? — опешил Виталий. Кавардовский снова лучезарно улыбнулся и развел руками.

— Зафиксировать, если позволите, следы изнасилования и нанесенных побоев, милостивый государь... Вы же ее изнасиловали, милейший Виталий Сергеевич, не так ли? Причем самым зверским способом. В стиле незабвенного маркиза де Сада...

— Вранье! — запальчиво вскинулся Лукиченко.

Холеная рука Князя с красивым искристым камнем в перстне на безымянном пальце как-то незаметно скользнула на рукоятку кинжала.

— Я просил бы вас, господин Лукиченко, аккуратнее подбирать выражения. За такие слова, извините, бьют по мордасам-с и приглашают к барьеру!

— За базар ответишь, — себе под нос перевел на общепонятный язык лейтенант, опускаясь на табурет.

— Что-что? — весело переспросил Кавардовский, наклоняясь ближе.

Виталий коротко объяснил.

— Какая формулировка! — неподдельно восхитился Князь. — Вот видите: мы уже сотрудничаем! Я надеюсь и далее получать у вас уроки местной блатной музыки. Мои познания, боюсь, здесь окажутся совершенно непригодны... Но вернемся к нашим баранам, пардон, к милой Анечке и вашим с ней совершенно невинным забавам... Видите ли, подпоручик, — если разрешите, я буду вас так называть, это напоминает мне дни прекрасной и далекой гвардейской юности, — у Анюты случайно нашелся портативный фотографический аппарат, вот он... — Князь продемонстрировал обшарпанную «Вилию-Авто» без чехла. — И я рискнул позволить себе запечатлеть для истории несколько понравившихся мне особенно пикантных эпизодов ваших с ней, ха-ха, развлечений... Сидеть! — лениво, не повышая голоса, прикрикнул он на вскинувшегося было лейтенанта. По дороге в лечебное заведение она (по моей просьбе, естественно, занесла вынутую отсюда, — длинным ухоженным ногтем он ловко отщелкнул заднюю крышку фотоаппарата, — маленькую вещицу, здесь называемую почему-то кассетой, у нас она просто и без затей именуется шпулей), по одному надежному адресу. Если мы с вами найдем общий язык, получившиеся фотографические снимки вместе с пленкой в вашем же присутствии будут уничтожены... Или... хм... переданы вам на память, чтобы долгими зимними вечерами на склоне лет вы, Виталий Сергеевич, вместе с Анютой могли посмеяться над зажигательными забавами юности. Не хотите? Ну, это ваше дело. Я бы сохранил на вашем месте. Если же, как это ни трагично звучит, мы разойдемся во мнениях... — Кавардовский выдержал длинную паузу, делая вид, что заинтересованно разглядывает что-то за окном...